Дневник Мата Хари (Глава 6)

Как будто попробовав его на вкус, этот сладкий стебель спокойно и уверенно вошел в меня. Сделал он это без труда, путь был хорошо подготовлен;

Искусные ласки Питера, его нежность привели меня в такое настроение, что иного и быть не могло. Я вся утонула в его любви.

Руки Питера скользнули под меня и крепко обхватили моя ягодицы. Он держал меня сильными руками, в то вре-мя как стрела его любви глубоко проникла в мой грот. И когда он медленно двигался вверх-вниз тщательно выве-ренными толчками, которые хотя и не опустошали меня, но заставляли содрогаться, как от ударов тока, я поняла, что такое экстаз. Его могучее копье пронзало меня, как стрела Купидона. И когда Питер выходил из меня, я вся дрожала в ожидании его возвращения. Я боялась, что он уйдет навсегда, вместо того чтобы подготовиться к друго-му прыжку...
Это захватывающее движение запечатлелось в моей па-мяти и осталось навечно. В спокойном и поступательном ритме, величественном шествии его поистине королев-ского скипетра было нечто уверенное, сильное – можно сказать, Питер имел меня по-королевски. Я вздыхала и стонала, никогда не испытывая чего-либо подобного, я хотела кричать от наслаждения.

Я была горда, что доставляю Питеру наслаждение, в этом не было сомнения, потому что он стонал так же сла-дострастно, как и я. Он не произносил любовные слова, его стоны и мычание напоминали зов большого истоско-вавшегося по любви медведя и убеждали меня, что он в таком же полубессознательном состоянии, как и я. Каж-дый раз, когда его сильный, раздавшийся вширь инстру-мент (у меня создалось четкое представление, что как только он внедрился в меня, он стал больше и тверже) глубоко погружался в конвульсивно сжимающееся отвер-стие, Питер сладострастно стонал, и я спешила ему на по-мощь.

Хотя эти сильные толчки следовали один за другим, каждый вызывал приятную дрожь во всем теле. Это был апогей невиданного наслаждения. Не может быть, чтобы на земле существовало что-то более захватывающее и незабываемое, чем то, как любил меня Питер.

Его глаза сверкали надо мной, как звезды, и их небес-ное сияние показывало мне, что он так же счастлив, как и я.

– О, любимая, выдержишь ли ты – я пытаю тебя сво-им знаком любви... я умру на тебе... позволь мне умереть в твоих объятиях...

Его нежные слова подтверждались сильными толчками, которые сотрясали мое тело. Он мог бы избивать меня, ходить по мне – я бы сочла это за высшее наслаждение. Этому мужчине я была больше, чем жена, – он был Бо-гом и хозяином моего тела, потому что завладел моей ду-шой...

– Любимая... моя единственная настоящая любовь... ты тоже любишь меня? (Его сильное, твердое, как мра-мор, тело беспрерывно ударялось о меня). Ты даешь мне... подлинное наслаждение... я... никогда... не смогу... жить... без тебя!

– Мой любимый Питер... ты моя единственная лю-бовь... и я хочу быть твоей навсегда... только помани меня пальцем... и я сразу брошусь тебе на шею!

– О, моя богиня... я вне себя от счастья... Заметила, я от тебя весь в огне? Мои силы удваиваются... я больше... не могу... я кончаю! – Я почувствовала, как его мощное копье глубоко вонзилось в меня. Вдруг меня прошила пульсирующая струя, такая горячая, что я испугалась, что она меня прожжет. В тот же момент я тоже достигла конечной точки. Все завершилось. Обессиленные, мы от-кинулись на подушки.
Позднее, когда мы отдохнули, наши губы снова нашли друг друга. Наши поцелуи были более сильными и чисты-ми, чем до этого, так как нас не отвлекали ни волнение, ни другие иллюзии. Казалось, мы состоим лишь из ртов, ищущих друг друга и пробующих мед из наших губ. Мы сидели, сплетясь в объятии, и целовались, целовались, це-ловались без конца.

Казалось, мы хотели целоваться вечно, чтобы навер-стать упущенное, когда не были вместе. Наши языки глу-боко проникли в страстно открытые рты. Питер был очень красивый, особенно когда смеялся. Я его щекотала, чтобы он громче смеялся. Некоторое время спустя мы за-теяли игру на диване, как шаловливые дети. Я особенно осмелела и вскочила на него, прижав его руки к торсу своими бедрами. Теперь я наказывала беспомощного мужчину.

Я нагнулась, чтобы потрепать ему волосы, а он этим воспользовался и схватил губами сосок моей груди. Я шу-тя начала бить его по лицу своими грудями – мне эта иг-ра понравилась. Он лежал, тяжело дыша, а потом сел, отодвинув меня.

– Что, бесенок, думаешь, я это выдержу, сладчайшая из всех дьяволов? Ты сводишь меня с ума. Посмотри, что ты наделала своими сладкими грудями! – И он показал на свой поднимающийся стебель.

Боже, как взвился он вверх! Я была очарована и не смогла не коснуться его. Тут же по его телу пробежала дрожь, и он обхватил меня руками.

– Я не могу вытерпеть, когда ты его берешь. Я больше не могу играть в эту игру, я слишком возбужден, дай я быстро войду в тебя. Иначе умру!

