Безумства Gladis

Сначала приходит жгучее страстное безумное желание, приходит с дрожью в коленях и с трепетом в груди. И ты – в его сладостном плену, из которого нет выхода. И когда первые капли начинают просачиваться сквозь нежную ткань твоих трусиков, "сладкий" дурман подобно облаку укутывает тебя. И нет сил противиться ему. А жгучая жидкость, набирая силу, легко проникая сквозь белье и одежду, горячим потоком бегущая по ногам, обволакивает, согревая тебя. И нет в этот миг ничего вокруг, есть только желание, чтобы это не кончалось никогда:

Как все начиналось

Впервые я обписалась просто так для собственного удовольствия, когда училась в первом классе.
По-моему, я тогда была простужена и сидела дома. Родители были на работе, брат – в школе, так что я была предоставлена самой себе. Я играла и была очень увлечена игрой, потому что новая кукла, подаренная мне на Новый год, еще не успела мне надоесть.

Уже давно испытывала жуткое неудобство от полного мочевого пузыря, но в темный и холодный туалет идти почемуто было страшно, и я терпела. Наконец, наступил предел терпения, и я уже приготовилась было встать, чтобы положить конец моим мучениям, но с ужасом почувствовала, как горячая струйка вырвалась из плена и побежала под меня, обжигая попку. Правда я довольно быстро справилась с этой неожиданной "аварией", скрестив ноги и зажав руками свою промежность: Вопреки собственным ожиданиям, справившись с вышедшей из-под контроля и бушевавшей во мне стихией, я вовсе не побежала в туалет, как должна была бы сделать, а вновь присела на табуреточку, продолжая терзать свой мочевой пузырь. Незнакомое чувство вдруг посетило меня: как приятно было прикосновение к моему телу этой струйки горячей мочи, отчего в тот зимний вечер мне стало как-то сразу уютней и даже праздничней. Неожиданно мое тело затрепетало, требуя "продолжения банкета", и я расслабилась:

Не знаю точно, сколько времени я находилась в состоянии блаженства (оргазма тогда не было и быть не могло – было что-то другое, до сих пор мне не понятное), но когда вышла из оцепенения, я испугалась и бросилась за тряпкой, чтобы скрыть следы моего "позора". Но мокрые штанишки не сняла (из-под подола платья их было не видно, а, присаживаясь, я старалась на подол не садиться), т. к. мне было приятно постоянное ощущение мокрой ткани между ног и на попке:

Потом я очень переживала, вспоминая о том, как мне казалось, отвратительном поступке. Стыдила себя: "Обсикалась как маленькая", – говорила я себе. Но где-то в глубине души мне снова и снова хотелось пережить ту эйфорию мокрых штанишек. Чувство с одной стороны презрения к себе, а с другой стороны желание, делать это еще и еще, испытывая неописуемое наслаждение, преследовало меня вплоть до знакомства с интернетом., когда мой "стаж" уже исчислялся десятками лет.

Второй раз, как мне кажется, я сделала это, в классе третьем или четвертом. Возвращаясь из школы, я просто влетела в квартиру – так приспичило. Швырнув портфель, и не раздеваясь, я прошмыгнула в туалет. Задрав пальто и подол своего форменного платья, я готова уже была снять трусики и сесть, как неожиданно передумала и вместо этого, взгромоздившись ногами на унитаз, присела на корточки. Секунду спустя я почувствовала, как сильная горячая струя, врезавшись в ткань моих трусиков и колготок, обожгла попку и бедра, и, прорвавшись сквозь хлопчатобумажное препятствие, мощным потоком устремилась в унитаз:
И снова горькое похмелье – угрызение совести и даже жуткий страх за свою психику.

Как было потом

После этого случая я довольно долго не писала в штаны, пока не испытала свой первый в жизни оргазм, который так же был связан с мокрыми штанишками.

А произошло это в летние каникулы (я тогда перешла в седьмой класс) в загородном пионерском лагере. Дружила я тогда с одним мальчиком, сейчас уже не вспомню, как его звали, помню лишь, что тогда я грезила им и во сне и наяву настолько, насколько может влюбиться девушка-подросток в свои тринадцать лет. Мы отдыхали в разных отрядах, так как он был старше меня на год, поэтому в течение дня наши встречи происходили урывками. И лишь вечером на танцплощадке или в "кинотеатре" (кинотеатр в нашем лагере располагался под открытым небом, где мы – зрители – сидели на низеньких ужасно неудобных деревянных лавочках, вкопанных в землю рядами, а экран, большой лоскут грязно-белого полотна, вешался на стену странной деревянной архитектуры сооружения, называемого "эстрадой") мы могли, наконец, побыть вместе. Танцевали ли мы под хриплые мелодии лагерного магнитофона, смотрели ли мы старые затасканные фильмы, были по-детски счастливы и трепетали, робко касаясь друг друга.

