История моего падения

Последнее время в определенных кругах стало модным рассуждать о своих предыдущих воплощениях. Нередко можно услышать от посетителя какого-нибудь манерного салона горделивую фразу о том, какой потрясающей личностью он был в прошлой жизни где-то там: в Англии, или Франции, то ли в XII, то ли в XVII веке…

Поскольку я действительно помню свои воплощения, то могу определенно сказать, что никакой потрясающей личностью я не была. Последнее воплощение, которое мне открыли, относилось к XVI веку – тогда я была тибетским монахом – письмоношей, доставлявшим во вне важные послания настоятеля монастыря Тхарпа-Чхой Лин.

И вот я опять здесь – на Земле, в России, на рубеже XX-го и XXI-го веков. Но что было между моим нынешним воплощением и тем монахом – скрыто какой-то пеленой с мерцанием неясных образов и чувств.
Меня все время мучал вопрос – почему? Почему так высоко поднявшись по духовной лестнице, я не смогла подняться еще выше, почему меня опять вернули на Землю, да еще и в нечистое тело женщины?..

И однажды я поняла...

Чтобы родиться на этой планете женщиной после того, как побывал тибетским монахом, нужно было совершить нечто такое, за что и должно было последовать наказание через несовершенное воплощение. И тот большой перерыв в четыре века, укрытый от осознания мерцающей пеленой, мог означать лишь одно: что хотя воплощения и были, но не в человеческом облике, как в песне у Высоцкого: «… родился баобабом…». Значит, было совершено нечто такое, что потребовало для искупления целых четыре века воплощений в низшие формы, пока я не добралась до человеческой, да и то женской.

Тому, кто пребывал не в себе, для перехода к высшему воплощению, а затем и к выходу из их круговорота, требуется покаяние. Но покаяние недоступно человеку в состоянии «пока-я-ни-я». Лишь вернувшись и осознав себя, человек сможет каяться, то есть, осознавая себя, отвечать за свои поступки.

Я хочу знать, что совершил монах в горах Тибета в XVI веке и за что был наказан круговоротом низших воплощений.

Дордже спешил. Путь был неблизок, а солнце уже приближалось к опасной черте. Не смотря на сандалии, горячие камни обжигали его уставшие ступни. Шафрановое дхоти пропиталось едким потом и запылилось. Давно небритый затылок нещадно зудел и чесался от прорастающего ежика волос.

В пути он был уже семь дней и скоро перед ним должен открыться величественный вид пятого монастыря, куда он уже несколько лет доставлял послания настоятеля монастыря Тхарпа-Чхой Лин.

Устремив взгляд на возвышающийся впереди перевал, за которым был скрыт монастырь Багтэн, Дордже в привычном ритме переставлял свои натруженные ноги. Там, за перевалом, его ждал короткий отдых перед тем, как он двинется дальше – к монастырю Сэра, последнему в его маршруте.

С ведущей к перевалу каменистой дороги, поднимавшейся по кромке крутого склона, открывался вид на шин-наг – лесные заросли, устилавшие долину зеленым ковром.

Дордже снова поднял взгляд на вершину перевала, дрожащую в далеком мареве, как вдруг его нога зацепилась за что-то на дороге.

Посмотрев вниз, Дордже с удивлением увидел лежащий в пыли полотняный мешок. Недоуменно оглядевшись по сторонам, Дордже подумал, кто бы мог это обронить? Подняв мешок, он развязал тесемки и заглянул внутрь: там была смена женской одежды, гребень, деревянная фляга с водой и хлеб, завернутый в пеструю ткань.
Два часа назад он разминулся с караваном спешащих по своим делам торговцев, возможно, это они потеряли мешок, хотя он не заметил среди них женщин.

Тщательно отряхнув мешок от пыли, Дордже положил его на большой камень у дороги – может быть, за ним вернутся, или он кому-нибудь еще пригодится…

Собравшись идти дальше, Дордже бросил последний взгляд по сторонам и вдруг его что-то остановило – справа, недалеко от обочины дороги, почти скрытая в траве валялась женская соломенная шляпа.

Монах осторожно приблизился к ней, но поднимать ее не стал и только осмотрел ее. Шляпа была почти новая, и вряд ли ее кто-нибудь просто выкинул…

С недобрым предчувствием Дордже раздвинул густые кусты, растущие рядом, и внимательно вгляделся сквозь сумрак в скрытое за ними пространство…

Там что-то белело. И это «что-то» по очертаниям очень напоминало человеческое тело…

Не обращая внимания на цепляющиеся за дхоти ветки, Дордже начал продираться сквозь кусты, пока не добрался до лежащего на земле обнаженного тела.

Остановившись над ним, Дордже увидел, что это женщина, вернее, почти девочка, на юном избитом лице которой запеклась кровь, а глаза заплыли багрово-черными кровоподтеками. Ее длинные черные косы были обмотаны вокруг самшитового ствола, а рядом валялась разодранная одежда. Все указывало на то, что над несчастной жестоко надругались.

Подняв обрывки одежды, Дордже бережно прикрыл ими тело жертвы, бросив беглый взгляд на ее искусанные до синяков маленькие груди, и бедра, на которых бурыми пятнами уже запеклась кровь.

«Кто же это мог сделать?! – думал Дордже, стоя на коленях рядом с девушкой и освобождая ее косы. Он был потрясен картиной зверского злодеяния, ему впервые пришлось столкнуться с этой стороной жизни. – И что теперь делать с телом?»

Вдруг с земли послышался стон.

