Богини спорта

Взяв моё удостоверение и как следует вчитавшись в него, он поднял на меня изумлённые голубые глаза и проблеял:

– Господин куратор... извините...

– Что, новенький?-с усмешкой поинтересовался я, принимая документы назад.

– Так точно!-парень вытянулся в струнку.-Позавчера первое дежурство было, виноват...

– Ну-ну, учись. Начальство нужно узнавать в лицо и по номеру машины, понял?

Охранник вытянулся ещё больше – хотя казалось, больше уже некуда, – затем подскочил к шлагбауму и торопливо поднял его. Я вновь нажал на акселератор, и в зеркальце мне была видна фигура парня – стоя на обочине по стойке "смирно", он пялился на машину оловянными глазами и отдавал честь; смех, да и только! "Джип" въехал на территорию лагеря.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Я остановил машину возле длинного административного корпуса и, обернувшись назад, бросил девочкам:
– Приехали, вылезайте.

Они тут же суетливо подхватили свои чемоданчики и стали выбираться из "джипа"; мне нравилось наблюдать за сменой выражений на их лицах. Только что, пока мы ехали по территории, на них было написано откровенное девчоночье любопытство, воспитанницы крутили головами туда-сюда, пытаясь всё увидеть и рассмотреть. Теперь же, когда они были на месте, любопытство вновь сменилось волнением и тревогой; приоткрыв рты, девочки озирались, как бы заново разглядывая то место, где им предстояло провести без малого год.

Люба тоже вальяжно выбралась из машины, хлопнула дверцей. Настроение у неё, судя по всему, несколько улучшилось, и её вновь обуревала жажда деятельности, а именно – ввести новеньких в курс дела и заодно указать им их место, чтобы поменьше выпендривались. Желание унижать других было в Любе неистребимо, но как раз это желание и служило для пользы дела – многие девочки, впервые прибывающие сюда, были о себе чересчур высокого мнения и нуждались в хорошей встряске.

Я направился в высокие двери, и трое воспитанниц во главе с Любой последовали за мной. Мы шагали по светлым, почти что стерильно чистым коридорам, навстречу нам изредка попадались молодые мужчины и женщины – из административной обслуги лагеря. Я не оборачивался, но хорошо знал, как ведут себя девочки – точно так же, как и их многочисленные предшественницы: то есть вертят головой по сторонам, восхищённо толкают подружек и сдавленно, еле слышно, охают. Реакция всех новых воспитанниц была одинаковой – сладостное замирание пополам с не менее сладким страхом.

Мы вошли в кабинет главного администратора, и он тут же поднялся нам навстречу – руководство лагеря, в отличие от незадачливого охранника, хорошо знало меня в лицо и понимало, что боссы Конторы смотрят на лагерь моими глазами.

– Добрый день, господин куратор!-расплылся в улыбке хозяин кабинета, низенький толстячок с большой лысиной.-Новенькие?

– Как видите, Иван Михайлович,-я остановился, подталкивая девочек вперёд, и они внезапно засмущались.-Их трое, посмотрите, где есть вакантные места.

– Всех троих вместе или по раздельности?-поинтересовался услужливый администратор, тут же утыкаясь в свои бумаги.-Если вместе, то надо поискать...

Я бросил быстрый взгляд на воспитанниц – робость мешала им заговорить, но выражение лиц было очень красноречивым – конечно же, им хотелось и дальше оставаться втроём.

– Вместе,-кивнул я, и Люба за моей спиной недовольно кашлянула – ей-то, несомненно, хотелось, чтобы девочек разделили, так намного легче их обрабатывать; но я пока решил подождать с этим, а расселить их всегда успееется.
– Ага... ага...-бормотал администратор, водя пальцем по спискам. – Вот, нашёл! Три вакантных места у Филатовой, в пятом отряде. И возраст как раз подходящий.

– Ну и хорошо,-сказал я.-Запишите фамилии – Артамонова, Кривцова и Крамаренко, подробные данные вам потом принесут из здравпункта. Любовь Петровна, займитесь девочками.

Девушка сразу же оживилась – теперь она чувствовала себя в своей стихии. Повернувшись к воспитанницам, она заговорила всё тем же слащавым голосом, в котором, тем не менее, проскальзывали стальные нотки:

– Значит так, дорогие, сейчас получите на складе одежду – здесь в своём не ходят, привыкайте. Потом в душ, а оттуда – в здравпункт, на медкомиссию. Ну а после я вас отведу в жилой корпус, покажу вам, где вы будете жить.

– Любовь Петровна, а зачем медкомиссия?-робко поинтересовалась Артамонова, заглядывая моей помощнице в глаза.-Нас проверяли в интернате, мы все здоровы, так и в наших документах написано...

– Ваша интернатовская комиссия – детский сад,-безапелляционно заявила Люба, тряхнув головой.-Здесь вас проверят по-настоящему, у нас лучшие специалисты. Всё, разговоры окончены, идёмте получать одежду.

Будущие "Богини Спорта" покорно поплелись за девушкой, и я хо – рошо представлял, каково им сейчас. Конечно, в интернате девочки привыкли к строгим порядкам и к режиму дня, но здесь, в лагере, всё это во много раз жёстче. Теперь вольная жизнь для них окончена, и следующие десять месяцев они будут жить по свистку. Что же касается медкомиссии, то Артамонова не зря боялась её – здесь проверяли основательно и буквально всё, включая тщательнейший гинекологический осмотр. А уж коль у девочки действительно найдут лишние килограммы, то ей не позавидуешь; любительниц перекусить до изнеможения гоняли на бегущей дорожке и заставляли взвешиваться три раза в день.

