Поезд

На-стороженное ухо ловит редкие команды диспетчерского громкоговори-теля, но они часть этой тишины, они подчеркивают ее непостижи-мость и целомудренность. Кажется, что замерла сама жизнь. Тишина. Начинает щемить там, внутри, где еще живет душа и до слез хочется понять жизнь и ценить ее не так как понимал и ценил прежде... И кажется, что уже близок момент истины, еще немного и наступит некое всеобщее, вселенское прозрение, но лязгают буфера, и пошло, поехало. Очень скоро, эти ночные станции забываются. Забываются, как хорошие милые сны. Рад бы вспомнить, да никак. И никогда не будет в жизни этих станций. Никогда не повторится.
Слушая тишину, Мишка затосковал. Может быть впервые, нава-лилось на него глухое, беспросветное одиночество. Ощущение его сделалось вдруг невыносимым и стало тоскливо, до слез. Зачем он живет, куда спешит в этом грохочущем поезде? Двое на соседней полке тоже затихли.

Он и не заметил, как тронулся поезд. Просто поплыла узкая по-лоска света из узкой щели под шторой. И тогда горячая, гибкая Ве-рочка быстро скользнула к нему под простыню.

Они лежали лицом к лицу, тесно прижавшись, ощущая на своем лице чужое, горячее дыхание друг друга, потому что только так и можно было лежать на этом узком ложе, где на подушке есть место только для одного, а голова милой должна покоиться на сильной руке мужчины.

Вагон качался спокойно и размеренно, подталкивая девочку в ко-роткой ночной рубашке ближе и ближе к напрягшемуся Мишкиному телу. Да и куда уж ближе! Сквозь тонкую ткань он чувствовал слов-но, мягкие упругие мячики прижимавшиеся к его груди. Узкие, неж-ные бедра и острые коленки. Опасаясь, что она может упасть, он об-нял ее, прижал к себе еще крепче и нашел ее рот и принялся цело-вать уголки ее полураскрытых губ. Она ответила на его поцелуй, роб-ко и неуверенно, и Мишка снова целовал ее. Еще, еще, еще... Поезд шел, не спеша, осторожно покачивая вагон, и его рука уже блуждала по ее спине, под рубашкой. Не встречая сопротивления, его пальцы начинают сдвигать вниз резинку трусиков, еще немного...

– Полотенце подстелите, сластены! – раздалось с соседнего дивана. Хихикнул, не заснувший еще кадет, и получил звонкий шлепок по го-лому заду. Лина отдавала долги и тем и этим.

Тело Верочки сразу закаменело, стало чужим и неподатливым. "Приехали" – ругнулся по себя Мишка в обиде на Лину и весь белый свет. Они, по прежнему, осторожно целовались с Верочкой, но едва он пытался посягнуть на большее, сразу встречал решительное со-противление. И то чудное единение желаний уже не приходило!

Сразу стало заметно, что темнота не такая уж непроницаемая. По бокам двери обозначилась раздражающая светлая планка. В щель под шторой то и дело подмигивали проносящиеся мимо фонари. Мишке казалось, что он видит неугомонных соседей копошащихся под про-стыней. Они поменялись местами, и теперь Лина, навалившись на юнца, бурно работала своим атлетическим задом. Судя по всему она ни как не могла кончить, и он пытаясь ей помочь, только мешал. Ли-ночка бурно дышала и время от времени урезонивала его громким шепотом:

– ... не надо, не надо, дай я сама! Наконец это ей удалось и до-вольная она затихла в объятиях Эдика.
Вагон доброжелательно покачивал ее, создавая сладостное чувст-во успокоения, и его слабеющий пенис, казалось, пошевеливается, со-вершая последние движения уже без всякого участия насытившихся.

