Уроки рисования

Он поил ее чаем с малиной, бережно держа на руках и боясь пошевелиться, чтобы не причинить боль.

Наточка чуточку оклемалась.

– Деда, а правда, ты меня ей не отдашь?

– Конечно! О чем ты спрашиваешь! – лгал он лишь ради того, чтоб не пускаться в долгие, непонятные и ненужные в эту минуту девочке объяснения.

Пошли в гостиную. Наташа попросила включить телевизор и легла животом на диван, а он, найдя в столе на кухне пузырек облепихового масла, осторожно смазывал раны.

– Деда, а деда, поласкай мне писю? – тихонько просит девочка.

Он смотрит на ее исполосованную попку, вздыхает.

– А может, не надо сейчас, Наточка?

– Давай, деда, у меня сразу все пройдет! – Она, лежа на животе, чуть раздвигает ножки и приподнимает животик, чтоб он мог достать до желанного местечка.
Нежно тиская и поглаживая бугорок скользкими от масла пальцами, Игорь Сергеевич склоняется и целует едва касаясь губами, ягодички, ляжечки, спинку. Наташа улыбается, лежа щекой на сложенных ладошках, и медленно двигает попочкой.

– Сильнее делай! Так почти не слышно, – просит внучка и он начинает ритмично растирать быстро наливающиеся влагой губки, твердеющий клитор.

– А ты почему не раздеваешься?

Он на минуту оставляет малышку, чтобы стянуть тренировочные штаны и скинуть остальную одежду, а когда Игорь Сергеевич поворачивается к дивану, Наташа уже лежит на спине, разбросав колени и выставив приоткрытую розовую щелку. Девочка улыбается и гладит ладошкой животик.

– Дедушка, а ты сделаешь то. Что я тебя попрошу?

– Конечно, милая! – он склоняется над внучкой, уперев ладони между ее раскинутых ножек.

– Честно?

– Честно!

– Сделай со мной, как с Олей...

– Что ты, Наточка! Тебе ведь еще рано! Мы там порвем все! – он осекается, вспоминая горячий тесный плен Саниной писечки.

– Ну, ты же обещал!

– Как это тебе в голову пришло такое?!

– Я давно хочу. Ну, пожалуйста, дедушка, пусть больно! Зато она меня забрать не посмеет и бить не посмеет никогда, ведь я твоя буду! Как жена, да?

Он слушал, пораженный ее детской логикой и простодушной наивностью. В его голове и разбитом сердце не укладывалось, как в такую минуту поступать, что сказать...

– Дедуля, миленький, я тебя очень-очень люблю! Сделай так, пожалуйста! – на едва просохшем лице в глазки снова накатились слезы.

– Хорошо, Наташа, – решился мужчина. – Хорошо, только ты не плачь, ради бога! А то мне самому плакать хочется. – И он улыбнулся, вызвав ее ответную улыбку, глянувшую, словно солнышко из-за набежавшей тучи.

Игорь Сергеевич принес новую, сложенную вчетверо простынь, и постелил Наташе под попку, потом опустился рядом и начал медленно, поцелуями и ласками возбуждать девочку, которая быстро забылась от напряженного ожидания первого в жизни полового акта, и радостно открылась навстречу.

Особенно тщательно и долго оно вылизывал и расцеловывал писю, давно подготовленную обильными ласками к такому шагу, и, наконец, приблизил плоть к узенькому зеву влагалища. Головка, словно в стену, упиралась в зажатую между лепестков дырочку. Тогда, держа рукой жилистый окаменевший член, скользкий и обмасленный, приставленным у "ворот", он стал нежно, успокаивая гладить животик, детские худые бедра. Лобочек, сосочки, напряженно чувствуя, как медленно разжимается недоступная ранее пещерка. Едва головка стала чуть поддаваться, он медленно, словно лаская, завел ладони ей под попку, и неожиданным толчком вогнал член почти до половины. Наташа вскрикнула, и тут же закусила губу, перейдя на стон. Он и сам стиснул от боли зубы, замер, боясь пошевелиться, и только, почти через минуту стал пытаться двигать членом внутри ребенка. По миллиметру, но дело пошло, и скоро маленькая писечка была обжита толстым грубым гостем, без комфорта, но вполне терпимо. Игорь Сергеевич старался быть как можно более аккуратным и осторожным, особенно во время оргазма, когда тело, обуреваемое похотью, может выйти из под контроля. Но все обошлось благополучно. Струя семени оросила девственное лоно.
Наташа улыбалась искусанными губами, в глазках стояли невольные слезки, а на личике сияло выражение покоя и удовлетворения, большего, чем даже от обычного оргазма, хотя сейчас, кроме боли, она ничего не ощутила. Она стала женщиной, и это для нее было главное.

Дедушка занимался ее пострадавшей писечкой, вытирал кровь, прикладывал к свежей ранке тампончик из ваты, и вскоре кровотечение прекратилось, оставив только небольшое бурое пятно на простыне под попкой.

Он перенес Наташу в спальню, уложил и, укутав тепло одеялом, сел рядом. Они молчали, каждый о своем. Наташа взяла его руку и прижалась к ней щекой. Так она и уснула, цепко держа пальчиками грубую мужскую ладонь, а он, осторожно освободившись, поцеловал внучку.

– Спи, моя партизанка милая... Ничего не сказала... – и он тихо ушел на кухню, по пути выключив ненужный телевизор, шипящий пустым экраном.

Несмотря на усталость и тяжесть во всем теле, спать не хотелось. Игорь Сергеевич курил, назло собственному сердцу, роняя пепел прямо на пол, и ждал звонок в дверь (телефон еще до прихода Наташи он выключил). Таяли сигареты, тикал будильник. Часы в гостиной глухо стукнули половину первого ночи, и сразу грянул звонок.

Свешников встал, сжал кулаки и, не спеша, пошел, словно осужденный на эшафот, готовый ко всему и на все. Про себя он решил, что разбудят Наташу только перешагнув через его труп. Обе двери и в гостиную, и в спальню были закрыты. Он зажег свет в прихожей.

Их взгляды встретились в немом единоборстве. Лицо дочери посерело и осунулось, в глазах застыла боль. Печаль и презрение. Он выдержал ее взгляд, испытывая все кроме страха, с которым сегодня покончил навсегда. Елена отвернула лицо в бок, потом медленно повернулась, и только тут Свешников заметил у двери на лестничной площадке два чемодана.

Дочь уходила. Сделав шаг на первую ступеньку, она замерла, повернулась и, не глядя на отца тихо но внятно проговорила.

– БУДЬТЕ ВЫ ПРОКЛЯТЫ!

Ошарашенный, он стоял на пороге. Пока внизу не хлопнула дверь подъезда, и не завелся мотор у такси. Потом он внес чемоданы и тут же в прихожей распахнул один. Прямо сверху лежала розовая махеровая кофточка на десятилетнюю девочку по имени Наташа! Он схватил и поднес к лицу этот пушистый, еще холодный с улицы, ароматный комочек и задохнулся от неимоверного счастья в голове. Словно маленькие заводные лягушата, прыгали как эхо слова:

– Будьте вы прокляты... БУДЬТЕ ВЫ СЧАСТЛИВЫ!

Спи милое дитя!

Я сон твой сберегу,

На страже буду до рассвета.

Жизнь – океан, а мы на берегу.

Ты сладко спишь,

Моим теплом согрета.

Когда вчера остались мы одни,

На зыбкой грани баловства и страсти,

Ты, мне принадлежав, дарила счастье,

И заигралась.

БОГ ТЕБЯ ХРАНИ