Спасибо, мне не интересно
✕
Рассказы с описанием несовершеннолетних запрещены.
Вы можете сообщить о проблеме в конце рассказа.
Морская Пена
Если ты, триппер старый, еще хоть раз вспомнишь имя Марины, ну, скажем, заяву на пропажу напишешь, или терпилой заделаешься, мол избит неизвестными в своей квартире, а мне обязательно сообщат, что ты такую глупость сделал... Видишь ли, Сема, – Андрей опять смотрел ему в лицо пустыми глазами стрелка, голост его был бесцветен и шершав, как наждак, – если взять бритву, – он сделал паузу, – да, бритву... потом сделать надрезы здесь, здесь и здесь, потом взять немного гнилого мяса... Анаэробная гангрена – это очень плохая смерть, Сема. Тем более, что месяц я тебе на слабеньких антибиотиках обещаю... Ты понял меня или ударить тебя? – гнусавым голосом Крысобоя осведомился Андрей.
Трясущийся студень что-то просипел и дважды моргнул.
– Вот и славно, трам-пам-пам.
Андрей поднялся и отправился в спальню.
Кружка холодной воды, вылитая на голову возымела свое действие. Женщина открыла мутные глаза и села на кровати.
– Как спалось? – вежливо поинтересовался Андрей. Кошмарики не мучали? Елена Васильевна, у меня к вам доверительное дело...
– Эта... – женщина икнула, – ты кто?
– Я, изволите видеть, ваш дальний родственник.
Женщина тупо смотрела ему в лицо
– Какой родственник?
– Да, в общем-то уже никакой. Елена Васильевна, не пройти ли нам на кухню для душевного разговора?
– Закурить есть?
– А то... Андрей вынул пачку сигарет.
На кухне было еще хуже чем в спальне. Покосившись на замызганный стол и табурет, Андрей остался стоять.
– Елена Васильевна, ваша дочь, Марина, прислала вам со мной привет и наилучшие пожелания, а так же просила передать вам две тысячи рублей.
Он вынул четыре пятисотрублевые купюры. Женщина уставилась на них как на привидение. Потом медленно протянула руку.
– Одна маленькая деталь.
Андрей достал из кармана бумагу и развернул.
– Требуется ваш автограф.
– А че это? – с подозрением прохрипела женщина.
– Дозвольте прочесть... Кхм. Я, Елена Васильевна Владиленская, проживающая по адресу..., паспорт номер... выдан... не возражаю против проживания моей несовершеннолетней дочери Марины Александровны Владиленской, паспорт номер... выдан... на квартире Андрея Сергеевича Бранковича по адресу... Дата, подпись.
Женщина молчала.
– А где она сейчас?
– А там она и есть. Хотите пообщаться?
Женщина кивнула. Андрей подумал.
– Хорошо, я попрошу ее вам позвонить. А пока...
Он протянул ей бумагу. Женщина явно колебалась.
– У меня два экземпляра. Один у вас. Вот паспорт с адресом, сравните, если надо – найдете. И, кстати, я, похоже, запамятовал. Она просила передать не две тысячи, а три.
Женщина подумала и, схватив деньги, вывела дрожащей рукой подпись.
– Прекрасно. У нас тут случайно и рояль в кустах...
Андрей оттиснул на своем экземпляре печать нотариуса (самого подлинного, между прочим).
– Ну что, желаю здравствовать. Пейте гуляйте. Да, чуть не забыл. Там Семен Львович у вас в коридоре упал неудачно. Уеду, кричал, уеду... В деревню, в глушь, в Саратов. А потом – бац! Но все равно про отъезд чего-то бормочет.
Женщина продолжало мутно смотреть на Андрея. Пахло сортиром и гнилью. Андрей покачал головой, вышел в коридор, подхватил баул, кивнул двум черным фигурам и, остановившись в дверях, посмотрел на студень. Тот дышал уже с меньшим свистом.
– Две недели, Сема. На третью я сюда загляну.
Дома было тихо, работники уже ушли, и Андрей с удовлетворением отметил, что работа все-таки худо-бедно продвигается.
– Однако агитбригада приехала, – жизнерадостно проорал он, – Эй, ты там не померла от обжорства, часом?
Тишина. Прислушавшись, он услышал шорох душа. Бросив баул, он подошел к запертой двери ванной, послушал и постучал.
– Эй, в чистом теле этот... чистый дух. Как самочувствие?
