Хроники заброшенного дома в умирающей деревеньке

Утро в небольшой, печально умирающей деревеньке выдалось ясным. Лишь белесый туман, прозрачным покрывалом ласкающий извилистую, темную речушку напоминал о неизбежно грядущей жаре. Вот уж вторую неделю, в каждый полдень тридцатиградусное марево, а дождей все не видать. Земля пить просит глубокими трещинами, трава крепчает не созревши, что для косцов горе, а небу хоть бы хны. Гоняет по синему полю одиноких "барашков", да греет водицу в запруде – ей-ей закипит.
Двенадцатилетний деревенский шпаненок Ильюха, по прозвищу Пятак, трусливо озираясь, пробирался задами огорода в заброшенный дом, угрюмо нависший почерневшими углами над глинистым берегом деревенского пруда. Место это было глухое, совсем на отшибе поселения. В ранешние времена через плотину дорога грунтовая тянулась, в соседнюю деревню. Была она проезжей, поскольку до покосов дальних вела и лесовальных делянок. Тогда и шлюзы работали, чтобы весной плотину беречь, а летом воду запирать для пропоя коров да овечек.

В старом, добротном доме аж пять десятков лет бытовал шлюзовой смотритель Егорий. До тех пор жил, покуда власть советская не кончилась. А после и помер, опосля того, как понял, что дела никому не стало до шлюзов и дороги.

Створы в полозах, понятное дело заклинили от ржи, и после первой снежной зимы дорогу на плотине размыло. Починять никто не стал. Дом тоже забросили – кому он нужен на отшибе и без подъезда. Так и обветшал могутный сруб, который жители, в память о старом смотрителе, прозвали Егоркиным.

В такую рань Ильюха поднялся не напрасно. Сегодня вся семья навострилась картоху окучивать, а сие занятие паренек не любил всей душой. Еще вечером, лежа на застирано-серых простынях, да вспоминая, как в прошлом году спина гудела, твердо порешил шалопай от работы улинять.

Задумано-сделано. Выскользнув из дома в пору, когда все еще спали, и только мамка в хлеву с коровой управлялась, прохиндей направился туда, где его и искать не стали бы.

Пробравшись сквозь высоченные заросли крапивы, Ильюха огляделся для надежности еще разок и ловко нырнул в черный проем когда-то бывший дверью. Внутри, на старом, но крепком еще полу кое-где валялся хлам. Простецкая, древняя мебель, из той, что не понадобилась людям, ютилась по стенам, да в закутке за печью, который раньше пользовали спальной.

Потянувшись сладко во всю тощую спину, довольный лентяй протопал за печь, дабы усмотреть, что там есть интересного. Купаться в такую пору ох как не хотелось – больно зябко утром, да и недосып предательски манил на боковую.

Ни чего нового за печкой не появилось – все та же кровать скрипучая рабицей на которой уж сто лет как валялся пыльный, клоковатый матрас. Ильюха бывал тут не раз, как впрочем, и многие деревенские пацаны, для которых старый дом был излюбленным местом сокрытия от взрослых.

– Заебись! Батяня с мамкой картофан окучником понужают, а я спиной на полок, да хуй в потолок. Во жисть!

С этими словами тунеядец плюхнулся на койку, подняв целое облако серой пыли. Улегшись на спину, он закинул ногу на ногу и принялся чертить на припорошенной копотью стенке матерные слова. Занятие это, впрочем, быстро ему наскучило – все равно написанное некому было читать.
Взборонив грязными ногтями волосы на зудящей макушке, он поелозил спиной по грязному матрасу и шумно втянул носом немногочисленные сопли. Пополоскав их во рту, чтобы со слюной смешались, вытянул губы в трубку и мастерски харкнул в потолок.

– Ну, ешкин кот! С первого раза в целку, – с досадой буркнул он и перевернувшись на бок, примостил под голову обветренные ладони. Через пару минут Ильюха мирно посапывал на старенькой, скрипучей кровати.

Проснулся он часа через три, от того, что услышал. Два знакомых голоса спорили друг с другом о чем-то неподалеку от его гостеприимного убежища. Он сразу и не понял, кто говорит, и о чем, но буквально через минуту легкой тенью скользнул с кровати и вприсядку, пробрался к окну.

На улице, сидя на досках повалившегося от времени забора заговорщицки болтали два пацаненка. Оба худосочные, одному девять лет, другому восемь. Ильюха хорошо знал мальцов, ведь это были его закадычные дружки Леха и Владик, к которым прочно приклеились погонялы Пися и Петя.

– Прикинь, я позавчера Аньку отъеб, – важно заявил Леха раскрывшему от удивления рот дружку.

– Бздишь! Тебя б родители ее удавили!

– С хера ли! Они нас сами дома заперли, когда страдовать поехали на большое поле.

– Ну и че?

– Через плечо. Мы сначала телек смотрели, а потом в карты резались – она и продулась.

– А на че играли?

– Понятное дело – на натуру.

– У е:

– Вот так-то! – деловито подытожил Леха.

– Бляяя, вот повезло то. Как хоть оно – ебаться!

– Хорошо, – довольно выдохнул пацан.

– Понятно, что не хуево, ты расскажи че хоть, приятно? – с замиранием вопросил второй.

Леха деловито посмотрел на небо, опять сплюнул и ответил:

– Хуй знает..., щекотно как-то.

– Ну-ууу, – расстроено затянул Владик.

– Под жопу пну! – огрызнулся Леха и ткнул товарища кулаком в бок.

– Ты че, сука, – заскулил побитый пацаненок и замахнулся в ответ.

– Ну ладно, ладно, сам залупаешься, – засмеялся Леха и отпрыгнул в сторону.

