В институтской общаге дело было. Я тогда на третьем курсе учился. Нас в комнате трое жило. Те двое других на год младше были. Не сказать что дружили, так приятели. Вечер уже был, около одиннадцати. Я в кровати лежал, а Леха и: не помню, как звали болтали. Тут в комнату вваливаются пятеро датых чуваков. Двое – это наши соседи по секции и остальные их дружбаны. И начали на меня наезжать, типа я настучал на них коменданту. Я и, правда, некоторое время назад пугнул их, что пожалуюсь, если они не прекратят дикие оры и грохот музыки по ночам. Сказано было в сердцах, никуда жаловаться я не собирался. И вот сейчас эта братва, хорошо подогретая, решила размяться на мой счет. Очень скоро слова закончились, в ход пошли кулаки. Били хорошо. Особенно старался один урод, ненавижу падлу, и какой-то белобрысый ...
Ой, что было. Охуеть. Как говорят, пиздец нечаянно нагрянет. Не со мной было бы – не поверил. Я работаю связистом уже четыре года после института. Контора у нас в городе, а линия – 25 км в одну сторону, 25 в другую. Вот я по ней и езжу, обслуживаю точки. Ну, там подкрутка, подтяжка, равномерное размазывание пыли. Когда на машине отвезут, когда сам на автобусе, а чаще на электричке. На этих точках, кроме шкафов на улице, стоят будки ДТ КТП. Вечно забываю, как расшифровывается. Короче, домики из шлакоблоков: маленькая комнатка и предбанник с лопатами, кабелями и прочим хламом. В будке положено дежурить монтеру. Работа у них рутинная, тоскливая – целый день один. Квасят все. Приехал я на * разъезд, отковырял положенное в своих двух шкафах и в будку пошел греться. Зима, холодно, а электричка ...
Олега тут встретил. Работали раньше вместе. Говорит на вокзал идет, Славку З. встречать, своего однокурсника. Тот на выходные приехал погостить. Так заходи, мол, вечером, бухло не забудь. Ну, не знаю, не знаю. С Олегом пить – приключений на свою жопу искать. Я сам, выпивши, человек мирный, скромный (танцы на столе в голом виде не в счет). Олега же, как глаза зальет, пробивает на подвиги. Ну, нормально ли посреди застолья встать, одеться и молча уйти, а через час приползти изпиздоханым, но счастливым? Ага, споткнулся он. Однажды Олег проснулся в багажнике оставленной на стоянке машины, причем не известно чьей. Добавьте способность напрочь забывать, что было накануне, во время банкета. Ну, то есть совершенно. Славку З. я не люблю. Толстый, наглый, с хитрой, прыщавой рожей. Но при деньгах. ...
Глупо как-то все получилось. Даже вспоминать неловко. Ну, в общем, пошел к сестре на день рождения. Светке 23 года стукнуло. Она замуж вышла четыре года назад, киндера родила. Квартиру им дали служебную на аэродроме. Военном аэродроме. Муж Светкин, Костя, окончил училище в Питере. Теперь вот лейтенантит в нашей дыре радиоэлектронщиком. Знаете, наверное, локационные станции такие под землей, а над ними радары крутятся. Вот он там, под землей, и сидит. А дом – блочную пятиэтажку – военные сами построили (солдатскими силами, разумеется) прямо возле взлетной полосы. Аэродром наш никакой не секретный, так учебный. Остались только старенькие дальние бомбардировщики ТУ-16. Да время от времени пригоняют МИГи для отработки полетов. Рев стоит – оглохнуть можно. В такие дни на аэродром посторонних ...
Из Москвы я уезжал ночью. Алма-атинский поезд отходил во втором часу. Чувства подавленности и никчемности, подаренные столицей, сделали отъезд долгожданным. Каким милым был Сашка в августе, когда кругом пахли розы и в сиреневых облаках плавала снежная вершина. В грязной, слякотной январской Москве это был совсем другой человек. Чужой. Отчужденность пробилась с первой минуты, расползлась метастазами и сожрала то, что раньше казалось привязанностью. Привязалось – развязалось. Что я увидел в таком скучном и жалком человеке. Да еще этот вредный старик, Сашкин дед, с которым он делил жилплощадь по улице писателя Твардовскова. Окна седьмого этажа показывали такие же серые, бетонные многоэтажки спального района. Деду я не нравился категорически, я мешал ему жить и дышать. Старик злобно сморкался ...
