С братом, стоя раком

Но он быстро отстранился, отвел мои руки и молча укутался в простыню. Дождавшись, когда Санчо уснет и полыхая от желания, я засунул руку ему в трусы и тихонько погладил член. Саня тут же открыл глаза и вывернулся. Мы лежали молча, глядя сквозь тусклое оконце на мерцающие звезды. – Саня, ты мне очень нравишься. – Я знаю, – тихий ответ. Тишина, стрекот сверчка. – Саня, я... я очень хочу тебя. – Я знаю. Шуршание листвы о крышу. – Саня, можно мне... – Нет Слава, – и помолчав добавил: – Мне девчонки нравятся. – Ну, Саня, пожалуйста. – Все, Слава, спи. И отвернулся, оставив меня глотать горькие слезы обиды и разочарования. В остальном же дни пролетали легко и беззаботно, наполненные маленькими детскими приключениями. Как-то вечером, на спор, мы с Санчо поехали на велике на сельское кладбище и, отчаянно бравируя друг перед другом, бегали между могил, издавая страшные киношные звуки. Вандализм закончился тем, что Сана провалился в трухлявую могилу и с диким криком рванул за кладбищенскую ограду, да с такой скоростью, что нагнал я его только на велосипеде. Немного успокоившись он рассказывал как кто-то тянул его за ноги вниз и тихим голосом звал к себе. На фиолетовом небе сверкала огромная Луна, а я обнимал сидящего на раме Саньку и пьянел от сладкого запаха его волос. Другой раз, играя в Робин Гуда, кинутый в дерево перочинник, срикошетив, воткнулся мне в коленку и вся пацанва с любопытством смотрела на торчащий из ноги нож и стекающий в кеды ручеек крови. Запомнилось и то, как по указанию бабушки мы отправились топить образовавшихся на чердаке котят. Оставив самого красивого, остальных сложили в корзину и понесли к реке. Маленькие комочки жалобно пищали и ни у кого не хватило духу кинуть их в воду. Тогда, посовещавшись, мы проявили "гуманность" и закопали их. Живьем. Из-под маленького холмика раздавался душераздирающий писк, а мы сидели вокруг и заливались слезами пока звуки не стихли. После чего соорудили крест из веток, нарвали на могилку ромашек и отправились в лес рвать орехи. Жизнь оставленного котенка оказалась тоже не долгой – как-то мой отец спьяну наступил на него и кошка потом долга лежа на своем мертвом ребеночке и жалобно смотрела на людей. Надо заметить, что наши родители, неделями не просыхая, умудрялись в таком состоянии косить, колоть дрова на зиму, ремонтировать дом, качать мед и собирать грибы в огромные корыта. Но не все пьянки заканчивались по-братски. Услышав с улицы пронзительные женские крики, я выскочил из дома и успел увидеть как Ванькин отец, дядя Саша, вилами загнал своего старшего брата в сарай и в бешеном исступлении пытался заколоть его. К счастью подоспевшие братья сбили с ног безумца, отмутузили его и оттащили к поленнице. И совершенно напрасно. Обиженный на весь свет дядя Саша на удивление быстро пришел в себя, схватил топор и кинулся на моего отца. Дальнейшая сцена заламинировалась моей памятью кошмарным рапидом – мой отец лежит на земле, над ним нависает налитый яростью дядя Саша, с застывшим в замахе топором, и я, с пронзительным криком "папа" подбегающий и со всей силы бьющий свихнувшегося дядьку по башке поленом. Для изнеженного домашнего пацана это оказалось слишком сильным впечатлением и я еще долго бился в истерике, бережно успокаиваемый Санчо и бабушкой. В другой раз датый, одноногий дядя Коля, Санькин отец, вместо того чтобы по-человечески заколоть свинью, решил ее пристрелить из ружья. Мня себя крутым охотником, он время от времени выползал на крыльцо и палил по кружившим над цыплячьим выводком ястребам. На что гордые птицы победоносно срали ему на голову. И вот, взбодрившись еще одним граненым стаканом мутной жидкости, дядя Коля, поскрипывая протезом, отправился в свинарник. Дальше события развивались стремительно – бабахнул оглушительный