Игра

Я осторожно присел на край мягкого кресла у самой двери...

– А как это "не вытерпит", – уточнил я... – пока кто-то не описается, что ли?

Кэти, судя по всему, нравились эти вопросы, заставлявшие ее все больше краснеть...

– Ну тоже бывает, конечно... – она видимо перетерпела острое желание и теперь сидела почти спокойно... – но обычно кто-то просто говорит "ой, не могу больше" и бежит в туалет. А второй стоит рядом и смотрит, а тому, кто проиграл стыдно-стыдно. А он потом выходит, и тот, кто выиграл, писает один, и ему не стыдно, а кайфно!

Последнее слово она сказала так, как могла бы произнести его искушенная в сексуальных наслаждениях женщина. Я понял, что, инстинктивно желая постичь смысл этого слова, вмещающего и позор и наслаждение, Кэти и делает сейчас то, чего наверняка не одобрила бы Дженни. Хотя, может быть...
– И кто обычно выигрывает? – спросил я. Обоссаться я не боялся, вставший колом член, оберегал мое мужское самолюбие. Разве что в процессе этой беседы я кончу себе в штаны.

– Ну мама конечно... – Кэти улыбнулась моему вопросу... – у нее знаете, как все там натренировано! Она и всех дяденек всегда обыгрывает.

Я подумал, что Дженни не могла и не хотела пока объяснять ребенку, что хоть это и правда, она всегда одерживала верх над мужчинами, но никогда борьба между мужчиной и женщиной не может идти на равных. И теперь, когда я знаю их секрет у моего набухшего от возбуждения члена большое преимущество перед ее бедным переполненным пузырем, который как силой воли не сдерживай – когда-нибудь должен расслабиться, если лопнуть не хочет.

– Только иногда, – продолжала доверчивая девочка, – когда у мамы много совещаний, и она выпивает несколько чашек кофе, тогда она приезжает домой и даже машину не запирает, сразу бежит в дом. Но если я скажу "давай поиграем", она всегда согласится, правда обычно сразу просит... "доченька, у мамы сегодня был такой тяжелый день. Пусти маму в туалет. Мама сдается!" И вот тогда мы идем в туалет, и я смотрю, как мама писает, и даже глаза закрывает, так ей хорошо. И знаешь, что тогда самое трудное?

Я посмотрел в ее лучистые от постоянной борьбы со своим телом глаза и покачал головой.

– Самое трудное, – весело сообщила она свой секрет... – утерпеть, когда кто-то другой рядом писает. На прошлой неделе так получилось, когда мама прибежала с работы...

Я помнил этот день, именно тогда я увидел страшное унижение того парня и окончательно возненавидел Дженни...

– Мама сразу побежала в туалет, и даже не утерпела немножко, у нее между ног джинсы были намокшие, но она их все-таки расстегнула и присела. А у нас в школе занятий много было, и я с утра целую банку сока выпила, грейпфрутового, писать хотела ужасно, умирала прямо, даже сильнее, чем сейчас. И вот когда зажурчало, я только услышала и сразу – уй-уй-уй! – не могу просто, не утерпеть – чувствую, что по ногам у меня уже течет! Я очень-очень прошу, "Мама, дай мне пожалуйста пописать!", а она бедная даже не может встать, ей меня жалко, но она тоже так долго терпела! Так вот мы и пописали обе, она как нужно, а я описалась, совсем как маленькая, сквозь трусики прямо, и по ногам, и в туфли, лужа целая на полу. Мы с мамой долго-долго друг на друга смотрели, и нам стыдно очень было, и тогда мама сказала, что это еще не самое стыдное, а вот ничего хуже нет, чем перед чужим дяденькой не утерпеть и обосс... – Кэти осеклась, быстро поглядела на меня и потупившись прошептала... – описаться... И поэтому, сказала мама, нам с ней надо еще больше тренироваться. И вот я тебя позвала.
– И ты думаешь выиграть? – спросил я.

– Ну я же тренировалась. А ты нет.

5.

Мне стало так неловко пользоваться наивностью девочки, что я хотел встать и попрощаться. Историю было пора закончить, узнав секрет Дженни, я уже не желал ей отомстить, у нее явно у самой проблемы с психикой, более того – теперь я был уверен, что при надобности всегда смогу противостоять ее садомазохистскому темпераменту. Но тут я услышал, как к дому подъезжает еще одна машина.

Сердце мое ушло в пятки, а вернее в мой раздутый и немилосердно молящий о пощаде мочевой пузырь. Дженни вернулась с работы и сейчас обнаружит меня, вопреки ее указаниям сидящим у нее дома и выпытывающим интимные секреты семьи у маленькой девочки. Мало того, что, зная темперамент Дженни, я мог ожидать в лучшем случае хорошего удара туфлей по яйцам, я теперь, пожалуй, и воспринял бы его, как заслуженное наказание. Уж что-что, а унижать Дженни умела, а теперь еще и правота была на ее стороне. Я без сил опустился в кресло, предчувствуя, что через минуту либо кончу и тогда уж точно сразу же обоссусь, либо получу удар между ног, в любом случае, мне придется со стоном сжимать руками свою промежность, а этого, согласитесь, не так уж хочется мужчине в присуствии двух симпатичных женщин.

Однако стон я услышал из-за двери. Дженни лихорадочно, не попадая ключом, старалась открыть входную дверь. Наконец ей это удалось. И взъерошенная, раскрасневшаяся наша заместитель директора ворвалась в свою собственную прихожую. Она сразу, не замечая пробежала мимо кресла, где сидел я, а на полдороге к заветной двери, куда и я и Кэти не прочь были бы войти, Дженни, хотя ее ничто не удерживало, вдруг замерла судорожно спиной ко мне сдвинув ноги и вся выпрямившись.