Ответа не было, только звук льющейся воды. Пожав плечами, Андрей прошел в комнату и уселся за компьютер. Почитав и ответив на почту, на что ушло минут двадцать, он поднял голову и прислушался. По прежнему было тихо и лил душ. Он встал и, подойдя к ванной, снова постучал.
– Ты там не смылилась на нет? Вылезай, – он подумал, – пожрем чего-нить.
Тишина. Он постучал погромче. Ответа не было. Та-ак. Он подергал дверь. Заперто. Постучал еще раз. Схватился за ручку, уперся в косяк, сосредоточился и несколько раз рванул изо всех сил. Давно требовавший замены замок не выдержал, и дверь распахнулась. Ванная комната была заполнена паром. Занавеска задернута, за ней угадывался смутный силуэт девушки, сидящей под струями воды на дне ванны.
– Марина, – стараясь оставаться спокойным позвал Андрей, – Марина, ты в порядке?
Девушка не отвечала. Андрей, не отдергивая занавеску, протянул руку и выключил воду. Стало тихо.
– Марина...
Она тихо плакала, что-то шепча. Андрей схватил халат, откинул занавеску, не глядя накинул халат на девушку, взял ее на руки и перенес на тахту. Тихо сел рядом и прислушался. Глаза ее были закрыты, она еле слышно всхлипывала.
– Я грязная, грязная, грязная... Ну почему она не отмывается?! Грязная...
Он осторожно потряс ее за плечо.
– Хелло, дарлинг. С легким паром.
Она перестала плакать и, открыв глаза, молча уставилась на Андрея.
– Одевайся, я тут шмоточки твои принес.
– Мои?!!
– Не не мои же..
Он пододвинул к ней баул. Марина напряженно смотрела на сумку.
– А ты что...
– Тебя мать просила позвонить.
Она вскинулась.
– А...
Он молча достал из кармана бумагу и протянул ей. По мере чтения ее лицо немного расслаблялось. Она подняла голову.
– Он... жив?
– Семен Львович-то? Жив, курилка. Но, видишь ли, немного приболел, – сообщил Андрей, – и решил, что виноват здешний климат. Пару недель ему необходим постельный режим, а потом он изъявил желание покинуть наш город. На юга, наверное, подастся... Сказал, что сюда он больше не ездок. Никогда.
Марина молча смотрела на него.
– И... Вот еще что.
Андрей встал и вышел в коридор. Из подсобки он добыл старое оцинкованное ведро, а из ящика стола вынул бутылочку бензина для Zippo. Вернувшись со всем этим в комнату, он поставил ведро перед тахтой и медленно, понимая, что рискует, вынул коробочку из кармана. Марина застыла. Глядя в ее огромные глазищи, Андрей открыл коробочку, и по одной стал складывать в ведро фотографии, следя за тем, чтобы они ложились изображением вниз. Закончив, он развернул сверточек и, размотав пленку, кинул в ведро негативы. Аккуратно полив кучку бумаги бензином, он молча протянул Марине коробок спичек и отошел к окну.
– Если грязь не смывается, она сгорает, – чуть слышно сказал он.
Марина сидела молча.
– Ты... ты видел?
– Нет, – спокойно соврал Андрей.
Она сидела неподвижно. Потом медленно взяла в руки коробок, чиркнула спичку и посмотрела на огонь.
– Грязь сгорает... – повторила она и уронила спичку в ведро.
Они молча смотрели на пламя, не обращая внимание на дым и копоть, которых, впрочем было не слишком много, дожидаясь пока оно окончательно погаснет. Андрей залил пепел водой и вылил остатки в унитаз. Коробочка была отправлена в мусоропровод на лестнице. Андрей вернулся в комнату и встал у окна. Марина сидела в прежней позе, но в ее лице что-то переменилось. Внезапно она поднялась и направилась к музыкальному центру. Посмотрев на диски, она выбрала один, вставила и нажала на воспроизведение.
В комнате зазвучал холодный и четкий голос Щербакова:
Под знаменем Фортуны, до боли, до дрожи,
Настраивал я струны, прости меня, Боже!
Ее губы шевелились, повторяя слова.
Пройдя любовь-измену от края до края,
Всему нашёл я цену. Цена небольшая.
Она дослушала песню до конца и нажала стоп.
– Я раньше не могла его слушать, – тихо сказала она.
– Почему?
– У него есть песни... Они холодные и чистые. Иногда чуть теплее, но все равно чистые. Как... Как бриллиант на черной подушечке. А иногда, как бриллиант на пальце. А я...
– А сейчас? – перебил он.
Она подумала.
