Воспоминание о бассейне Москва

Многие еще помнят эту огромную, никогда невысыхающую и никогда незамерзающую лужу в центре Москвы, это мокрое место оставленное большевиками от старого Храма Христа Спасителя, это болотце, и днем и ночью, чадящее паром на Кремль. Бассейн был вечным камнем преткновения между верующими и атеистами и в тоже время самым демократичным и самым доступным водным стадионом страны. Все от мала до велика, от пионерок 30-х до пионеров 80-х, от рабочих и колхозников до интеллигенции, все могли запросто попасть туда и укреплять свое здоровье, резвясь в изумрудно-зеленой воде огромного аквариума. Сейчас там уже не резвятся, там молятся. Как и когда-то при батюшке-царе, вновь отстроенный Храм сияет золотыми куполами и будит колокольным звоном москвичей к вере, добру и благочестию. Так и должно быть. Должно! Но все-же, о бассейне я вспоминаю с чувством непреходящей ностальгии. Он неразрывно связан с моим детством.

Уж слишком много чего там началось, слишком много чего там случилось. Фактически там началась моя взрослая жизнь, там началось мое превращение из маленького, глупого и наивного головастика в похотливого и наглого тритона. Много спермы было пролито в бассейне и если бы вдруг как-то удалось бы собрать ее сразу всю вместе в его чане, она выплескивалась бы из берегов и мутными белыми потоками стекала бы к Москва-реке, заставляя биться в истерике недремлющих активистов "Гринпис"... В первый раз мать привела меня туда, кажется, когда мне было 10 лет. Была зима, на улице стоял мороз. Все было в клубах густого-густого, как дым, пара, берегов не было видно и мы плавали друг рядом с другом и я чувствовал себя маленьким тюлененком с матерью-тюленихой где-то далеко в открытом океане. Потом мы были там еще раз, потом еще. Постепенно еженедельные посещения бассейна вошли у меня в привычку.

Мать была мастером спорта СССР по плаванию и ее любовь к большой воде передалась и мне. Еще до школы я научился сносно держаться на воде, ну а теперь благодаря постоянным тренировкам я ощущал себя даже не просто рыбой, а матерой акулой, практически Ихтиандром в родной стихии. Мать еще какое-то время посопровождала меня, но потом видя мои прогрессирующие успехи, стала отпускать меня в бассейн одного или в компании с друзьями. Особенно часто эту компанию мне составлял Сашка, с которым мы и учились-то в одном классе за одной партой, и жили-то в одном доме на одной лестничной площадке. Обычно у нас был месячный абонемент на четыре посещения, но когда нужно, можно было без проблем купить билет и на разовый проход. На входе какая-нибудь древняя бабка или дед в обмен на билет вручали металлический жетон с резинкой для надевания на руку.

На жетоне был пробит номер шкафчика для одежды и обуви. Мы раздевались, натягивали плавки, потом шли в душевую, не очень тщательно, как было положено по правилам, мылись, ополаскивая главным образом жопу, письку и пятки. А потом, пройдя длинным и узким холодным корридором к полынье-лазу, заныривали в бассейн. Особенностью бассейна "Москва" было отсутствие дорожек, точнее они были только в одном месте, где-то в самом углу и было-то их всего пара или три. Бассейн действительно напоминал большую лужу, в которой все плавали, как хотели. Хочешь слева направа, хочешь справа налево, хочешь поперек, хочешь кругами, хочешь зигзагами. Да и публика, обитающая здесь, напоминала население небольшого болотца. Вот плывет пятидесятилетняя, с центнер весу, дама-жаба. Вот гонит волну таких же габаритов мужик-плавунец.

Вот парами раздвигают воду телки-лягушки. Вот проносятся молодые поджарые стрелки-водомерки. И вокруг этого всего суетимся кто, как может, мы-малявки-головастики. По первости мы действительно суетились туда-сюда по всей акватории бассейна. Суетились, резвились, брызгались, плавали на-перегонки. В щенячем возрасте и радости щенячьи. Но потом постепенно, с переходом в подростковый возраст, стал появляться и другой интерес. Постоянное окружение голых тел делало свое дело. Нас стало охватывать несколько преждевременное, но все сильнее разгорающееся сексуальное влечение к окружающим. С каждым днем мы все больше и больше обращали внимание на их интимные места, обсуждали их достоинства и недостатки, сравнивали одних с другими. Иногда, найдя уж очень интересный человеческий экземпляр, мы пристраивались к нему так-сказать в кильватер и следовали за ним, наблюдая его в движении.

В очках для плавания все было замечательно видно. И вот плывешь бывало так за какой-нибудь сисястой и жопастой бабой и вовсю напрягаешь свои глаза-окуляры, смотришь под водой, как болтаются эти ее булки-сиськи, и как трясется ее дряблый живот, и как завлекательно разводит она ноги для толчка и из под плавок, туго растянутым на ее жопе, между ногами выбиваются волосы пизды. Мы балдели от этого охуительно. Эти волосы манили и манили нас к себе, манили до того, что иногда хотелось ускориться и, протянув руки, ухватиться за этот торчащий пучок. Ну уж очень хотелось до всего этого дотронуться, а если и не дотронуться, то хотя бы уж немножко подсмотреть, как там и что. Мы с Сашкой часто обсуждали, что в связи с этим можно было бы предпринять и однажды на спор он сделал следующее. Выбрав одну из самых матерых теток, он поднырнул в метрах трех позади нее, подплыл под водой к ее жопе и резким движением сдернул с нее плавки, сдернул прямо до колен.