Кэти вскочила с кресла радостная, хотя одной ладошкой ей приходилось зажимать низ живота...

– Мы играем, мама!

– Нет, нет! – сдавленным голосом простонала Дженни... – дочка, дорогая, у мамы сейчас проблемы, маме так трудно... – она вдруг завопила... – В-в-в! – и согнулась, как сгибается мужчина, получивший удар в пах... – мама очень-очень хочет в туалет... – видимо ей удалось, сжав себя обеими руками хоть немного восстановить контроль над мочевым пузырем и уже чуть спокойнее, она произнесла... – Четыре больших чашки черного кофе... Я обыграла их всех, – заметив растерянность в глазах дочки, она ласково попросила... – ну хорошо, сыграем, но ты же, доченька, разрешишь маме сразу сдаться и пройти в туалет? Я едва терплю! У-у-у!

Одновременно с этим всхлипом, я услышал потрескивание – Дженни, согнув ноги в коленках, из последних сил старалась расстегнуть молнию на брюках. Наверное, это было мучительно, потому что пальцы ее, соскальзывая невольно упирались в самый пузырь, раздутый до предела. Но тут Кэти растерянно произнесла...

– Но мама. Если ты сдашься, и будешь писать, я, наверное, опять не вытерплю. И тогда дяденька увидит, как я описалась... – она сказала это почти с детским ужасом перед чем-то нестерпимо стыдным.

Грациозно, хотя и в ужасном напряжении согнутая фигура Дженни опять застыла. Только дрожь сведенных мускулов пробегала по ее согнутым и намертво сжатым коленям, оттопыренной попке, сведенным плечам. Рядом, так же согнувшись, переводила взгляд с матери на меня Кэти.

– Что еще за дяденька? – необычным, низким голосом спросила Дженни.

– Тот, что забрал меня из школы, – едва проговорила сквозь сжатые зубки Кэти, показав на меня глазами... – он сидит в кресле за твоей спиной.

Было больно смотреть, как невероятным усилием, Дженни заставляет себя обернуться и встретиться со мной глазами. Я не нашел ничего лучше, как приветливо и сочувственно улыбнуться начальнице. Молния на джинсах Дженни была наполовину расстегнута, пуговицу от брюк она оторвала и сжимала в кулаке, которым давила себе прямо на промежность. Высокая тугая ее грудь почти выбилась из-под сбившейся блузки, все знали, что лифчика Дженни не носит, незачем ей.

– Доб-рый ве-чер... – через силу выдохнула сдавленным голосом Дженни и, видимо это последнее усилие оказалось для нее нестерпимым. Она всхлипнула и тоненько-тоненько заплакала-завыла, сгибаясь все больше. Я невольно поглядел на низ ее живота, вокруг ее ладоней начала просачиваться и смачивать сразу потемневшую ткань джинсов на бедрах до самых колен влага. Женщина все еще пыталась терпеть, не давая своим шлюзам открыться полностью, но сквозь них вырывалась горячая, тонкая, как лезвие ножа, струйка, и остановить ее было уже невозможно.

– Я же так бежала!.. – сипло и жалобно шептала моя начальница, глядя на меня в упор исподлобья... – Я так терпела... Я же почти успела!..

– Мама! – в настоящей панике закричала Кэти... – Я сейчас уже тоже не смогу!

И словно этих слов не хватало. Дженни хрипло зарычав от позора и наслаждения расслабила колени, прижав мокрые ладони к почти обнажившейся груди, переступила ослабевшими ногами, широко расставляя их и в тишине передней отчетливо раздалось журчание льющейся на пол струи – Дженни сдалась. И тут же Кэти, слабо взвизгув попыталась расстегнуть свои подростковые джинсики и даже пробежала два шага по направлению к заветной двери, но остановилась, задрала голову и, прикрыв глаза, осталась стоять, стараясь не смотреть, как течет по ногам ей в кроссовки и растекается по линолеуму кругом горячая лужица. А Дженни все глядела прямо мне в глаза, и негромко постанывала...

– У-уй, не смогла... Господи, как хорошо! О-о-ой-й, как же мне стыдно! Я обоссалась! Не утерпела...

– Мама... – плакала Кэти рядом... – мамочка! Мы с тобой так... Мы так... Как маленькие девочки... Мы ему проиграли, сразу обе... Ой!..

– Доченька... – прошептала Джении, когда я поднялся с кресла и попытался пройти мимо двух несчастных, описавшихся женщин... – Что же ты наделала... Как же ты, доченька, маму свою подвела...

6.

– Мама! Он ведь тоже хочет... Почему же он утерпел? – огромная обида звенела в голосе обманутой и опозоренной девочки. Дженни, по-прежнему зажимаясь обеими ладонями, сделала шаг мне наперерез...

– Он сейчас еще не так захочет, – все тем же низким, хриплым голосом многозначительно пообещала она, ступая по огромной луже на полу, и не обращая внимание на продолжающееся журчание, обратилась ко мне с какой-то отчаянной веселостью...

– Ты же позволишь девчонкам отыграться?

– Как это? – с некоторым трудом проговорил я. Мне во-первых было их обеих очень жаль, во-вторых я был буквально на пределе во всех отношениях.

– Пообещай, – щеки у Дженни были малиновые и она едва переводила дыхание, пытаясь говорить спокойно... – пообещай минуту, всего минуту постоять неподвижно.