– А сейчас могу, – немного удивленно ответила Марина.
Она медленно подошла к Андрею и встала рядом, глядя на него в упор. Потом она подняла здоровую руку и слегка дотронулась до его щеки. Андрей стоял как каменный столб. Рука отдернулась. Марина закусила губу и повторила движение. Она провела прохладной ладошкой по его лицу, дотронулась до носа, губ, виска..
– Не призрак? – поинтересовался Андрей
Она не ответила и продолжала медленно водить ладонью по его лбу, волосам... Андрей медленно и осторожно, как будто имел дело со столбиком сигаретного пепла, взял ее ладонь в руки, развернул и прикоснулся губами к нежной коже запястья. Она вздрогнула. Он немедленно разжал руки.
– Извини...
Она вдруг покраснела.
– Я... я хотела...
– А почему бы нам, сударыня, не откушать вкуснючего шашлыка? – с преувеличенной бодростью воскликнул Андрей, – Желающим предлагается харчо, красное вино и хачапури. – Он покосился на девушку, – Э-э-э... двойная порция.
Марина прыснула.
– Да ну тебя... Я что, кадавр?
– Не, не похожа. Таких красивых кадавров не бывает.
Марина опять покраснела и отвернулась.
– Короче, я за компутером, переодевайся и поехали.
Возвращались они уже довольно поздно. Опять шел снег. Марина сидела на переднем сидении уткнувшись лицом в букет лилий, который Андрей приобрел у метро. Похоже ее слегка разморило, поскольку она выпила три бокала довольно крепкого испанского вина, а уж съела... Вспомнив количество еды, Андрей недоверчиво покосился на девушку. Во метаболизм у человека! Килограм сорок пять живого веса, не более... А ты тут в спортзале каждую плюшку отрабатывай. Нет правды на земле...
Они поднялись в квартиру.
– Не знаю как кто, а я в душ и спать. Завтра подъем, понимаешь...
– Я тоже...
– И в этом, сударыня, проявляется мелкобуржуазное преимущество двух ванных комнат.
Выйдя из душа с мокрыми волосами он прошел на кухню и закурил. Марина вошла и уставилась на него с непонятным выражением.
– Прекрастных сновидений. Привет Морфею...
– Андрей, – она впервые назвала его по имени.
Он выжидательно замолк.
– А... а ты говорил... А я правда...
Она набрала воздуха и выпалила.
– А я правда... красивая?
Андрей внимательно посмотрел на нее и тихо заговорил:
– Она высокая и тонкая, как прутик, длинноногая, длиннорукая, длинношеяя. Огромные карие глазищи, прямой нос, темные волосы. Небольшая грудь, узкие бедра. Двигается она плавно, но, в то же время быстро и изящно.
Трясущийся студень что-то просипел и дважды моргнул.
– Вот и славно, трам-пам-пам.
Андрей поднялся и отправился в спальню.
Кружка холодной воды, вылитая на голову возымела свое действие. Женщина открыла мутные глаза и села на кровати.
– Как спалось? – вежливо поинтересовался Андрей. Кошмарики не мучали? Елена Васильевна, у меня к вам доверительное дело...
– Эта... – женщина икнула, – ты кто?
– Я, изволите видеть, ваш дальний родственник.
Женщина тупо смотрела ему в лицо
– Какой родственник?
– Да, в общем-то уже никакой. Елена Васильевна, не пройти ли нам на кухню для душевного разговора?
– Закурить есть?
– А то... Андрей вынул пачку сигарет.
На кухне было еще хуже чем в спальне. Покосившись на замызганный стол и табурет, Андрей остался стоять.
– Елена Васильевна, ваша дочь, Марина, прислала вам со мной привет и наилучшие пожелания, а так же просила передать вам две тысячи рублей.
Он вынул четыре пятисотрублевые купюры. Женщина уставилась на них как на привидение. Потом медленно протянула руку.
– Одна маленькая деталь.
Андрей достал из кармана бумагу и развернул.
– Требуется ваш автограф.
– А че это? – с подозрением прохрипела женщина.
– Дозвольте прочесть... Кхм. Я, Елена Васильевна Владиленская, проживающая по адресу..., паспорт номер... выдан... не возражаю против проживания моей несовершеннолетней дочери Марины Александровны Владиленской, паспорт номер... выдан... на квартире Андрея Сергеевича Бранковича по адресу... Дата, подпись.
Женщина молчала.
– А где она сейчас?
– А там она и есть. Хотите пообщаться?
