Дом Борджиа (главы 1-15)

Джованни сзади обнял ее за груди

И вернулся к прерванному занятию.

– Как ты думаешь, Чезаре в самом деле рассердился?

– Не волнуйся, это долго не продлится.

... Когда братья встретились вечером следующего дня, Чезаре внешне был настроен дружелюбно. Их мать Ванноза им, наконец, сказали правду, – давала прощальный ужин в своем имении в Трастевере – братьям предстояла дорога в Неаполь на коронацию короля Федерико. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что ни один – из братьев не обращался друг к другу напрямую. Однако оба соперника вместе покинули застолье и в сопровождении слуг верхом отправились домой.

Джованни молча покачивался в седле. Прошлой ночью он страстно попрощался с Лукрецией. Его совсем не радовало совместное путешествие с Чезаре. Он понимал, что провинился в глазах брата, и опасался мести.
Едва лошади въехали в узкую темную улочку римского предместья, Джованни получил молниеносный удар по голове. Он удержался в седле и даже инстинктивно выхватил шпагу, однако новый страшный удар свалил его с лошади.

– Он мертв? – спросил голос из темноты.

– Да, синьор, с ним кончено.

– Хорошо, взвали труп на мою лошадь и веди к реке. Это был голос Чезаре. Убийцы, осторожно ступая в темноте, направились к мосту Святого Ангела, где несколько лет назад еще мальчишкой он избавился от своего первого трупа. В том месте, где мусорщики обычно сбрасывали свое добро с тележек, один из убийц повернул лошадь задом к воде, и двое других стащили тело Джованни подальше в реку.

– Хорошо сработано, – сказал Чезаре, направляя лошадь в узкую темную улочку.

В полночь он сказал сестре, что сожалеет о своей горячности и что уже извинился перед Джованни. Лукреция приняла брата ласково, а он любил ее неистово и изощренно, не только удовлетворяя свою похоть, но и мстя этим мертвому сопернику.

Глава 9

Рим был ошеломлен смертью герцога Гандийского, но ни одна душа не приписывала убийство его брату. Даже Лукреция ни о чем не догадывалась. Большинство горожан считало, что этот подлый акт совершен политическими противниками дома Борджиа.

Чезаре не чувствовал никакого раскаяния и уехал в Неаполь на коронацию вполне счастливым. А Лукреция была вынуждена снова полагаться на силу мужа. Увы, он не удовлетворял ее страстную натуру и в конце концов стал ей противен. Несколько месяцев спустя Родриго расторгнул брак дочери с Джованни Сфорца, обвинив его в импотенции. Об этом столько писали и говорили, что молодой аристократ обиделся и в ответ публично обвинил семейство Борджиа в кровосмесительстве.

Лукреция немедленно удалилась на полгода в монастырь Сан-Систо на Аппийской дороге, чтобы избежать скандалов, потрясающих Рим, и соблюсти приличия, диктуемые ее высоким положением. Приезжую поселили в отдельную келью.

Вначале Лукреция была довольна спокойной жизнью вдали от суетного мира, в котором чувствовала себя, как на вершине вулкана, готового вот-вот взорваться. Но, привыкнув к бурной интимной жизни, она стала невыносимо тосковать по ласке. Несколько месяцев спустя здесь, за непроницаемыми каменными стенами, она подружилась с молодой послушницей. Карлотта учила Лукрецию плести корзинки и вырезать из дерева различные фигуры. Они хорошо ладили, и вскоре Лукреция заметила, что неискушенная, наивная Карлотта просто боготворит ее. Оказалось, что девушка, никогда не имевшая любовников, тяжело переносит затворничество. Она ощущала в себе потребность, сути которой не могла понять, хотя по ее сумбурным объяснениям Лукреция быстро распознала.
Причину: девушка переживает чувственную лихорадку.

Привлекательная, черноволосая Карлотта волновала Лукрецию. Удовлетворяя явное любопытство подруги, она во время прогулок кое-что рассказывала ей о своей интимной жизни. При этом всегда преувеличивая жестокость мужчин, представляя их как бесчувственных животных.

– Я бы не вынесла такого бесцеремонного обращения с собой, – сказала Карлотта однажды утром, прогуливаясь с подругой вдоль речушки, заросшей лилиями. – Это было бы ниже моего достоинства.

Лукреция осмелела.

– Да. В выборе между мужчиной и монастырем я бы предпочла уединенное существование в этих стенах. Но, к счастью, две женщины могут утешиться друг с другом.

Девушка удивленно подняла тонкие брови.

– Как? Вместо мужчины?

– Да, Карлотта. Женщины такие нежные и чуткие, а мужчины в акте любви думают лишь о своем удовольствии.

– Но...

– Послушай, милая. При всем уважении к игуменье и к индивидуальному праву на выбор своей судьбы любая женщина, которая запирается в келье, проявляет страх перед миром и собственной природой. Вера в Бога этого не оправдывает. Посмотри на здешних монахинь. Большинство из них безобразны и глупы, они не знали и никогда не узнают настоящего счастья.

Она взяла Карлотту за руку.

– Но ты не такая. Ты прелестна, полна жизни и рано или поздно вырвешься к свету, как птица из клетки.

В глазах девушки показались слезы – столь искренней была ее благодарность Лукреции за добрую надежду.

– Знаешь, мне очень этого хочется, – сказала она.

– Я даже начинаю жалеть, что попала в монастырь.

– Крупицы радости можно находить и здесь, – сказала.

Лукреция. – Мы обе в тупике неудовлетворенных желаний. Давай помогать друг другу.