Дордже от неожиданности отшатнулся, поскольку был уверен, что девушка мертва. Но она шевельнулась и медленно открыла глаза. Увидев склонившегося над ней Дордже, она хрипло закричала и забилась всем телом, стараясь отползти от него подальше.

Удержав ее за плечи, он попытался ее успокоить:

– Тихо, тихо, я не трону тебя, не бойся!

Девушка сжалась под его руками и смотрела на него взглядом, полным ужаса.

– Не бойся! – повторил он, и, отпустив ее плечи, сел рядом с ней.

Глядя на нее с сочувствием, он спросил:

– Кто это сделал с тобой?

Девушка не ответила.

– Ты можешь встать? – терпеливо обратился он к ней снова. – Тут неподалеку есть родник, я тебя отведу, там ты сможешь… – он заколебался, выбирая, как назвать то, что ей нужно было сделать, и облегченно добавил: – … смыть с себя грязь.

Девушка опустила взгляд на свое тело, едва прикрытое обрывками одежды и попыталась сесть, но тут же вскрикнула, вновь откидываясь на землю. Лицо ее исказилось гримасой боли, а по щекам потекли слезы из плотно сжатых глаз.

– Давай я помогу тебе, – сказал Дордже, наклоняясь к девушке и подсовывая руку под ее плечи.

– Нет, святой отец, – простонала она, пытаясь отодвинуть от себя его руку. – Я не могу, мне больно…

– Я понимаю, но и тут тебе нельзя оставаться, – возразил Дордже, осторожно поднимая ее.

Она опять застонала.

– Если тебе больно сидеть, давай, я подниму тебя на ноги, – предложил он.

– У меня все кружится перед глазами, я не смогу стоять, – ответила она.

– Не бойся, я поддержу тебя, – успокоил ее Дордже.

Обняв ее за талию, он помог ей встать на ноги, и смутился, ощутив, что спина у нее обнажена – он прикрыл ее обрывками одежды только спереди. Растерянно замерев и чувствуя под рукой ее горячую кожу, он не знал, что предпринять. Но тут девушка начала неожиданно обвисать на его руках, видимо, снова потеряв сознание, и он едва успел подхватить ее.

«Легкая, как перышко райской птички», – думал Дордже, направляясь к роднику, и спиной раздвигая кусты, чтобы не поранить девушку, лежащую у него на руках. Впервые ему приходилось нести такой груз, и хотя он устал за долгую дорогу между монастырями, ее он нес без особых усилий.

– Как зовут тебя? – спросил он, увидев, что девушка открыла глаза.

– Чхойдзом… – едва слышно ответила она.

Добравшись до родника, он осторожно опустил девушку на землю, и, прислонив ее спиной к песчаному откосу, сказал:

– Побудь здесь, я сейчас вернусь.

Пробравшись сквозь кусты обратно к дороге, он забрал оставленный им на камне мешок, поднял шляпу, валявшуюся в траве, и почти бегом устремился к роднику.

Девушка лежала неподвижно там, где он ее оставил. Услышав шаги Дордже, она зашевелилась и испуганно повернула к нему свое разбитое лицо. Дордже снова ужаснулся содеянному с ней.

– Вот, наверное, это твое? – спросил он, положив рядом с девушкой мешок и шляпу.

Она кивнула и благодарно посмотрела на него.

– Хочешь, я отнесу тебя в ручей? Вода облегчит твою боль. А я тем временем приготовлю место для ночлега, скоро ночь, – и он добавил, поясняя: – Здесь есть неподалеку пещера. Идти ты не сможешь, а я не смогу бросить тебя здесь одну.

Не дожидаясь ее ответа, Дордже подхватил девушку на руки и отнес к ручью, вытекающему из родника. Потом перенес ее мешок поближе к ней, и направился в сторону скал, где была пещера, в которой он не раз укрывался от внезапно разыгравшейся непогоды.

Два дня он выхаживал ослабевшую от потери крови Чхойдзом, не решаясь продолжить путь, и как мог, старался облегчить ее страдания. Он поил ее отваром шалфея и шафрана, прикладывал холодные компрессы к кровоподтекам на лице и теплую землю, взятую у мышиной норки, смотрящей на восток, к ее пояснице.

Все это время Чхойдзом молчала, лишь коротко отвечая на его вопросы и настороженно наблюдая за его действиями. Наконец, к исходу второго дня она нарушила свое молчание и поведала Дордже о том, что недавно овдовела и хотела вернуться к родственникам, живущим в пяти днях пути от деревни ее покойного мужа. Не решившись идти одна, она напросилась в попутчицы к торговому каравану, направлявшемуся в нужную ей местность. Но в дороге пятеро торговцев, очарованные красотой юной вдовы, решили вкусить ее прелестей, и, прямо днем затащив в самшитовые заросли, жестоко изнасиловали. Она, прожившая с мужем в любви и ласке почти год, истекла бы кровью после этого чудовищного совокупления, если бы не Дордже.

Он слушал ее внимательно, не перебивая, и сокрушался про себя о тяготах Пути, выпавших на долю этой несчастной молодой женщины.

На третий день, когда было съедено все, что у них было, включая и хлеб, лежащий в мешке Чхойдзом, они медленно направились через перевал к монастырю Богтэн.

Приведя Чхойдзом в деревню, расположенную недалеко от монастыря, Дордже оставил ее у одной сердобольной женщины, а сам направился в монастырь, обещая Чхойдзом вернуться за ней, и на обратном пути в свой монастырь сопроводить ее до деревни, где жили ее родственники.

Через несколько дней, с ответной почтой, он уже спешил в деревню, где оставил свою подопечную.