Прошло несколько дней, но я уже знала все наказания, испытала не раз на себе каждое из них, и знала все штуки, которые выкидывали каждый день деректриса Наталья Ильишна и КО. Дело было так: утром, после ледяного группогого душа вся наша комната вытиралась, ложилась на кровать, не одевалась, конечно, и ждала. Этот момент Юлька пропустила, чтоб не уж так сильно шокировать новенькую, т. е. – меня родную. Мы ложились, и через минуты две-тире-пять приходила Наталья Ильишна собственной персоной, и еще несколько человек с ремнями. Н. И.(дальше я буду звать её так) занималась лично мной. Она оспала мою задницу сильнейшими ударами, предварительно привязав меня специальными веревками, которые все время были на кровати, их никогда не снимали, и ноги и руки оставалисьп привязанными. Я выла от боли, ...
Я стоял около ее дома и ждал ее. Я знал, как она любит летом ездить на дачу и ждет лета весь год, а когда ее машина вьезжает на маленькую улочку, где мы живем, ее глаза начинают блестеть от слез, она начинает смеяться и плакать одновременно. Мы все встречаем ее, там, около дома ее тети, сама тетя, я, моя сестра, и двое наших друзей – девчонка и пацан. Боже, как давно мы дружим! И вот она бросается в обьятия тети, потом – моей сестры, потом другой девонки, потом – в другого пацана, и я единственный знаю, что самое счастливое мгновение для нее еще впереди, тогда, когда она обнимет МЕНЯ. И вот ее загорелые руки сжимаются у меня за головой и она крепко обнимает меня, а я-ее, потом мы целуемся в щеку, она меня, я-ее, а потом она идет в дом к тети, а мы уходим домой. На сделующий день мы ииграли ...
Я жила с родителями и с братом. Мне тогда было 17, моему брату Артему – 15, а нашим предкам около сорока. Я хожу в одиннадцатый класс, Артем-в девятый. Сейчас март, самое начало месяца. Среда. Артем возвращается из школы, я пришла на пять минут раньше. Я выхожу в коридор. – Привет, Темка! – Отстань, дура. Он снимает портфель и смотрит в сторону. – За что ты меня так, братишка? – добродушно отвечаю я. – Потому что у меня проблемы, а ты дура и шлюха, ясно тебе?! Родителей дома нет. Мама приходит в девять, папа – в десять, в одиннадцать, когда как. Я краснею от злости. – Что ты сказал?! – Что слышала, шлюшка ты наша! Я размахиваюсь и даю ему по щеке. Он сильнее меня, но он никогда не посмеет ударить меня. Да, у него ужасно вредный характер. Лет десять назад это было еще мило – вредный и прикольный ...
Маришка и Наташа баловались. ОНи кидались из окна пакетиками с водой. После того, как пакетик добирался до своей цели, раздавался дружный смех. Прохожие кричали и вижжали, а девчонки катились со смеху и кричали:"Ой, немогу!" и продолжали кидать. Вот пошел какой-то мужик. Они угодили ему по лицу и начали смеяться. Мужик не стал ругаться "безобразием" но просто вошел в их подъезд. Девочки притихли. – Это же Сергей Вадимыч, наш сосед! Блиннннннн! Это была квартира Марины. Она здесь жила со старшим братом, отцом, и матерью. Брата она тихо ненавидела. Стоило ей нагрубит ему, она получала пребольную оплеоху или подзатыльник, а потом отправлялась в гуол часа на два, да еще стоя. Отца она видела редко, он приходил около 11, 12, но так же был суров и строг, как брат. Если она грубила ему. было ...
Маринка проснулась наутро. Все болело. Она заплакала. В её комнату зашел отец. В руке он нёс ремень спряжкой – братовский. – Марина, ты провинилась. Ты должна быть наказана. – Но я уже была наказана вчера, папочка. – Этого не дотаточно. Ты заслуживаешь большего. Тебе ясно, дрянь? – Да, папочка. Марина стала убирать постель. – Позавтракай и приходи ко мне в кабинет, ясно, дрянь? – Да, папочка. – Ты ведь знаешь, что не права? – Да, папочка. – Ты знаешь, что должна быть наказана? – Да, папочка. – Ты знаешь, дрянь, что должна быть наказана суровее, чем вчера, при Наталье? – Да, папочка. – Отлично, иди ешь, дрянь. Марина быстро покушала и пришла к отцу в кабинет. Он привязал её специально преднозначенной для порки лавочке, и руки и ноги, и спустил и штаны и трусы. На этот раз, из шкафа, он ...