– Но как?

– Мы заменим мужчин друг для друга. Эти безумные слова поразили девушку в самое сердце, хотя она давно ждала их.

– Я... я не знаю, как... И потом, я не уверена, что это...

– У нас внутри есть глубокие колодцы чувств, которые недостижимы для других, – перебила ее Лукреция. – И только мы можем черпать из них наслаждение, которое сильнее любого отчаяния, – она нежно и настойчиво смотрела на подругу.

– Приходи ко мне после вечерней молитвы. Мы нап емся водицы из этого колодца.

Зазвонил колокол, призывая всех к молитве. И девушка, смиренно опустив очи, пошла к обители. Лукреция, улыбнувшись, последовала за ней.

Вечером Лукреция, одетая лишь в легкую тунику, ждала Карлотту, то и дело поглядывая в окно, машинально листая страницы "Декамерона", который тайком принесла в монастырь.

Ее сердце чуть не выскочило из груди, когда раздался легкий стук. Она бросилась к двери и через мгновение сжала в объятиях подругу. Карлотта смущенно улыбнулась и нерешительно остановилась у входа, пока Лукреция запирала дверь.

– Я боялась прийти, – сказала она наконец. – Разве это не странно – мы свободно можем навещать друг друга.

– Мы вправе делать все, что хотим.

– Наверное, – нерешительно согласилась Карлотта.

– У меня есть еще одна туника, надень ее, в ней удобнее, – предложила Лукреция и опустила глаза в "Декамерон", слушая шелест снимаемой одежды. Через минуту она увидела подругу обнаженной. Маленькие упругие груди с пунцовыми сосками, тонкая талия, темные волосы перед храмом наслаждения – она была такой беззащитной и желанной... Карлотта подошла и села рядом на кровать: она, похоже, начинала преодолевать робость.

– Ты просто прелестна без строгих монашеских одежд, – сказала Лукреция. – Было бы страшной ошибкой всю жизнь провести в безрадостном заточении.

Карлотта устремила на подругу благодарный взгляд:

– Без тебя, Лукреция, я бы Этого никогда не поняла. – Она без слов, как зачарованная, легла рядом с подругой. Лукреция нежно коснулась губами ее щеки, и возбуждение легкой волной сразу вскружило голову. Она ощутила своеобразный аромат, который не источал ни один мужчина. Карлотта вздрогнула, когда губы Лукреции коснулись ее губ. А потом начался волшебный сон наяву. Прохладная, деликатная рука подруги легонько двигалась от одной груди к другой, потягивая соски, а язык играл в прятки с губами Карлотты. Лукреция мягко развязала пояс ее туники, рукой скользнула по талии и поиграла с пупком. Девушка задрожала от незнакомого острого ощущения, которое пронзило ее. Лукреция свободной рукой развязала свой пояс и прижалась горячим телом к напарнице по любовной игре. Ее пальцы продолжали движение вниз, к тесно сжатым бедрам Карлотты. Наконец, поглаживание между ног было вознаграждено ощущением влаги на пальцах. Она поцеловала подругу в шею и прошептала.

– Расслабься, дорогая, раздвинь ноги.

– Я не могу вынести это, – ответила Карлотта. – Я готова потерять сознание каждый раз, когда ты касаешься меня.

– Не волнуйся, все будет хорошо.

Лукреция скользнула на ее тело, губами пошла вниз, дойдя до бедер, которые вздрогнули и сжали ее голову. Бедра девушки то напрягались, то расслаблялись. Лукреция, наконец, нащупала языком этот нежный крутой выступ, который тут же схватила губами, с трудом удерживая свою добычу, неукротимую, как дикая лошадь. Но она держала ее, исступленно работая языком, в то время как на ее уши обрушивались дикие вопли и сладострастные стоны. Казалось, в мире ничего не осталось, кроме стонущей, сотрясающейся в конвульсиях плоти.

Лукреция очнулась от рыданий Карлотты. Та сотрясалась в судорогах, издавая протяжные стоны, пока, наконец, не затихла в полном изнеможении. Лукреция легла рядом, поцеловав подругу в плечо.

– Разве это не стоит целого года в монастыре и всех ценностей мира? – спросила она.

Карлотта сквозь полудрему открыла глаза.

– Я ощущаю такую легкость, что, кажется, способна взлететь, – тихо проговорила она.

– Твое наслаждение было таким заразительным, что я сама чуть не растаяла, – улыбнулась Лукреция.

Карлотта широко раскрытыми глазами посмотрела на подругу. До нее дошло, наконец, что Лукреция дала ей небывалое счастье и что ей надо теперь ответить взаимностью.

– У меня нет опыта, – сказала она. – Я не знаю, что делать.

Лукреция задрожала в предвкушении новых наслаждений.

– Делай то, что я делала, – сказала она. – И это будет чудесно.

– Я должна немного отдышаться.

Несколько минут они лежали молча.

– Боже, я сейчас так этого хочу! – с нетерпением воскликнула Карлотта.

Она осыпала горячими, страстными поцелуями тело подруги. Нежные пальцы скользнули прямо к заветному месту, которое уже ждало ласкающих прикосновений, широко открытое, как распустившийся бутон, между широко раздвинутыми, чутко вздрагивающими бедрами. Лукреция затаила дыхание, ожидая ласки, и закричала от.

Восторга при первом прикосновении. Пальцы были неутомимы. Они гладили, любили, щипали, не давали пощады, хотя крики и стоны Лукреции перешли в бурные сладострастные рыдания.