У нас тут трансформаторная подстанция сгорела. А кто знает от чего. Нихуя же не нашли. Списали на короткое замыкание в кабелях. Полыхало страшно. Плоскую крышу машинного зала выгнуло куполом от жара. Все в саже, как черной краской вымазано. Шухер был невъебенный. Начальству пиздюлей вломили, а нас всех кинули отдрачивать подстанцию. А что там сделаешь-то? Оборудование ж сгорело нахрен. На новое у конторы, разумеется, денег нет. И тут в голубом вертолете прилетает добрая пиздатая фея в лице германской фирмы по производству профильного оборудования и в качестве рекламной акции бесплатно (!) предоставляет агрегаты и комплектующие. Охуеть да!? Видели бы вы это железо. Все на процессорах-компьютерах, ж/к дисплеи, кнопочки-лампочки, хуе-мое. И чтобы наши раздолбаи всю эту иноземную красоту не ...
Моя фотография за восьмой выпускной класс. Четырехэтажное облупившееся здание средней школы, сирень в цвету и 35 учеников в три ряда на ступеньках. Белые фартуки, банты, косички и комсомольские значки – 16 девочек вокруг нашей классной учительницы, доброй и наивной женщины. Вон в ту пухленькую девочку с длинными белыми волосами я влюблен с шестого класса. Тогда она мне казалась самым красивым существом на свете. Синие костюмы, белые рубашки, галстуки и опять же значки с профилем Ленина – 19 мальчиков. У четверых я сосал, двое трахали меня в задницу.: Школьные годы чудесные: Видите, в верхнем ряду второй слева худенький мальчик с застенчивой улыбкой – это я. Рядом красивый пацан с русыми кудряшками и наглым взглядом – это он. Игорь Я-н. Мой первый. Мальчик, которого я сначала боялся и ненавидел ...
Посвящается Гаррику. В первые сентябрьские дни в советских школах была славная и обременительная традиция писать сочинения на тему "Как я провел лето". Не вспомню уже, что я написал в том далеком 1983 году, глядя из школьного окна на порхающее золото листвы и пронзительную голубизну осеннего неба, но сегодня на клетчатые листы тетради за две копейки пролились бы совсем другие слова, чувства и образы, сплетаясь в яркий, солнечный узор последнего лета детства. Итак, мне стукнуло 14 лет и я с отцом ехал в деревню к бабушке. Ехал. Двое суток изнывал от духоты в вонючей плацкарте с полным набором фирменных прелестей – очередью в туалет, отсутствием воды, потными, крикливыми пассажирами и въедающимся в кожу и память специфическим запахом вагонной пыли. Но еще там был ОН – русоволосый, потерявший ...
Посвящается Манечке, Доброй и красивой девушке. На 9 мая Жека сговорил в Е* ехать – город побольше, народ потолще, салют погромче. Не мы одни такие центроустремлённые оказались – электричка была битком. Жека – шустрый веник – ещё сел, а меня стиснули в проходе тела любимых соотечественников, вывернув как буратину последнюю. Из этой оказии вышел нежданный интерес. Рука за спину вывернута оказалась, а соотечественники мои (любимые всё больше и больше) неугомонно шастали туда-обратно – за билетом, с билетом, в туалет, из него. Теперь складывайте сами: теснота плюс рука на уровне сами понимаете чего плюс находящиеся в непрерывном движении по-летнему раздетые тела. Ну?: Вообще-то "фротаж" это называется. Кажется. Сколько в моей ладони оказалось писек-попок – не сосчитать. Нет, вы не подумайте ...
Завизжать и звать на помощь – или бить по яйцам. Такую дилемму решала для себя миловидная дама, когда мужчина приличной на вид наружности резко дернул её за сумочку. Дама находилась в том нервическом, пограничном возрасте, когда прохожие начинают размышлять, как же к ней обращаться – девушка или женщина. Мы будем добры и милосердны, и продлим девичий век. Девушка в свое время определилась с извечной женской проблемой – быть слабым существом и использовать свою беззащитность как сокрушительное оружие массового мужского поражения, или быть сильной, эмансипированной, а значит современной дамой, что давало соблазнительную возможность не стеснять себя предрассудками и условностями поведения и не скрывать нажитые за годы вредные привычки и дурные эмоции. Завершенность и отшлифованность столь ...