Со времен последней порки прошло много лет. Марина вырасла, вышла замуж, и родила сына Мишку. К этому времени её сыну уже было 15. Марина очень рано выскочила замуж, от родителей, чтобы избавить своё измученное тело от побоев. Ей было только 17, когда родился Миша, а через год она вышла замуж за своего парня, от которого забеременела. Марина отличалась от родителей мягкостью, и не хотела применять к сыну физические наказания, хотя сын не рос спокойным и тихим, наобарот – шаловливым, дерзким, клевым, дерзко красивым и веселым. Словом, он имел все те качества, которые бабушка и дедушка ненавидели в людях. Они были злыми, мелочными, уродливыми, спокойными, и задумчивыми. "У тебя, Мишка, шило в жопе", говорили они. Он их недолюбливал. Марина с сыном как-то приехали на день рождения отца. Поели, ...
Я смотрела на свою госпожу, которая, лаская свою киску, балаженно вздыхала. Она все ещё сидела на попке на ковре, дивно раздвинув свои тонкие, красивые длинные ножки. Я тоже медленно положила руку и начала усиленно ласкать свою киску. Она очень рассердилась, увидя это, и, встав и поправив юбку, подошла ко мне. – Ах ты маленькая развратница! А ну на колени. ТЫ разве не знаешь, что твоя писенька туже теперь не твоя, а теперь она наша с господином. Отвечай. – Знаю, госпожа, но. Я встала на колени. – Что но?! – перебила она меня. Разве ты не знаешь, что без нашего позволения тебе нельзя ласкать себя? – Знаю, госпожа, но. – Что но?! – опять перебила меня госпожа. Разве ты не знаешь, маленькая сучка? В её руках взмазнула жесткая, длинная плеть, которая через секунду, может-две, достигла своей ...
Дорогие мои читатели, это наверное последний опубликованный мною рассказ. Все эти рассказы лишь выдумка, которую я не смогла воплотить в жизнь, все мои чувства и эмоции здесь, перед вами, и моя душа как раскрытая книга. Я вошла в конмату с плетью в руках. Он мирно спал на своем коврике. Я ухмыльнулась, какое милое создание, подумала я, а ведь иногда ведет себя так, что даже забывает, кто он такой, и мне приходиться его воспитывать, чтобы сделать из него идеального раба. Я молча подошла к его телу, лежащему на ковре, и мирно похрапывающему. Моя плеть взвилась в воздух и нанесла сильнейший удар по ногам, еще раз, по заду, и еще раз, по животу и груди. Я продолжала бить его, хотя видела, что он проснулся. Он не шевелился, но его вздрагивание и подавленные крики говорили за него: он был бодр. ...
Когда меня выдавали замуж, я очень не хотела этого, постоянно плакала и умоляла отца не выдавать меня замуж, но он каждый раз только порол меня за слезы. В брачную ночь, когда я пребольно потеряла девственность, муж привязал меня к кровати и начал издеваться – он ссал мне в рот, он бил меня своим хуем по лицу, он мрал мне в рот, и всячески унижал меня. Он дергал мои соски и половые губки, он трахал меня так грубо, как насильник, а не как любящий муж. На следующий день я, мой отец, и мой муж собрались в комнате. Отец сказал, что передает свое сокровище – то есть меня – ему, и что хочет, чтобы он не давал мне выбиваться из рук. Он сказал, что теперь я его вещь, и что он может делать со мной все что хочет. Когда я начала плакать – ведь я так мечтала о моем принце – он показал методики восптания, ...
Наташа. Это была развязная девка, вечно с сигаретой в руке и в короткой кожаной юбочке. Вечно матерится. То, что она перемела всех парней в школе, было известно всем. Жила она с родителями, которые, видно, не доглядели. Сигаретный запах легко перебить мятной жевачкой, а одежда – что ж, у девочки есть свой стиль, считали предки. Училась она на двойки и тройки. Однажды она привела домой парня из школы, и, когда родители зашли в комнату, вернувшись с работы раньше обычного, они оба кончали. Ну, ясно дело, родители не знали про ее опыт в сексе. Думали – первый раз. Парня выгнали, а ей наняли репетитора, Николая Иваныча. Чтоб сидел с ней днем, заставлял учиться, и парней не пускал. Это был мужчина 30 лет, брюнет, высокий и мускулистый. * В первый день Наташа вернулась навеселе. Праздновали ...