Я легла ему на грудь. Одной рукой он крепко обнял ме-ня, а другой пытался за моей спиной протолкнуть в меня свой стебель, уже превратившийся в ствол. Я ему помога-ла, извиваясь всем телом и пытаясь вслепую найти эту дубинку. Наконец ему удалось войти в мое тело. Должна признаться, я помогала ему руками. Мой страх, что Пи-тер выскользнет или не найдет моей щели, был очень ве-лик. А стыд? Я этого не чувствовала, мы стали слишком близкими.

Теперь мой возлюбленный снова начал вонзаться в ме-ня. И после первых толчков у меня было такое впечатле-ние, будто он проник в меня глубже, чем в первый раз.

Любой другой мужчина замучил бы меня до смерти, но я знала, что энергия и сила Питера были его знаком люб-ви ко мне, и его почти животная страсть доказывала, что я, а вернее, прелести моего тела доводили его плоть до бешенства. Это была чистая страсть, жеребец в этом муж-чине полностью овладел им.

Его мощные удары оживили бы мертвую, И овладевшее мной чувство полного счастья заставило забыть все. Я вся стала предметом этого наслаждения, и только одна благо-дарная мысль блуждала в моем уме: Питер овладевает мной с бешеной страстью, на которую способен только мужчина, влюбленный до предела. Эта сладкая мысль ис-торгала из меня буйные восклицания и страстные призна-ния. Забыв обо всем, я визжала:

– Ой, ты просто чудо... какие чудесные толчки... давай чуть побыстрей... Да! Вот так! Любимый, е... меня креп-че! ... твой х... вкусный... я умру в твоих объятиях... хочу всегда тобой наслаждаться... всегда меня так е... теперь я знаю, что такое хорошая е...!

Я несла все, что приходило в голову, потому что чувст-вовала, знала: Питер имеет меня, как никто и никогда ни одну женщину. Я была одержима желанием: чтобы у него хватило сил довести до конца наш бесконечный любов-ный поединок. Мысль о том, что нечеловеческая сила этих мощных толчков уменьшится или иссякнет, были просто невыносимой.

Мои дикие вскрики придавали Питеру еще больше страсти, и при каждом произносимом мной грязном слове его удары становились все сильнее. Судя по тому, как он поскрипывал зубами и дрожал, мои изречения делали его тоже одержимым. И он тоже перестал стесняться в выбо-ре слов:

– О, любимая, ты действительно считаешь, что я тебя могу е... как ты хочешь? Пусть мой х... будет в два раза больше и толще... ты этого хочешь? Ты хочешь х... вели-чиной с руку... одного мужчины тебе мало... но я хочу пригвоздить тебя... это божественно!.. как вкусно!.. у тебя фантастическая ж... ты моя сладкая! Единственная!

Все барьеры рухнули. Наполненные безграничным же-ланием, отдаваясь ему безо всякого стыда, осознавая, что это полная капитуляция перед сладострастными инстинк-тами, что это полное презрение к границам приличия, мы сами усиливали наше наслаждение.

Я употребляла самые грязные выражения, которые приходили мне в голову, не зная, где я их почерпнула. Обычная проститутка – и та не удосужилась бы употреб-лять такие слова, но для нас они стали перцем, которым мы приправляли свою роскошную еду:

– Да, е..., е..., е... меня, всей своей силой... крепче-быстрее... я хочу ощущать твой х..., пусть он меня всю разорвет... а-а-а! Вот так!.. ты е... как бык... ты знаешь, как это делать со мной... мой муж – глупая собака... он не может е... меня, как ты... ненавижу этого ублюдка... любимый! Е..., е..., е... меня... никогда меня не бросай... сильнее! ... толкай его глубже!.. ты что, устал? ... давай, да-вай, е... меня крепче, быстрее, глубже... ой, я кончаю, а-а-а!

Я почувствовала, что теряю сознание. Казалось, все вокруг плывет, мои руки и ноги, как чужие, в горле все пересохло. У меня едва хватило сил попросить стакан во-ды. Потом на меня опустился тяжелый туман-Питер, мужчина, которого я полюбила до самозабве-ния, был единственной настоящей любовью во всей моей жизни. Я об этом никогда не жалела, и он был лучом сол-нца в моей жизни. Я была искренне благодарна своему мужу за то, что он свел меня с Питером.

Если бы я могла предвидеть, что мне предстояло пере-нести в Ист-Индии, я никогда бы не последовала за му-жем, когда его перевели на этот таинственный остров. Начальство больше не могло терпеть его поведение, и его поставили перед выбором: либо увольнение с позором, либо служба в гарнизоне в особенно опасной и нездоровой колонии. Как я уже сказала, если бы я знала, что ме-ня ждет, я бы совершила самоубийство. И, конечно, я не знала, что навеки потеряю своего возлюбленного.

Когда перед отъездом у нас было особенно нежное сви-дание, Питер сказал мне: «Я поеду за тобой. Но сначала мне надо привести в порядок дела в Голландии». Три ме-сяца спустя его не стало: он упал с лошади и разбился на-смерть.

С его смертью я потеряла все, что давало мне силы тер-петь брак с Маклеодом. Питер был самым идеальным лю-бовником для любой женщины, и именно он подсказал мне идею стать танцовщицей.

Вначале он попросил меня пройтись по комнате либо голой, либо – а это его особенно возбуждало – в за-дранной к талии юбке. Я была рада исполнить его жела-ние.

– Твои ноги танцовщицы преследуют меня день и ночь, часто говорил он мне и не успокоился, пока, на-конец, не получил у меня разрешение запечатлеть их на картине. Для этой цели он пригласил в наш город извест-ного парижского художника-с большими расходами для себя... «Мне нужен этот портрет, – однажды сказал он.