И, о, счастье, на утренней линейке начальник лагеря объявил всеобщий сбор грибов, а это значит, что все отряды идут в лес, и наши отряды будут рядом, и значит:

Я прихорашивалась от самого завтрака вплоть до построения, будто собиралась не за грибами, а в гости или на концерт. Наконец, построившись, наш отряд, вооруженный всевозможными ведрами, корзинами и просто сумками, веселым строем направился в лес. Мое сердечко готово было выскочить из груди: "Скоро, скоро я увижусь с ним!..", – напевала я про себя. Углубившись в лес, ребята разбредались кто куда, постепенно растворяясь между деревьев. Я шагала медленно, как только могла, делая вид, что сосредоточенно ищу грибы. Вскоре, оставшись совершенно одна, я остановилась в ожидании и вскоре услышала за спиной хруст сухих веток. Мое сердечко сжалось в комок, я обернулась – да, это был он. Он улыбнулся, я улыбнулась в ответ, он что-то стал мне говорить, но, еще находясь в замешательстве, я не слышала что именно. Затем мы взялись за руки и побрели, наслаждаясь близостью и одиночеством. Для меня, увы, эти минуты счастья длились слишком недолго. Так легкомысленно игнорированные мной первые позывы моего мочевого пузыря, проявившиеся еще в начале похода, теперь становились серьезной проблемой. Причем проблема эта росла на глазах как снежный ком. Будучи от природы девочкой стеснительной, я естественно не могла сказать ему о ней. Я лихорадочно искала выход из сложившейся ситуации и первые робкие капельки, которые выступили крохотным пятнышком на моем трико (в наших густых лесах с болотистой местностью в платье быть невозможно, так как тучи комаров диктовали там свою моду. Поэтому мы, девочки, одевались согласно "комариного этикета" в спортивные костюмы и в том случае, если даже стояла жуткая жара), усилила мою изобретательность. Я просто навязала ему игру в догонялки с прятками, надеясь тем самым улучить момент и пописать в каких-нибудь кустиках. Первые попытки спрятаться закончились полной неудачей. Он был мальчиком спортивным и легко догонял меня. О, если бы он знал, какие муки мне приходилось испытывать. Но вот, наконец, удача: воспользовавшись его неловкостью (он споткнулся об огромный лежащий на земле сук и упал), я рванула что было сил и скрылась в густом кустарнике. Присев на коленки и отдышавшись, я стала прислушиваться. Он был рядом, я отчетливо слышала хруст сухих веток. Что делать, оставалось только ждать, когда он отойдет подальше, вот тогда я могла бы спокойно спустить штаны и пописать. Но мочевому пузырю были безразличны мои умозаключения. Он требовал своего и горячая струйка, устремившаяся в мои штаны, доказывала, что настроен он решительно и готов одержать верх над строптивой хозяйкой. Я вспотела от ужаса и обеими руками сильно вцепилась в промежность и, сделав несколько манипуляций, остановила ручеек, готовый превратиться в мощный и свирепый поток. Но следы от первой его атаки были на лицо. Предательское пятно на трико в самом интересном месте уже было невозможно ничем скрыть. Я решила больше не выходить из своего укрытия даже в том случае, если мне удастся пописать без дальнейших потерь, от обиды слезы потекли по моим щекам. Воспользовавшись очередной слабостью хозяйки, мой мочевой пузырь приступил к решающему штурму и, что греха таить, крепость была взята. Мои руки по-прежнему находились в промежности, когда обжигающая жидкость стала сочиться сквозь мои пальцы, с каждой секундой ускоряя темп. Я снова попыталась остановить эту бушующую реку, мощно массируя свою промежность. Нет, ничего уже не могло мне помочь. И когда поток стал ослабевать – будто небеса разверзлись и оттуда снизошла на меня такая благодать, что я со стоном рухнула на землю и стала кататься по ней как прокаженная. Сколько это длилось – мне показалось целая вечность. Наконец, я успокоилась и без сил в каком то забытье осталась лежать на земле. Очнувшись, я вскочила и стала прислушиваться. Нет, вокруг не было ни одной живой души. Я осмотрела себя и пришла в ужас: мое мокрое трико было в таком плачевном состоянии, что наверное, голой идти было бы менее стыдно, чем в них. Но что делать – возвращаться в отряд все равно надо и я, постоянно озираясь, как затравленный зверек, двинулась в сторону лагеря. Вот такой он был мой первый в жизни оргазм.

Что было потом? Скрыть тот факт, что я обписалась, мне не удалось, так как пришла в лагерь, когда уже все вернулись из леса, а наша воспитательница, не досчитавшись меня, уже подняла панику на весь лагерь. Думаю, что в этот же день узнал об этом и мой boy-friend. Впрочем, я уже не искала встречи с ним, и через пару дней мои родители по моей просьбе забрали меня домой.

Вернувшись из лагеря, я почти не выходила из дома – никого не хотелось видеть. Я ужасно переживала разрыв отношений с тем мальчиком и свой позор. Я пыталась читать, но не могла сосредоточиться, появившаяся в то время "новая игрушка" – магнитофон тоже быстро надоедала, куклы оставались нетронутыми – вообщем, я взрослела. Однажды вечером, услышав звонок, я побежала открывать входную дверь. На пороге стояла вернувшаяся с работы мама и, о, ужас, под ее ногами была огромная лужа. Этого я никак не ожидала: чтобы мама – взрослая женщина – могла не дотерпеть и вот так банально обоссаться у двери своей квартиры. Мое сердечко сжалось от возбуждения, а поскольку стояла, наверное, с выпученными глазами, то услышала: "Девочка, у меня авария, пропусти меня". Я посторонилась, пропуская ее, и невольно спросила: "Мама, ты что обсикалась?" "Да, и пусть это будет нашей маленькой тайной, хорошо?", ответила она и, швырнув мне свой плащ, скрылась в ванной.