Одна треть жизни. История 1. Часть 5

– Тётя Клава, пожалуйста, начинайте, – взмолился юноша.

– Ишь ты, какой прыткий, – усмехнулась женщина. – Что ж, действительно пора.
Она высоко взмахнула и обрушила на спину племянника первый удар. Энди стиснул зубы, но не смог сдержать стон. Он дёрнулся и изо всех сил вцепился в батарею. Вновь розги со свистом рассекли воздух и стегнули по пояснице. Юноша тонко вскрикнул. От жгучей боли голова его закружилась. Он тряхнул ею, пытаясь прийти в чувство, и тяжело задышал. Ягодицы и задняя поверхность бёдер оказались гораздо терпеливее, и подростку даже удалось сдержать крик. Но напряжённые икры отреагировали сильнее. Так прошло пять ударов. Тётя снова взмахнула прутьями и повторно хлестнула по икрам. Энди закричал более протяжно. Всё его тело сзади беспорядочно пересекали вспухшие багровые полосы. Следующая порция прошла в обратном порядке. Конечно, она выдалась гораздо тяжелее, ведь розги ложились на израненные места. Энди крупно дрожал, пот тёк из подмышек ручейками, костяшки пальцев побелели от напряжения. На повторно рассеченных полосах выступали мелкие капельки крови. Подействовал рассол, защипало неимоверно сильно, и подросток готов был сорваться и упасть, но боль ударов отвлекала, возвращала к действительности. Энди кричал и стонал, произносил невнятные звуки, бессмысленные сочетания букв. Он дёргался и крепче сжимал опору. Чтобы не потерять сознание, подросток мотал головой. Третья пятёрка прошла ещё невыносимее. Больше всего страдали спина и поясница. Энди ничего не соображал, он онемел и слился с батареей, казалось, руки придётся разжимать посторонним. Тело провисло почти до пола, и только приземистая скамеечка из тяжёлого дерева удерживала наказуемого от падения. Казалось, её сделали специально для подобных целей, так как бортики по бокам сжимали ноги, а опрокинуть её можно было только сильным пинком. Дёргаясь в стороны натянутым, как струна туловищем, подросток, тем не менее, удерживался в необходимом положении. Последние два удара пришлись на ноги.

Наказание закончилось, но Энди казалось, что порка превратилась в непрерывный процесс, слилась в один продолжительный удар от спины до пят. И только когда Клавдия, взяв племянника за запястья, силой отцепила его от батареи и осторожно положила на пол, пришло осознание сквозь пелену и туман. Убрав скамеечку, тётя оставила подростка в покое. Сколько лежал он, приходя в себя, неизвестно. Время не имело никакого значения. Невероятным усилием воли Энди заставил себя подняться. Сначала на четвереньки, потом, срываясь и спотыкаясь, во весь рост. Он ссутулился, колени подгибались, его била крупная дрожь. Подросток стонал и охал. Невидящим взглядом он озирался вокруг, всё ещё не понимая происшедшее и местонахождение. Глаза были мокрыми от непроизвольных слёз, в теле чувствовалась невероятная слабость, оно покрылось пупырышками, но лицо и уши покраснели и буквально полыхали. Сзади, особенно спину, жгло, дёргало, рвало, рассол разъедал раны. Голова кружилась, в ушах звенело.
Тётя Клава, осторожно поддерживая племянника под руки, повела его в ванную. Энди еле передвигался. Он что-то невнятно говорил, издавал бессвязные звуки. Клава поливала его сзади холодной водой из душа. Сначала подросток вскрикивал от боли, но потом перестал. Наступало облегчение. От раздражения кожи и нервных окончаний, от помрачённого сознания, от льющейся воды произошло рефлекторное, непроизвольное мочеиспускание. Тётя Клава внимательно смотрела, как из съёжившегося членика течёт жёлтая струя, потом ещё раз ополоснула душем истерзанное тело. Родственница довела племянника до комнаты и мокрого уложила животом на кровать. Вскоре от тяжёлых переживаний, от бессонной ночи, от сильных душевных волнений юноша впал в забытье, организм его устал обращать внимание на боль. Поначалу Энди вскрикивал в бреду, шевелился и, чувствуя растревоженность ран, просыпался, но через мгновение отключался. В тумане мелькало лицо незнакомца в сером. Чёрное, не негритянское, а именно чёрное, искажённое злобой, ненавистью и одновременно оскалом. Призрак злорадствовал, словно видел нечто грязное, похотливое, но развлекательное для него. И тут же сквозь страшный облик проглядывали черты крайнего неудовольствия, желания свести счёты с кем-то или чем-то, растерзать неведомого врага. Глаза незнакомца не имели зрачков и радужки, сплошные белки, не мутные бельма, а яркая белковая оболочка. Несмотря на это, чувствовался его взгляд, способный читать душу, пронзать её насквозь, препарировать и... погубить.