выстрел, сразу следом пронзительный поросячий визг резанул воздух, переливаясь в вопли охотника и все это накрыло волной невероятного шума, грохота и мата, и вот уже дядя Коля выползает из свинарника весь в говне, с расхераченой рожей, без ружья и без ноги. Оказалось он с пьяных глаз попал поросю в сало, и разъяренный хряк дал ему как следует просраться. Но все эти домашние радости выездной сессии дурдома плавились в июльском мареве и отходили на второй план. Первый целиком и полностью поглощала страсть к Санчо. Говорят – вода камень точит. От себя добавлю – целенаправленная похоть сшибает любые моральные запреты. Люди, свершилось! Одной благословенной ночью Санчо сдался. Я в который раз робко лип к своему божеству, Санька привычно деликатно отбивался и вдруг, в какой-то момент замер и его член оказался у меня во рту раньше, чем я успел что-либо сообразить. Еще не веря своему счастью, я удивленно замер с писькой во рту, а Санька, покраснев, выгнулся и глубоко задышал. Его член, обвитый горячей мякотью моего рта, стремительно рос. Уж не знаю какие основы мироздания потряс Господь Бог, сколько планет сошли с орбит и какой водопад звезд обрушился на землю, чтобы исполнить мольбы четырнадцатилетнего пацана, но оно того стоило. Сосал я жадно, глубоко заглатывая головку и сильно обжимая ствол горящими губами, вдыхая одуряющий аромат его чистой, юной плоти и как одержимый шаря руками по изгибающемуся телу. Кончил он быстро и обильно, заполнив рот горячей, сладковатой спермой, которую я, не успевая глотать, затем тщательно собирал с пушистых яичек. Потом он лежал раскинувшись и тяжело дыша, а я не в силах совладать с бьющей лихорадкой покрывал каждый миллиметр любимого тела поцелуями. И вдруг, вместо привычного сопротивления, его руки обняли меня и обожгли ответной лаской. В этот момент душа моя покинула хрупкое тельце, вознеслась в небеса и коснулась престола Господня. Только так я могу описать свое состояние, когда Санчо ответил мне на чувства. Ласковые ладони скользили по моему телу, стоящий член упирался в живот и Санькино сердце бешено колотилось в моей грудной клетке, когда он шептал как заклинание: "Славка... Славка... Славка...".

– Саня, я хочу, чтобы ты меня... ну туда, в попу. – Ты что, тебе же больно будет. – Санчо, я так хочу этого. Ну пожалуйста. Я быстро вскочил на четвереньки и погнулся, встав раком, дрожа от желания и беспокоясь только о том, чтобы летевшие от меня искры не подожгли сено. Саня одним толчком просунул хуй и тут же громко застонал от наслаждения. – Сана, тише, ведь услышат, – только и успел сказать я перед тем как он, громко дыша, начал ебать меня в попу. Затем я кончал ему на живот, вцепившись в плечи, а он нежно гладил мне волосы. С этой ночи я жил в двух параллельных мирах. Первый, внешний, был не в фокусе, я рассеяно улыбался и отвечал невпопад. Во втором – жизнь вспыхивала красками и в небе сверкала радуга, когда Санькины руки касались меня. Мы бешено трахались всю оставшуюся неделю до моего отъезда, урывая те немногие моменты, когда нам удавалось остаться одним посреди бурной жизни нашего многочисленного семейства. Ни испепеляющее солнце, ни комары, ни муравьи, ни даже свалившийся однажды ежик не в силах были отвлечь нас от самого приятного в мире занятия. Растягивая удовольствие, я поливал Санькин член медом, а он ерошил мои волосы, стонал, бился и ранил травой спину. В последний день, под фырканье забитой чемоданами и коробками машины, Санчо, взяв мою руку, отвел вглубь сада, и там, под усыпанной плодами сливой жадно и долго целовал меня, рыдающего, в губы. В краткие, торопливые паузы вместе с глотком воздуха мы клялись друг другу никогда не забывать и встретиться на следующий год и я, роняя горячие детские слезы, шептал: – Я люблю тебя, Санька. Я люблю тебя.