Вскоре Лина отправила довольного юнца спать наверх, и Миш-ка представил, как она, лежа на спине вытирает полотенцем между ног, тщательно укрывается одеялом. Потом она повернулась к стене и затихла. Верочка, прижавшаяся к Мишкиной груди, тоже заснула. Вагон баюкал неугомонных пассажиров, навевая дрему. Злость остави-ла Мишку, и раздражение растворялось в теплом воздухе, пахнущем духами, дымом и еще чем-то железнодорожным.

Проснулся он сразу. Ночь заботливо укрывала посапывающего кадета и раскинувшуюся на узком купейном диванчике Линочку. Поезд стоял.

Горячая волна желания накатила на него. Безрассудное вожде-ление так и перло из оттопырившихся спереди плавок, щекотало хо-лодком спину бугрилось проснувшейся силой в мускулах. Верочкины руки скользили по его плечам и казалось еще мгновение, он усту-пит этой волне звериной, первобытной похоти, заломит эти тонкие ру-ки, распластает слабое, беззащитное тело под собой и, зажав крик бо-ли жадным поцелуем будет терзать это доверчивое тело с яростью ненасытного самца пока не утолит эту внезапную невыносимую жа-жду обладания. Он даже застонал, почувствовав, что вполне спосо-бен на такое! И вместе с этим стоном пятясь, отступил беспощад-ный зверюга. Нет, он только спрятал клыки и когти и принял почти королевский облик.

Теперь все стало легко и просто. Мишка, не спеша, помог Ве-рочке избавиться от рубашки, с удивлением заметив, что она успела снять трусики, пока он спал, и новые восторги захлестнули его. Он принялся осыпать жадными поцелуями ее плечи грудь и шею. Его руке непременно захотелось побывать в низу ее живота, там, где вьет-ся нежный девичий пушок, где горячо и сладко ласкающей руке и не только руке. Желанная и доступная, она позволяла ему все, а когда пальцы нашли то, что искали, охнула, задышала часто и стала торо-пить милого.

Сама подвинулась под него, когда он приподнялся на локте, и сама раздвинула ноги так, чтобы он оказался между ними. Сама сдвинула его плавки на бедра, пока он целовал ее волосы и шею. А когда он принялся целовать ее напрягшиеся сосочки, потянула его вверх, к себе...

И тогда он бережно овладел ею. Вся мягонькая, податливая в его руках, она покорно отвечала на его ласки, доверчиво раскрываясь ему навстречу и только несколько раз ойкнула прощаясь с невинностью.

Потом, он кончал, но только для того чтобы продолжить с новым неистовством и силой. Первый раз, другой третий... А она только вздыхала и гладила его густые волосы. Они так и уснули нагишом, обнявшись и переплетя ноги.

С утра Вера ушла к соседкам в другое купе. Она избегала его!

Потом он будет вспоминать, как подперев рукой голову, по ба-бьи скривив рот рассказывала ему Лина про Вериного жениха дру-жившего с ней еще с пятого класса. Про то, как эта дурочка все хотела своему суженому свадебный подарок сделать. Про то, что не отказывала ему в любых ласках, но останавливала каждый раз у по-следней черты. До свадьбы ни – ни.

Не хочется – так не хочется. Только зачем лишний раз парня дразнить. Он же не деревянный! На него столько девчонок глаз по-ложили. Ну, он и не устоял перед соблазнительной дурочкой, которая его же и заложила Верочке через неделю.

– Вовремя ты Мишка подвернулся. Мне Веруньку жалко. Уж лучше ты. Ты хороший. Она тебя завтра забудет и будет помнить тебя всю жизнь! А с Толиком они конечно поженятся... Она без него жить не сможет. Вот так!..

Лина шмыгала носом и смотрела в окно.

Они молчали, а поезд неистово грохотал пролетая над очеред-ными стрелками...

P.S. Я записал эту историю, коротая ночь в маленьком зале ожи-дания далекого городка Тяльшай. Прошло пятнадцать лет, теперь там – уже заграница.

Иные времена, иные нравы... И, я не помню ничего о своем попутчи-ке, кроме того, что его звали хорошим добродушным именем – Мишка..