Летняя жара

Лето для меня всегда ассоциировалось не столько с морем и песком, сколько со старым домом в деревне, оставшимся еще от деда. Это, пожалуй, было единственное место, где я получал настоящий кайф от отдыха – роскошный запах леса, находившегося неподалеку, ночные купания голяком в речке, шершавые деревянные полы дома, скрипящие под босыми ногами, наконец ночной костер, друзья с шашлыками, а если повезет, то и хорошая горячая ебля на стоге свежего сена или под истошный скрип старой кровати, до тех пор, пока не заноют опустошенные яйца.
Я давно ждал его к себе. Не знаю почему, но неказистый и стеснительный Леха, мой тезка, вызывал во мне дикое желание; я помню, как пару раз в общих гостях едва удержался, чтобы не зажать его в темном углу. Ему было 24, как и мне, копна светлых волос, горбоносый, с какими-то пронзительными голубыми глазами, тощий как дворовый пес и вечно голодный – таков был объект моего странного неуемного желания, непонятного для меня самого. И вот, наконец, он должен был приехать.

Я увидел его далеко на пыльной виляющей дороге, так и не дождавшегося автобуса и пожалевшего денег на машину из ближнего городка. Этим утром я встал пораньше, успел натопить баню, швырнуть на сковороду пару порядочных кусков мяса, сварить картошки и даже поваляться в ожидании на траве под жарким июльским солнцем. Я жил в деревне уже с месяц, загорел дочерна, на здоровой и обильной жратве отожрался, а потому напрочь забыл про джинсы, с трудом сходящиеся под волосатым брюхом, и ходил в одних спортивных трусах; ну и босиком, конечно, – ножища та еще, охуеешь за год от вечно тесной обуви. В итоге, Леха аж присвистнул, открыв заскрипевшую калитку, и уставился на меня с восторженной улыбкой, – белый и замученный городской житель.

Через пару часов нажравшийся до отвала и слегка пьяный, он сидел, развалившись, на ободранной деревянной скамейке рядом со старым летним столом. Сначала в сторону полетели кроссовки, потом рубаха. Он остался в одних джинсах и, кряхтя, с удовольствием распустил ремень под отяжелевшим от жратвы животом. Я впервые видел его неразвитую, покрытую редкими светлыми волосами грудь с небольшими сосками. Блядь, он был моей полной противоположностью даже в этом: я уже в старших классах школы гордился волосатой грудью и густой "блядской дорожкой", которые мне "достались" от греческих предков отца.

От одного его вида у меня тяжелели яйца и предательски пытался разорвать трусы хуй. Я едва сдерживался и, несмотря на его полупьяные отговорки, повел его париться.

В предбаннике Леха спустил джинсы и остался в клетчатых, на двух пуговицах трусах; мне окончательно сорвало крышу. Я медленно развязал шнурок завязки и спустил трусы.

– Бля, Леха, ну у тебя и дубина, охуеть! – Он с восхищением уставился на мой начинающий вставать здоровенный хуй, "гордость семьи", как говорил отец. – Всю жизнь мечтал:

– Да ладно, – натянуто усмехнулся я, небось, и у тебя не маленький. Покажи.

Леха как-то стыдливо спустил трусы. Из копны волос свисал вполне приличный член, а вот с яйцами парню не особо повезло, – их было едва видно. И тут что-то во мне дернулось, сорвалось что ли... Я повалил его на лавку и стал со всей страстью засасывать его губы, влажные, горячие, сводящие меня с ума какой-то своей нетронутостью и свежестью.
– Бля, Леха, ты чего охуел? Отпусти! – он пытался вырваться, тщетно. Я навалился на него всем телом, и он едва дрыгался.

Одну руку я протиснул ему между ног, нащупал его начинающий вставать член и стал массировать его. И тут он, воспользовавшись тем, что я наслаждался, ощупывая его прибор, дернулся вновь, и я почувствовал под налившимся хуем его горячую, поросшую волосами ногу. Пиздец, у меня от похоти едва не разорвало яйца. Я приподнялся, чтоб высвободить сжатую двумя телами елду, как вдруг он перестал сопротивляться. Он смотрел на меня другими глазами, он не просто смирился перед силой, он тоже захотел этого. Его хуй стоял навытяжку, подрагивал и ждал продолжения. Я не заставил себя ждать. Через пару секунд моя багровая, истекающая смазкой залупа была у него во рту, а основание моей славной дубины было туго перетянуто веревкой, которую он неожиданно для меня подобрал с полу. Со мной такое было впервые, я даже хотел сорвать ее сначала – что-что, а стояк у меня всегда что надо, в помощи не нуждаюсь, но кайф был так велик, что мне стало по хую. Сосал он отменно, явно не впервые, порой медленно проводя кончиком языка по натянутой до отказа уздечке, засасывая поочередно то одно, то другое яйцо. Продержался я недолго, уже пару дней яйца от одиночества мешали ходить, и тут начался невообразимый кайф: меня бил невероятный по силе оргазм, но спустить я не мог из-за перетянутых протоков. Я ревел в голос как бык, на выросшем до огромных размеров хуе вздыбились вены, тяжелые, переполненные спермой яйца аж до боли подтянуло к члену.

После второго оргазма он сорвал удавку. Я крепкий мужик, кончаю сильно, но такого со мной не было, пожалуй, никогда: сперма била струями Лехе на грудь, стекая вниз, а он продолжал массировать мне яйца, пока я не иссяк; другой рукой он дрочил свой хуй. Я сел на скамью, отдышался.

– Если бы ты знал, как давно я хотел тебя. – Леха внимательно посмотрел мне в глаза. – Но, бля, страшно было подъехать – отпиздишь еще, кто ж знал: – Он слизнул с руки мою сперму.

– Ты просто класс! Кто научил-то?

– Да был один, армянин. Случайно в поезде столкнулись, побазарили, выпили. Ну, потом он и предложил, причем в открытую. Я перессал сначала, а потом согласился, самому захотелось. Одна беда, – Леха рассмеялся, – орать то нельзя, купе все-таки, соседи через стенку, он чуть не задохнулся от восторгов, а потом и мне отсосал. С тех пор люблю волосатых, – он медленно провел руками по моей груди и животу. От одного его прикосновения мой член вновь встал.

– Да ты жеребец, – он взял в руку мои яйца и начал их осторожно массировать. – Сразу говорю, в жопу боюсь давать, ты мне все порвешь на хуй своей елдой:

– Я осторожно, Леш, давай?

Я положил его ноги себе на плечи и начал медленно разрабатывать пальцами его задницу. Один палец, потом два, а потом я начал постепенно всаживать в него свой член, окаменевший от одного вида его субтильного тела, разгоряченного еблей. Сначала осторожно, потом все сильней и сильней. Леха стонал одновременно от кайфа и от боли; вскоре я понял, что скоро кончу: между ног засаднило, яйца с силой подтянулись вверх. Кайф! Я словно по инерции продолжал ебать его, выплескивая остатки спермы из опустошенных яиц.

Через пару часов мы лежали с ним на сене, распаренные после бани и смотрели на звезды. Нет, никакой романтики, просто наслаждение от близости того, кого хотел так долго.