– Да пошел ты:

– Не гноись, хош я тебе тоже покажу, как?

Давясь от смеха Илья прижался к стене, вцепившись руками в угол подоконника. Он отчетливо понимал, что Леха гонит, потому как Анька была его родной сестрой, и исполнилось ей намедни семь лет. Если что, она запросто спалила Леху, в первую очередь ему, а потом родакам, и тогда держись:

– Да надо мне, дрочить я и сам умею, а взаправду нам не одна девка не даст, – обиженно загнусил Влад.

– Конечно, умеешь, как же:, у тебя и малофья-то ни разу не текла.

– Хорош пиздеть, сколько раз уже стреляла, – прошипел пацан, злобно сжимая кулаки.

– Хули ты кипятком ссышь, стреляет, так покажи!

– И покажу! – огрызнулся Владик стягивая замызганные шорты пониже.

– Ну, ну, – надменно произнес Леха, скорчив забавную гримасу.

Опустив шорты, которые одновременно были трусами так, чтобы они не мешали, пацаненок ухватил маленький членишко двумя пальцами чуть пониже головки и начал осторожно стягивать кожу. Сразу она не подалась, поскольку была от рождения узкой и по понятным причинам неразработанной.

Осторожно двигая пальцами, дабы не причинять себе болезненных ощущений, Влад принялся ритмично двигать рукой, и через некоторое время красноватая от нечистоплотности головка показалась наружу. Продолжая в том же духе, с выражением сосредоточения на лице, юный онанист значительно убыстрил темп, и буквально через пару минут скорчился от непроизвольного спазма, стиснув надувшийся хуек в ладошке.

Желая скрыть фиаско, он быстро присел на корточки, спрятав от друга достоинство не желающее исторгать сперму.

– Ха, ну и где твоя малофья? – жлобски заржал Леха.

– Где, где, в пизде! – в обиде выкрикнул Влад: – Не вида что ли, в крапиву полетела!

– Блядь, ну ты гоняло!

– От гоняла слышу:

– Да-ааа:, – с сожалением выдохнул Леха: – У меня без ебли тоже не получалось.

– Ну и гордись – поебся раз и петухом ходишь.

– Сам петух! Хули ты выебываешься, я ж предлагал взаправду.

– Предлагал, да че толку. Бабу-то где возьмем? – утирая сопли пробубнил Влад.

Леха опустил глаза, попинал носком землю и заговорщицки признес:

– Да можно и без девки.

– Это как? – удивленно спросил Влад.

– Ну, это:, в жопу типа. Мне Анька показала.

Влад густо покраснел, скривил рот и повертел пальцем у виска:

– Ты че, дурак? Это ж как у пидорасов получается!

– Сам такой! Мне Анька в жопу давала, и ни фига не говорила, что я пидор!

– Хм! – возмущенно выдохнул Влад: – Она телка, потому и не говорила.

– Ну и че? Жопа у всех одинаковая. К тому же понравилось ей – во все уши улыбалась.

– Ясно. Бабам ебля шибко нравится. А ты че, думаешь нам тоже по кайфу будет?

– Хуй знает. Жопа то у всех одинаковая.

– А малофья брызгала?

– Еще как, – с видом знатока ответил Леха.

– Бля:, – с завистью поддержал Владик.

Оба пацаненка уселись на заборные доски и стараясь не смотреть друг на друга, думали о чем-то. Через пару минут Владик стукнул кулаком по коленке, чертыхнулся про себя и предложил:

– Ладно, давай попробуем, коли от этого малофья бывает. Только если болтанешь кому!

– Да ты че, потом над нами все девки ржать будут, а родаки шкуру с жопы долой, – испугано забормотал Леха: – Ты сам, смотри, не трепани где.

– Заметано! – довольно произнес Влад и стуканул кулачишком об плечо друга: – Как это делать-то?

Леха огляделся по сторонам и поманил друга в направлении дверного проема:

– В дом пошли, там и покажу.

Илья, стараясь не шуметь, быстрой тенью шмыгнул за печь со стороны кухни и притаился так, чтоб не было видно.

Друзья – затейники, тем временем, вошли в дом и направились к обшарпанному столу, что стоял возле стены.

– Во, это подойдет, – авторитетно заявил Леха: – Сымай штаны и становись раком.

– Ты че, охуел? Фигали я раком? Давай ты первый!

– Да мне пофигу.. , тока ты ж не знаешь как. Я показать хотел, – с едва заметной хитринкой заявил Леха.

– Блин, западло какое-то, – недовольно пробурчал Влад, огляделся вокруг и быстрым движением стянул шорты до колена: – Ну только потом сразу я буду, у тебя все равно малофья уже текла.

– Понятное дело. Ну давай, нагибайся что-ли.

Немного помявшись, Влад повернулся к Лехе спиной и нехотя согнулся, опершись руками на край стола.

– Пониже нагнись, а то ни хера не получится, – произнес Леха критически оглядев со стороны тощую задницу дружка.

Влад согнулся почти под прямым углом, а Леха деловито спустив штаны посмотрел на свой пенис, который хоть и был крупнее, чем у друга, но по большому счету все равно ни на что не годился.

– Ну че там? – с нетерпением спросил Владик.

– Погодь немного, подрочить надо, а то не стоит, – ответил друг.

Через пару минут ритмичных движений возраст взял свое и мелкий член окруженный паховыми опрелостями начал подрагивать и надуваться. Крайняя плоть у Лехи не была узкой и очень скоро из под кожи показалась головка, слегка блестящая от выступившей смазки.

– Мой хуй восстал! – радостно заявил Леха и решительно придвинулся к заднице друга.

– Давай быстрее тогда, мне уж тоже охота.

– Стой давай, договорились что сначала я, значит терпи.