Острые белые клыки органично дополняли облик кошмара из иного мира. Энди бежал от него, метясь в постели, острая боль высеченного тела возвращала его в реальность, но потом кошмар появлялся вновь. Но, в конце концов, утомлённое сознание отключилось, и подросток провалился в мягкую, обволакивающую темноту.

Он проспал до позднего утра. Проснувшись, Энди постепенно вспоминал происшедшее. Светило солнце, пели птицы, дул мягкий летний ветерок. Не верилось, что совсем недавно пришлось выдержать жестокое наказание, но стоило пошевелиться, и боль вновь пронзила его. Подросток некоторое время лежал и привыкал к беспокоящим ранам. На лестницы послышались шаги. В комнату вошла Кристина.

– Привет! Уже проснулся?

Энди не ответил и смотрел на девчонку, всё ещё до конца не придя в себя.

– Я сменила простыню.

Энди не понял, о чём она говорит, в его взгляде выразилось недоумение.

– Вот эту, спину накрывать.

Холодная влажная ткань накрыла подростка. Боль утихла. Появился запах какого-то травяного настоя.

– Ты не шевелись только, а то простыня будет раны раздражать.

Он осознал, что девчонка видит его голым, но не проявил никакого беспокойства. Голова его лежала на боку на подушке, он смотрел на Кристину. Только сейчас он заметил её красоту. Серьёзные серые глаза, мягкие тёмные волосы, спадающие на спину: Девчонка присела на корточки, взяла Энди за руку и тихо спросила:

– Тебе полегче? Ночью ты бредил и стонал.

Энди вспомнил кошмарные сны о страшном незнакомце с тростью. Неужели он терзал его так долго? Ведь сейчас подросток чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим.

– Ты что, всю ночь дежурила?

– Нет, часов до трёх. Телек смотрела и простынь смачивала. Потом ты вроде успокоился, и рядом уже тётя сидела.

– Тебе тётя Клава приказала так долго сидеть возле меня?

– Нет, я сама. Мы с ней поругались немного, особенно когда я увидела, как она отделала тебя.

– А ты не боишься, что она и тебя так может?

Упругий задок Кристины, всегда обтянутый джинсами, казалось, так и напрашивался на приключения. Ранее Энди едва сдерживался, чтобы не шлёпнуть её, в шутку, конечно.

Девчонка пожала плечами и сменила тему:

– Ты поблагодари её за наказание, только не просто так, а... Ну, она любит всякие такие... ритуалы, что ли.

– А ты откуда знаешь?

– Я много чего знаю. Принести поесть?

– Мне бы лучше сначала до сортира доползти, – полный мочевой пузырь давал о себе знать.

– Вставай, только осторожно, я помогу тебе дойти, – Кристина аккуратно сняла простыню.

– Дай прикроюсь.

– Да ладно тебе, дня три как минимум придётся походить так!

– Сильно там?

– Лучше тебе не видеть.

Голый, он осторожно встал на ноги и, опираясь на плечо девчонки, побрёл по нужному маршруту.

– Кстати, – вдруг остановился он. – Там, у забора... Кроме тебя никого не было?

– Не спрашивай. Узнаешь со временем. Только молчи пока, – шёпотом прибавила Кристина. – Я, может, расскажу тебе, но не сейчас, это долгая история. И тётю ни в коем случае не беспокой этим.

После утренних процедур Энди дошёл до кухни. Он уже окреп, двигался без особых затруднений и вполне сносно переносил боль истерзанного тела. На кухне он встретил тётю Клаву. Некоторое время они молчали, а Кристина внимательно наблюдала за ними.

– Ну, как дела?

– Сильно вы меня, – вздохнул Энди.

– Ты сердишься?

Племянник посмотрел тёте в глаза.

– Как насчёт... – он сделал паузу, так как рядом находилась девчонка.

– Всё в порядке, – поняла Клава. – Теперь всё останется между нами. Точно по уговору.

– Спасибо за хороший урок, – сказал Энди, стал перед ней на колени и поцеловал тёте руку.