Вампиры (отрывок)

Но мучаться над этим вопросом ему пришлось не долго, поскольку через час начался восход солнца.
То, что Майк считал болью до этого момента, было просто ерундой, по сравнению с тем, что ему пришлось пережить в дальнейшем. Солнце, когда-то нежное и ласковое, стало вдруг невыносимо горячим и злым. Оно кусало и рвало на куски все его существо, била в самый мозг и разрывало его на мириады частиц. Внутренности кипели и рвались, словно, на минных полях, а кожа, Майку казалось, что у него содрали кожу, предварительно натерев освободившиеся участки перцем. Мучимый страшнейшей болью, несчастный хотел закричать, но горла больше не было, как и голосовых связок, в место них все пространство занимал комок слизи, получившийся из сварившихся хрящей и желез. Глаза стали скворчать от закипевшей в них крови и лопнули, разбрызгав огненными брызгами остатки мозга. Но забвения не наступало. Майк чувствовал, что сходит с ума, он горел на живую медленно и постепенно, отдавая солнцу, частицу своего тела за частицей. Каждой клеткой, каждым своим закутком бедняга ощутил, что такое ярость солнца. Когда, наконец, боль достигла своего апогея и сознание било тревогу, предчувствуя близкий конец. В комнату без крыши вошла Эйнджил. Она спокойно смотрела, на корчившегося на полу своего раба. А он увидел ее, через красную пелену лопнувших глаз.

Словно жалкий дворовый пес, Майк пополз к ногам своей госпожи, отчаянно воя, разодранным в клочья горлом и вылизывая шершавым потрескавшимся языком пол на котором стояла его повелительница. Он полз и молил ее о милости, но вместо мольбы слышался только вой. Он плакал, но слез не было. Он стенал, заламывая руки, но они крошились и опадали на пол пеплом. Боль сделала его покорным и готовым на все, ради спасительницы – госпожи. Она разрешила ему выползти из страшной комнаты в темную прохладу коридора и толкнула в израненный солнцем бок.

Майк вскрикнул от боли, чувствуя, что горло на месте и снова рождает звуки. Он подполз к ногам госпожи и стал покрывать поцелуями туфли и ноги.

– Кто разрешил тебе целовать мои ноги, – жестоко отбросив от себя своего раба, проговорила Эйнджил.

Майк спрятал голову, оставаясь лежать на животе.

– Умоляю, простите, – выдавил он из себя, пытаясь совладать со своим горлом. – Госпожа, сжальтесь, над своим рабом.

– О, вот как ты запел, теперь. Значит, осознал, что ты мой раб, надо было совсем немного солнечных лучей, и ты стал шелковым.

– Да госпожа, – прошелестел Майк, – Благодарю за урок, повелительница. Спасибо, госпожа.

– Это еще не урок, – Ухмыльнувшись, сказала королева, – это только прелюдия к твоему воспитанию. Солнечные ванны покажутся тебе просто курортом, по отношению к тому, что тебя ждет в дальнейшем.
Эти слова, заставили учащенно забиться сердце несчастного пленника, и из глаз непроизвольно брызнули слезы страха и безысходности.

– Ладно, пока можешь идти, тебя проводит Джонс.

Громила подхватил пленника, словно тот ничего не весил и потащил его куда-то вдаль по коридору. Майк и не думал сопротивляться, все о чем он мечтал, это прилечь и заснуть. Но мечтам его не суждено было сбыться, ибо Джонс поставил его посреди комнаты и, отойдя к двери, включил рубильник. Из пола и стен вылезли страшные острые шипы, лишь маленький квадратик остался свободен и на нем можно было только стоять.

– Постоишь и подумаешь, раб, над своим поведением. Заснешь, упадешь на шипы, присядешь, задницу всю снесешь себе, шаг сделаешь, ногу пропорешь. Так что стой и не шелохайся, прощай, счастливо тебе провести время. Джонс вышел, коротко хохотнув. А у Майка даже ненависти уже не осталось, он думал только об одном – как продержаться и сколько продлятся его муки в этой комнате натыканной острыми, словно клинки, шипами.

Прошло небольшое количество времени, а бедному пленнику казалось, что прошла вечность, он не смел двинуться, видя поблескивающие от света тусклой лампы острые шипы, грозящие ему страшной смертью. Прошел примерно час, и неожиданно к пленнику пришло озарение, он зажмурился и упал на встречу смерти. Боль жуткая и сокрушительная пронзила его всего, но вопреки ожиданиям она не прошла, а нарастала все сильнее.

– Такого не может быть, – взвыл Майк!

Он неожиданно понял, что не умер, а боль от многочисленных шипов, пронзивших тело, не давала ему забыть, о том, что он жив ни на секунду.

– Пощадите! – хрипел, несостоявшийся мертвец, – Сжальтесь, молю!

Но никто не слышал его стонов и хрипов, никто не пришел к нему на помощь. Его оставили мучаться от страшной и не отступающей ни на минуту боли. А еще снова добавился голод, даже пронзенным желудок, оставался верным себе. Майк кричал, плакал, стонал, но все было бесполезно, никто не приходил к нему на помощь. Даже смерть оставила его. Почему-то вспомнились слова Ницше: "Мы можем отнять у человека жизнь, но не можем отнять у человека смерть". Теперь он осознал и понял, значение этих слов, и только теперь осознал, как он беззащитен перед своей хозяйкой.

Наконец, скрипнула дверь, и над бедным рабом нависло широкое лицо Джонса.

– Ну что, тварь, решил избавить себя от боли? – Захохотал Громила и надавил, на пышущее болью, тело Майка.

