Депрессия

Он был глубок, без сновидений, но оставлял после себя только тяжесть в голове. Пробуждение оказалось резким; но его ожидала Марина. Она поднесла пленнице судно и вновь напоила ее, зажав нос и вынудив раздвинуть зубы.

Сколько это продолжалось, Оля установить не могла, но вряд ли очень долго – три или четыре дня. Марина пичкала ее успокоительными, а отходя от постели, привязывала руки Оли кожаными ремешками к изголовью. Наконец она сочла лечение состоявшимся. Очередная порция питья была, напротив, освежающей. Марина отвязала руки подруги и откинула покрывало:

– Теперь скажи, что ты успокоилась и можешь вернуться к жизни. Все хорошо, все прошло и забыто! Не заставляй меня:

Тут она замолчала и просительно посмотрела на Олю, оставшуюся непреклонной. Любовь к Марине никуда не делась, но стоило вспомнить разговор с матерью:
– Нет, это все равно неправильно. Отпусти меня: Я не хочу жить.

– Но тебе придется! – в голосе Марины появились нотки жестокости. – Ради меня и ради себя: Вставай немедленно!

Поддерживая Олю под руку, она отвела ее в туалет; здесь, невзирая на просительные взгляды, Марина наблюдала за подругой и помогла ей подтереться после процедуры "облегчения". Ванная была уже наполнена; Марина раздела девушку как ребенка и помогла опуститься в воду. Ее ласковые пальцы обследовали каждый сантиметр истощенного тела, особенно задержавшись в низу живота. Оля вздохнула, но ее решение оставалось неизменным:

– Прекрати, Марина! Этим ты мне не поможешь!

Однако та продолжала манипуляции; Оля попыталась вырваться и закричать, но ее рот был тут же закрыт заранее приготовленным кожаным кляпом. Марина не дала ей опомниться, вытащила из ванной и завернула в махровое полотенце. Оля все еще вырывалась, а в коридоре попыталась броситься к двери. Но руки Марины стали по-настоящему железными. Она в полной тишине ухватила любовницу за поясницу и почти отнесла в спальню. Здесь руки Оли были связаны за спиной, а колени тоже стянуты кожаным ремнем.

Беспомощная пленница вынуждена была выслушать то, что говорила Марина:

– Ты обманула мои ожидания! Но от этого моя любовь только сильнее, и я могу ее доказать. Я буду с тобой сурова, но это совершенно необходимо. Отныне за всякое непослушание ты будешь наказана. Я разобралась на время с твоими предками; от наших занятий отвлекать нас никто не будет. А за эту выходку ты должна быть наказана! Ты поняла? Если обещаешь не кричать, я выну кляп.

Оля некоторое время обдумывала услышанное. Подруга, похоже, всерьез занялась ее проблемой и рассчитывала на решение. Ну что ж, днем раньше или позже: Одно движение головой – и кляп был снят, а путы на ногах ослаблены. Марина отвела ее на кухню и накормила. Затем усадила в кресло, успокаивая, как маленького ребенка:

– Ты должна слушаться старших. Я лучше знаю, что тебе необходимо по-настоящему. А сейчас это – наказание. Придется понести его за сегодняшнюю выходку. Иначе прощения не будет. Ну-ка, иди сюда.

Марина медленно, даже нежно уложила ее поперек колен и попросила:

– Теперь скажи: "Я была плохой девочкой. Пожалуйста, Марина, окажи мне эту милость и прости меня".

Оля сжала зубы, но тут пальцы Марины сжали ее сосок, вызывая болезненный стон. Ногти впивались в нежную кожу, а закричать она не могла – рот зажала вторая ладонь. А ласковый голос продолжал:
– Я могу отправить тебя под надзор родителей; а те не преминут воспользоваться услугами врачей. А здесь: Если твое решение останется неизменным, ты будешь свободна исполнить его. После моего лечения ты будешь свободна уйти: Но не сразу. Поверь, тебе необходимо нечто подобное.

Боль, шепот и страх сливались воедино. Оля чувствовала вину перед Мариной. И ей было ужасно стыдно лежать голой на коленях любовницы с раздвинутыми ногами, стоная и ожидая решения своей судьбы. Что ж, еще одно испытание перед концом: Оля послушно повторила требуемую фразу, с трудом шевеля пересохшими губами. Но в ответ получила сильную пощечину:

– Громче, девочка, громче: Я хочу знать, что ты действительно согласна. Не вздумай халтурить, иначе прощения не дождешься.

В глазах Оли стояли слезы, но с третьей попытки ей удалось выдать нечто вполне членораздельное. Марина не спешила приступать к наказанию, поглаживая соблазнительные ягодицы и то и дело касаясь заветной складки, которую она так любила ласкать губами – так недавно, до случившегося срыва. При этом она не забывала успокаивать Олю, как капризничающего ребенка:

– Ты – настоящее сокровище, моя милая. Ты совсем глупенькая еще, потому и волнуешься по пустякам. Через некоторое время ты поймешь, что важны совсем другие вещи. А если кто-то неправ, на него можно не обращать внимания. Или помочь исправиться – как я помогаю тебе:

Она резко шлепнула по правой ягодице Оли; раздавшийся звук один мог свидетельствовать о силе удара. Наказуемая подпрыгнула и взвизгнула от неожиданности.

– Вот это нехорошо, моя маленькая. Лежи-ка смирно! А вздумаешь еще вопить, заткну рот и возьмусь за тебя чем-нибудь более твердым и увесистым. Тебе ведь не привыкать: мама наказывала тебя в детстве.