Женщина кивнула. Андрей подумал.
– Хорошо, я попрошу ее вам позвонить. А пока...
Он протянул ей бумагу. Женщина явно колебалась.
– У меня два экземпляра. Один у вас. Вот паспорт с адресом, сравните, если надо – найдете. И, кстати, я, похоже, запамятовал. Она просила передать не две тысячи, а три.
Женщина подумала и, схватив деньги, вывела дрожащей рукой подпись.
– Прекрасно. У нас тут случайно и рояль в кустах...
Андрей оттиснул на своем экземпляре печать нотариуса (самого подлинного, между прочим).
– Ну что, желаю здравствовать. Пейте гуляйте. Да, чуть не забыл. Там Семен Львович у вас в коридоре упал неудачно. Уеду, кричал, уеду... В деревню, в глушь, в Саратов. А потом – бац! Но все равно про отъезд чего-то бормочет.
Женщина продолжало мутно смотреть на Андрея. Пахло сортиром и гнилью. Андрей покачал головой, вышел в коридор, подхватил баул, кивнул двум черным фигурам и, остановившись в дверях, посмотрел на студень. Тот дышал уже с меньшим свистом.
– Две недели, Сема. На третью я сюда загляну.
Дома было тихо, работники уже ушли, и Андрей с удовлетворением отметил, что работа все-таки худо-бедно продвигается.
– Однако агитбригада приехала, – жизнерадостно проорал он, – Эй, ты там не померла от обжорства, часом?
Тишина. Прислушавшись, он услышал шорох душа. Бросив баул, он подошел к запертой двери ванной, послушал и постучал.
– Эй, в чистом теле этот... чистый дух. Как самочувствие?
Ответа не было, только звук льющейся воды. Пожав плечами, Андрей прошел в комнату и уселся за компьютер. Почитав и ответив на почту, на что ушло минут двадцать, он поднял голову и прислушался. По прежнему было тихо и лил душ. Он встал и, подойдя к ванной, снова постучал.
– Ты там не смылилась на нет? Вылезай, – он подумал, – пожрем чего-нить.
Тишина. Он постучал погромче. Ответа не было. Та-ак. Он подергал дверь. Заперто. Постучал еще раз. Схватился за ручку, уперся в косяк, сосредоточился и несколько раз рванул изо всех сил. Давно требовавший замены замок не выдержал, и дверь распахнулась. Ванная комната была заполнена паром. Занавеска задернута, за ней угадывался смутный силуэт девушки, сидящей под струями воды на дне ванны.
– Марина, – стараясь оставаться спокойным позвал Андрей, – Марина, ты в порядке?
Девушка не отвечала. Андрей, не отдергивая занавеску, протянул руку и выключил воду. Стало тихо.
– Марина...
Она тихо плакала, что-то шепча. Андрей схватил халат, откинул занавеску, не глядя накинул халат на девушку, взял ее на руки и перенес на тахту. Тихо сел рядом и прислушался. Глаза ее были закрыты, она еле слышно всхлипывала.
– Я грязная, грязная, грязная... Ну почему она не отмывается?! Грязная...
Он осторожно потряс ее за плечо.
– Хелло, дарлинг. С легким паром.
Она перестала плакать и, открыв глаза, молча уставилась на Андрея.
– Одевайся, я тут шмоточки твои принес.
– Мои?!!
– Не не мои же..
Он пододвинул к ней баул. Марина напряженно смотрела на сумку.
– А ты что...
– Тебя мать просила позвонить.
Она вскинулась.
– А...
Он молча достал из кармана бумагу и протянул ей. По мере чтения ее лицо немного расслаблялось. Она подняла голову.
– Он... жив?
– Семен Львович-то? Жив, курилка. Но, видишь ли, немного приболел, – сообщил Андрей, – и решил, что виноват здешний климат. Пару недель ему необходим постельный режим, а потом он изъявил желание покинуть наш город. На юга, наверное, подастся... Сказал, что сюда он больше не ездок. Никогда.
Марина молча смотрела на него.
– И... Вот еще что.
Андрей встал и вышел в коридор. Из подсобки он добыл старое оцинкованное ведро, а из ящика стола вынул бутылочку бензина для Zippo. Вернувшись со всем этим в комнату, он поставил ведро перед тахтой и медленно, понимая, что рискует, вынул коробочку из кармана. Марина застыла. Глядя в ее огромные глазищи, Андрей открыл коробочку, и по одной стал складывать в ведро фотографии, следя за тем, чтобы они ложились изображением вниз. Закончив, он развернул сверточек и, размотав пленку, кинул в ведро негативы. Аккуратно полив кучку бумаги бензином, он молча протянул Марине коробок спичек и отошел к окну.