Пленник думал, что более сильной боли он уже не испытает, но он ошибся, ибо, когда Джонс надавил на его тело, страшная, раз в десять превосходящая то, что было до этого боль, врезалась в уставшее, израненное тело раба. До этого Майк не мог кричать, теперь он орал разорванным горлом и плакал, глазами, которые казалось до этого пересохли.

– Хватит, – еле выговорил пленник, – Я умоляю, хватит!

– Это я буду решать, грязь, когда хватит, – Джонс надавил сильнее. – Ты понял, меня?

– Да, господин, смилуйтесь, сжальтесь, над Вашим рабом. Все, все для Вас сделаю, только не делайте мне больше так больно, умоляю!!!!

Майк уже не орал и не выл, он скулил и норовил лизнуть руку, хозяина.

– Сними его, – Услышал, раб, благословенный голос Госпожи.

Джонс повиновался, и резко рванув израненное тело, снял раба с железных, острых, как бритва шипов. Словно змея, извиваясь всем телом по полу и окрашивая серый бетон кровью, широкой лентой тянущейся за ним, Майк подполз к ногам госпожи.

– Повелительница, – выдохнул он, – Моя жизнь, принадлежит Вам, я Ваш пес, пыль, которую вы стряхиваете, грязь, которую вы брезгливо обходите, не карайте меня, умоляю. Я буду преданейшим псом Вашим, пока Вы не захотите избавиться от меня.

– Вот это уже совсем другой разговор, – Улыбнувшись, произнесла Госпожа. И носком своей черной бархатной туфельки погладила голову покорно лежащего раба. – Иди за мной, раб.

Тряхнув гривой черных вьющихся волос, она вышла из страшной комнаты, Майк пополз за ней, не в силах подняться на ноги, да и не смея сделать это. Эйнджил шла по коридору, наслаждаясь тем страхом, который сочился из пор этого когда-то напыщенного раба, ей нравилось ломать и покорять. Она зашла в свои апартаменты и села в кресло.

– Зайди в кладовку, там много крыс, перелови их! – Приказала Эйнджил.

Майк пополз к кладовке, она оказалась на удивление чистой и очень приятной в своей прохладе. Запах земли и крыс больно ударил в нос, но и проявил охотничий азарт. Больше не было боли в разорванном шипами теле, не было страха, заполнившего его существо от кончиков пальцев на ногах, до кончиков волос на голове, был только голод. Он гнал вперед, и брезгливости тоже не было, когда Майк поймал первую крысу, буквально поглотив ее целиком. Потом еще и еще, пока не насытился мясом серых зверьков.

Когда он выполз из погребка, то увидел, что его Госпожа в комнате не одна, напротив нее в таком же мягком кресле сидела еще одна женщина, красивая блондинка. Она заметила, пялящегося на нее раба, и удивленно ойкнула. Эйнджил тоже посмотрела на Майка.

– Не пугайся, это мой раб, он провинился, я его наказала. Он очень вкусный, я такой крови еще не пила.

– Можно попробовать? – Загорелась блондинка.

– Не сейчас дорогая, он жрал крыс, сейчас от его крови мало толку. Если бы я знала, что ты зайдешь, то оставила бы его для тебя не загаженным. Но позже, когда я с ним закончу, дам тебе на время.

– Эй, Джонс, – Позвала Эйнджил, Майк при этом сильно вздрогнул, но Госпожа звала своего громилу по другому поводу.

– У Даны ноги болят, сделай ей массаж. – Приказала Энджил.

Громила услужливо опустился около кресла, в котором сидела блондинка на колени, и поцеловал ее ножку, одетую в чудесную кремового цвета туфельку.

– Госпожа позволит мне снять туфельку, – прошептал Джонс, его голос очень изменился, из рычащего он стал трепетно-нежным.

Дана кивнула головой и откинулась в кресло, зажмурив глаза.

– Я оставлю тебя наедине с Джонсом, наслаждайся!

Эйнджил поднялась и направилась к двери. У дверей она оглянулась и строго произнесла. От ее голоса одновременно вздрогнули два тела, Майка и Джонса.

– Я что тебя должна как-то особенно приглашать, мразь.

Майк понял, что эти слова обращены к нему, поэтому безропотно снова опустился на живот и пополз за своей Госпожой.

– Поднимись, ты так медлителен, раб. – Милостиво разрешила Эйнджил.

Майк покорно поднялся, не смея даже преданно заглянуть в глаза своей повелительницы. Она привела его в другую, но не менее шикарную комнату. Вошла и хлопнула в ладоши. Из-за занавеси вышла красивая женщина и склонилась перед своей королевой в подобострастном поклоне.

– Вымой его, а то от него несет, как из сортира. – Приказала Эйнджил и ушла в соседнюю комнату, где, как увидел Майк, стояла огромная кровать. Послышался шум воды, по которому раб сделал вывод, что его госпожа принимает душ.

Служанка Эйнджил привела раба в ванную, по своей величине не уступающую комнатам. Сама ванна, была похожа на небольшой бассейн. Вода в ней уже была готова.

– Сними остатки тряпок, – брезгливо сморщившись, произнесла служанка.

Майк молча стал стягивать с себя все то, что осталось от комбинезона. Но не успел он снять и половину, как получил оплеуху.

– Я, кажется, отдала тебе приказ! – Глаза служанки сузились, а лицо стало жестоким и совсем не красивым.

– Я же выполняю его – пряча глаза, в полу, заискивающе проговорил Майк.

– Ах, ты мразь, ты смеешь еще и отвечать! – Снова удар, но более ощутимый.

– Простите меня Хозяйка, – застонал, уставший от боли раб и плюхнулся на колени, – сжальтесь, не бейте больше.