Оля кивнула, прикрыв глаза. Он вспомнила, как приподнимала короткую юбочку и ремень охаживал ее попку за особо выдающееся непослушание. Тогда она принимала наказание как должное, даже чувствовала после него некое облегчение. Ведь папа всегда гладил ее по голове и прощал за все, а мама на следующий день готовила что-то вкусное. Как давно ее не наказывали!

Марина, видимо, почувствовала перемену в настроении своей жертве. Может, она подметила новое выражение лица, а может, просто расслабились мышцы ягодиц. Как бы то ни было, следующие удары наносились медленнее и несколько мягче. Оля слегка всхлипывала, ее попка сотрясалась, но в целом никаких неудобств она не испытывала. Чувство стыда куда-то ушло (да и к чему стыдиться ее верной подруги и любовницы?), а боль была недостаточно сильной и к тому же возбуждающей. Прикосновения Марины возбудили жар внизу живота. К тому же ее лобок постоянно дергался и терся о мускулистые бедра Марины. Оля чувствовала, как выступают на коже капли пота, как набухает что-то иное, готовое взорваться, расплескавшись: Она уже почти потекла, когда ритм ударов изменился: шлепки вновь стали полновесными, резкими, болезненными. Оля попыталась закусить губу, но один горестный стон все же издала.

Марина не могла его не заметить. Она, не говоря ни слова, заткнула девушке рот ее же собственными трусиками. Ткань продвинулась так далеко, что вытолкнуть ее языком не удавалось. Марина заметила:

– Теперь ты выглядишь просто смешно: щеки раздуло, губы оттопырены. Будешь носить свое грязное бельишко во рту, пока я не выну его. Поняла? – Оля кивнула. – Можешь прикусить их, чтобы не портить за зря губки. А я продолжу:

Она показала жертве длинную линейку, видимо, припасенную заранее. Оля вся сжалась, но нежные поглаживания заставили ее чуть успокоиться. Ягодицы горели и ныли, но это было приятное чувство: она ощущала себя ребенком, о котором заботится старший, которого наказывают с любовью, чтобы впредь оградить от ошибочных поступков. Только это (да еще воспоминания) и успокаивало. Удары линейки оказались более чувствительны. Одним, особенно сильным, Марина рассекла кожу на левой ягодице и сказала будто сама себе:

– Ну что ты будешь делать! Придется твоей попке выглядеть симметричной!

И тут же добавила порез и на другой дольке. Вскоре не осталось места, где ее полушария не ощущали бы последствий порки. А Марина все продолжала, добавляя линейкой все новые и новые красные полоски. Другой рукой она несильно сдерживала дергавшуюся подружку, не надеявшуюся (да и не желавшую) вырваться. И мало-помалу Оля поняла, что возбуждение никуда не делось; подавленное болью, оно теперь вновь вышло на первый план. И порка только добавляла ему остроты. Ее пещерка уже намокла, первая капелька упала на пол: А Марина, отложив линейку, вновь начала орудовать пальцами. Нескольких движений в интимном месте оказалось достаточным, чтобы Оля забилась в оргазме – еще более остром, чем те, которые она получала обычным путем, в постели. Ее стоны выбивались из-под кляпа, но пошевельнуться девушка почти не могла: руки Марины сильно сжимали ее, не давая приподняться. Потом та вытерла пальцами дырочку подруги и, улыбаясь, облизала их, получая искренне удовольствие.

– Видишь, как хорошо вышло! Наказание пойдет тебе на пользу: И оно не последнее. Ведь тебе понравилось, испорченная девчонка?

Оля покраснела как никогда. Ей было очень стыдно. Но: она испытала настоящую радость – не только от оргазма, но и от самой порки. И теперь Марина в ее мире занимала место родителей – место сильной руки, дающей и карающей. Она чувствовала опору, еще недостаточную, но дающую надежду.

Марина отвела послушную Олю в ванную и сделала ей холодный компресс. Затем она решила накормить пленницу. Сидеть та не могла; ела стоя на коленях на полу, причем из рук Марины (запястья Оля должна была скрестить за спиной). Закончилось все новым приемом "лекарства". До кровати Оля дошла с трудом и почти упала на живот, сразу провалившись в сон.

: Теперь доза была небольшой и пробуждение наступило скоро. Но что-то сразу показалось пленнице изменившимся. Она чувствовала странную легкость, имевшую, как оказалось, физическое объяснение. Марина подошла к ней и погладила по голове. Тут-то и обнаружилось, что ее пальцы скользят по гладкой поверхности. Оказалось, что Оля обрита наголо. Это вывело девушку из равновесия; но при попытке вскочить она потревожила недавние шрамы на попке. А Марина сурово прижимала ее обратно к ложу:

– Ты еще не закончила искупать свою вину. И никуда ты отсюда не пойдешь. Я забрала всю одежду. А вот и твои трусики!

На сей раз она не ограничилась тем, что заткнула Оле рот; широкая полоса ткани гарантировала, что та не сможет вытолкнуть комок белья изо рта. Марина весело потрепала девушку по щеке:

– Теперь надо заняться твоим физическим состоянием. Ты много времени провела в постели; будем тренироваться!

Пошатываясь, Оля прошла в гостиную, откуда была вынесена вся мебель. Здесь устроили что-то вроде спортивного уголка. Нагая, чувствующая себя открытой и беззащитной, она была вынуждена проделывать все упражнения, которых требовала Марина.