– Если грязь не смывается, она сгорает, – чуть слышно сказал он.
Марина сидела молча.
– Ты... ты видел?
– Нет, – спокойно соврал Андрей.
Она сидела неподвижно. Потом медленно взяла в руки коробок, чиркнула спичку и посмотрела на огонь.
– Грязь сгорает... – повторила она и уронила спичку в ведро.
Они молча смотрели на пламя, не обращая внимание на дым и копоть, которых, впрочем было не слишком много, дожидаясь пока оно окончательно погаснет. Андрей залил пепел водой и вылил остатки в унитаз. Коробочка была отправлена в мусоропровод на лестнице. Андрей вернулся в комнату и встал у окна. Марина сидела в прежней позе, но в ее лице что-то переменилось. Внезапно она поднялась и направилась к музыкальному центру. Посмотрев на диски, она выбрала один, вставила и нажала на воспроизведение.
В комнате зазвучал холодный и четкий голос Щербакова:
Под знаменем Фортуны, до боли, до дрожи,
Настраивал я струны, прости меня, Боже!
Ее губы шевелились, повторяя слова.
Пройдя любовь-измену от края до края,
Всему нашёл я цену. Цена небольшая.
Она дослушала песню до конца и нажала стоп.
– Я раньше не могла его слушать, – тихо сказала она.
– Почему?
– У него есть песни... Они холодные и чистые. Иногда чуть теплее, но все равно чистые. Как... Как бриллиант на черной подушечке. А иногда, как бриллиант на пальце. А я...
– А сейчас? – перебил он.
Она подумала.
– А сейчас могу, – немного удивленно ответила Марина.
Она медленно подошла к Андрею и встала рядом, глядя на него в упор. Потом она подняла здоровую руку и слегка дотронулась до его щеки. Андрей стоял как каменный столб. Рука отдернулась. Марина закусила губу и повторила движение. Она провела прохладной ладошкой по его лицу, дотронулась до носа, губ, виска..
– Не призрак? – поинтересовался Андрей
Она не ответила и продолжала медленно водить ладонью по его лбу, волосам... Андрей медленно и осторожно, как будто имел дело со столбиком сигаретного пепла, взял ее ладонь в руки, развернул и прикоснулся губами к нежной коже запястья. Она вздрогнула. Он немедленно разжал руки.
– Извини...
Она вдруг покраснела.
– Я... я хотела...
– А почему бы нам, сударыня, не откушать вкуснючего шашлыка? – с преувеличенной бодростью воскликнул Андрей, – Желающим предлагается харчо, красное вино и хачапури. – Он покосился на девушку, – Э-э-э... двойная порция.
Марина прыснула.
– Да ну тебя... Я что, кадавр?
– Не, не похожа. Таких красивых кадавров не бывает.
Марина опять покраснела и отвернулась.
– Короче, я за компутером, переодевайся и поехали.
Возвращались они уже довольно поздно. Опять шел снег. Марина сидела на переднем сидении уткнувшись лицом в букет лилий, который Андрей приобрел у метро. Похоже ее слегка разморило, поскольку она выпила три бокала довольно крепкого испанского вина, а уж съела... Вспомнив количество еды, Андрей недоверчиво покосился на девушку. Во метаболизм у человека! Килограм сорок пять живого веса, не более... А ты тут в спортзале каждую плюшку отрабатывай. Нет правды на земле...
Они поднялись в квартиру.
– Не знаю как кто, а я в душ и спать. Завтра подъем, понимаешь...
– Я тоже...
– И в этом, сударыня, проявляется мелкобуржуазное преимущество двух ванных комнат.
Выйдя из душа с мокрыми волосами он прошел на кухню и закурил. Марина вошла и уставилась на него с непонятным выражением.
– Прекрастных сновидений. Привет Морфею...
– Андрей, – она впервые назвала его по имени.
Он выжидательно замолк.
– А... а ты говорил... А я правда...
Она набрала воздуха и выпалила.
– А я правда... красивая?
Андрей внимательно посмотрел на нее и тихо заговорил:
– Она высокая и тонкая, как прутик, длинноногая, длиннорукая, длинношеяя. Огромные карие глазищи, прямой нос, темные волосы. Небольшая грудь, узкие бедра. Двигается она плавно, но, в то же время быстро и изящно.