Люба упругим шагом, вызывающе цокая каблучками, вышла из кабинета администратора; девочки последовали за ней. Я же повернулся к толстяку и поинтересовался:

– Иван Михайлович, а где сейчас Филатова?

Тот бросил взгляд на часы на стене – доходило десять вечера – и хмыкнул:

– Наверное, с отстающими занимается, у остальных-то отбой через пять минут. Сейчас посмотрю, у меня тут всё записано...

Вновь углубившись в свои бумаги, администратор после недолгих поисков изрёк:

– Ну вот, так и есть. По расписанию у неё сейчас занятия с неуспевающими, с двадцати двух до двадцати трёх. Корпус пять, это налево от главной аллеи...

– Ну, уж корпус-то я найду!-засмеялся я.-Вы ж не забывайте, Иван Михайлович, я уже второй год с вашим лагерем работаю, изучил его как свои пять пальцев.

Я направился к двери, у самого выхода остановился и напомнил:

– Данные на новеньких вам принесут. Сегодня, наверное, вряд ли, а вот завтра с утра ждите.

– Обязательно, обязательно,-закивал толстяк.-Всё оформлю, как полагается, я своё дело знаю...

– Ну вот и хорошо.

Идя по длинному коридору к выходу из административного корпуса, я размышлял о том, что страх в небольших дозах полезен. Со всеми служащими лагеря, включая его руководство, я всегда старался держаться немного снисходительно и в то же время высокомерно, давая понять, что от меня многое зависит. Вообще-то такое отношение к людям не было неотъемлемой составляющей моей натуры, но по-другому я вести себя просто не мог – специфика лагеря порождала множество соблазнов. Молодые, гармоничные тела воспитанниц влекли к себе, и случаев, когда кого-нибудь из персонала заставали в укромном уголке с девочкой, было не так уж мало.

Именно поэтому мне как куратору приходилось вызывать как в обслуге лагеря, так и в его руководстве здоровое чувство страха – чтобы поменьше зарились на юное мясо. Самого же меня девочки не интересовали ни в коей мере – мне вполне хватало мимолётных связей с инструкторами; кроме того, некоторые из них были моими постоянными любовницами – как, например, Мария Сергеевна Филатова, к которой я сейчас направлялся.

С этой статной особой 27 лет от роду, бывшей чемпионкой мира по лёгкой атлетике и участнице двух олимпиад, я познакомился около года назад. Меня сразу же привлекло её мощное, но чрезвычайно гармоничное тело, длинные сильные ноги и упругая грудь; в свою очередь, Мария Сергеевна, будучи женщиной практичной, сразу же сообразила, какие преимущества сулит ей связь со мной. Наше объяснение не отличалось многословностью – после отбоя я пригласил Филатову в свой гостиничный номер (была в лагере и своя гостиница – принимать различные инспекции и всяких важных шишек из Конторы, вроде меня), и она тут же согласилась, прекрасно зная, чем мы будем там заниматься.

После этого мы встречались регулярно – два-три раза в месяц, как правило, по ночам: всё дневное время было расписано у Марии Сергеевны по минутам. Женщина никогда не требовала с меня никаких обязательств и уже одним этим нравилась мне; кроме того, она была абсолютно неревнива, и мои другие романы не волновали её ни в коей мере.

Шагая в сгущающихся сумерках по заасфальтированным дорожкам, я добрался до пятого корпуса, в больших окнах которого горел свет. Это здание было исключительно учебным – здесь располагались два спортазала с гимнастическими снарядами, а во дворе размещалась беговая дорожка; все спальные корпуса помещались в другом конце лагеря.

Свободно ориентируясь в коридорах и переходах – здесь, как, впрочем, и во всех остальных строениях, я бывал сотни раз, – я без труда добрался до второго спортазала, из которого доносились характерные звуки – шлёпанье босых ног, стук тел, а также короткие команды Филатовой. Даже из коридора я слышал, что Мария Сергеевна раздражена – женщиной она была резкой, властной, и со своими воспитанницами обходилась круто; а уж неуспевающим и вовсе доставалось от неё на полную катушку.

– Виленская, ты что задницу выставила?-услышал я довольно-таки грубый окрик.-Ты должна прогнуться, прогнуться, понимаешь?! А задница твоя мне не нужна!

Уже стоя на пороге спортазала, я увидел ту, к которой обращалась Филатова – рослая красивая девочка с длинными косами беспомощно висела на брусьях, болтая ногами, и прогнуться, как того требовала инструктор, у неё никак не получалась. Зад девочки действительно был выставлен, и я нашёл его довольно красивым.

Услышав мои шаги, Мария Сергеевна обернулась и приветственно кивнула – при посторонних она держалась со мной очень ровно, всем своим видом демонстрируя, что я начальник, а она подчинённая. Но когда мы оставались наедине, всё менялось.

Вот и сейчас, повторив каждой из девочек её задание, Филатова пригласила меня в свой кабинет, плотно прикрыла дверь и тут же придвинулась ко мне вплотную:

– Здравствуй..

Её жаркое, внезапно сбившееся дыхание лучше всяких слов свидетельствовало, что и эту ночь женщина не против посвятить привычным утехам.