Я стоял спереди от бабы, опустив голову в воду, и увидел все, что так хотел увидеть. Моим глазам предстала вся ее пизда во всей своей волосатой красе. Баба охнула, присела, схватилась обоими руками за трусы, стала их натягивать, а я на все это смотрел, дивился на ее пизду и кажеся именно тогда, именно на эту бабу у меня в первый раз встал. Ощущение напрягшегося члена так понравилось и запомнилось мне, что захотелось непременно повторить эксперимент. Тем более, что все оказалось гораздо безопаснее, чем мы думали. Сашка вышел сухим из воды, в том смысле, что тогда его преступлениие осталось без наказания. Пока баба приходила в себя от неожиданности и от такой несусветной наглости, Сашка стал уже недосягаем для нее. Он просто растворился в тумане, витающем над теплой водой... Короче мы решили тут же все повторить. Только теперь раздевать бабу должен был я, а Сашка смотреть. И опять все удалось.

Я сделал все так стремительно, что женщина даже пикнуть не успела, как осталась без трусов. Я до сих пор хорошо помню большую овальную родинку на голой жопе этой самой бабы, мелькнувшую передо мной. А Сашка помнит ее пизду. Знатная, говорил он, была пизда... Ну так ведь первая пизда всегда такая – самая, самая... У нас появился спортивный азарт. Мы попробовали еще раз... потом снова, потом еще, еще раз, еще... Эта игра на долгое время стала нашим любимейшим развлечением. Скольких же женщин мы тогда раздели! И молодых, и старых, и толстых, и худых... Причем все реагировали по-разному. Взрослые тетки обычно только охали или ругались по матери, не имея сил гнаться за маленькими нахалами. Девки помоложе визжали на всю округу, а потом мстили, каждому из встретившихся им пацанов, щипаясь и таская за волосы. Иногда они даже объединялись для этого в настоящие банды и тогда нам, мальчишкам, оставалось только спасаться бегством.

В нашей кампании был один такой Леха, так однажды такая вот банда молодых девок окружила его, стащила плавки, долго дергали его за пипиську и окунали в воду с головой, а потом наконец бросили его, голого, униженного и нахлебавшегося воды... Да было и такое! Но несмотря на такие отдельные инцинденты, все-таки было весело! А с этими девками мы потом даже еще и сдружились и с некоторыми даже до такой степени, что они сами спускали в воде перед нами свои трусы. А мы в обмен спускали свои. И смотрели друг на друга, смотрели, смотрели... Потом нам стали разрешать кое-что потрогать. Я помню дрожь охватившую меня, когда в первый раз прикоснулся к голой девочке и водил ладошкой по бархатистой коже ее грудей, по животу, по лобку, с небольшим кустиком проросших волос. Девочки в свою очередь требовали дать им потрогать наши пиписьки. И мы давали. И пиписьки напрягались в их руках, а они сжимали их двумя пальчиками и гладили, гладили, гладили... и по коротенькому стволу, и по небольшому мешочку мошонки с двумя горошинками яичками.

Что интересно, вне бассейна девочки даже не подпускали нас к себе близко. В какой-то момент мы попытались продолжить с ними дружбу и в обычной повседневной жизни, ну чтобы попробовать добиться чего-то большего, ну хотя бы чтобы рассмотреть все получше на суше-то. Но со стороны девочек мы получили резкий отказ. Видимо на тот момент игр в бассейне им было более, чем достаточно. А нам этого было уже мало. Наскучили нам уже детские шалости-то – хотелось чего-то нового. И однажды Сашка сказал... "Ну что может рванем в их самое логово?" – "Кудай-то?" – не понял я. "Давай прямо к ним в душевую залезем!" – объяснил он.-"Ты что охуел? Тебе жить что ли надоело? Из-за пизды так рисковать. Да тебя там в клочки разорвут! Кастрируют!"-изумился я.-"Не сы! Не кастрируют! Мы замаскируемся! Под девок! Они не догадаются!" – Я смотрел на Сашку, как на сумасшедшего, стремясь понять, шутит он или не шутит, или у него от озабоченности вообще уже крыша поехала. Но он не шутил.

Он сказал, что можно одеть девчачьи купальники, на глаза очки для плаванья, на голову шапочку и нас от девок никто и не отличит. "Да!?"-сказал я.-"А об этом ты забыл? (показав руками на оттопыренные пиписькой трусы). Это-то ты куда денешь? И потом у девок сиськи еще есть!" На это Сашка спокойно ответил, что это все хуйня, что пипиську можно подальше между ног убрать и показал как, что у некоторых девок трусы еще больше оттопыриваются, от половых губ, от лобка, от волос, а грудей-то у некоторых вообще и нет. Ну, в-общем, он меня убедил. Главная проблема была только в том, где найти купальники. Но Сашка и тут вывернулся. У него была двоюродная сестра и по комплекции она была примерно с нас. Родители постоянно летом таскали ее на море, на юг, и купальников поэтому у нее было просто до ебени фени. "Если сышь, можешь не ходить!"-сказал Сашка,-"Я и один на баб посмотреть могу!" Я ссал, но на голых баб мне посмотреть очень хотелось.