Войска очень особого назначения

Глава 1
Время с тех пор не стояло на месте, и что теперь осталось во мне от того семнадцатилетнего простака из небольшого посёлка под Тобольском – не знаю: я его просто не помню. Во всяком случае сейчас подобные экземпляры вызывают у меня крайнюю степень изумления – неужели где-то еще остались заповедники для этих вымирающих типов? Что я знал о себе и вообще обо всём в те семнадцать? Мой отец был начальником охраны заведения, которое нужно было охранять. И нашими соседями тоже были только охранники и, конечно, те, кого они охраняли. Школа? Ну, нет. До ближайшей было 27 километров, так что учили меня дома. И, надо сказать, неплохо учили – всё-таки контингент в учреждении строгого режима был вполне интеллигентный. Расхитители в особо крупных, валютчики, и даже несколько шпионов, один из которых отлично преподавал китайскую гимнастику и географию – с жизненными примерами и красочными описаниями лучших ресторанов по обе стороны океана. Как случилось, что в таком окружении я вырос полным профаном в вопросах интимных? А как могло получиться иначе? Мать уехала от нас, когда мне не было и 7 лет. Старших или хотя бы двоюродных братьев у меня не было. Говорить об ЭТОМ с отцом – такая идея могла прийти в голову только самоубийце. В добрых сказках всегда на помощь приходят дворовые приятели, которые всё объяснят и покажут, или официантки из кафе по соседству, которым так и не терпится совратить невинного юношу. Но сказки не имеют никакого отношения к действительности. Во дворе от меня шарахались, хотя в тайне, подозреваю, мечтали набить морду просто за то, что я – сын начальника. Ближайшее кафе с официантками было еще дальше, чем ближайшая школа. В итоге, с первыми атаками взбунтовавшихся гормонов, я быстро освоил нехитрую технологию самоудовлетворения. В 86-м году, после того, как мне исполнилось 17, я впервые увидел большой (и не смейтесь) – большой город Тобольск. Меня привезли готовиться к экзаменам на аттестат зрелости. Целый три месяца вдали от дома – вот он простор для того, чтобы избавиться от надоевшей целомудренности... Как бы не так. Меня поселили у двоюродной тётки, а поскольку она работала в городском партийном комитете, то режимчик у меня был тот еще. Из центральной библиотеки свезли половину фонда учебной литературы, преподаватели местного педучилища по расписанию с утра до вечера приходили меня консультировать. А вечерами – обязательная программа – ужин с тёткой и её нравоучения о том, как надо жить и что надо делать для того, чтобы жить хорошо. Я выл от тоски и бросался на стены до тех пор, пока не обнаружил у тетки в комнате замаскированную за томами с классиками: – сизма-: низма коллекцию видеокассет. Видимо ей, похоронившей мужа 4 года назад, тоже иногда бывало скучновато.
Быстро разобравшись в принципе работы видеомагнитофона, я включил, наконец, воспроизведение и, как это говориться в плохих мелодрамах, мир вокруг меня остановился. На экране две блондинки стояли на коленях перед жутко довольным собой культуристом и, перехватывая его член друг у друга, облизывали и обсасывали его, прерываясь лишь для того, чтобы поцеловаться. Он, всё с той же идиотской нестираемой улыбкой на лице, время от времени отбирал у них свой увесистый агрегат, чтобы вручную поддержать его приподнятое настроение. То ли блондинки что-то делали не так, то ли просто себя он любил больше. Потом в кадре появился еще один персонаж – довольно хлипкого вида мужичок, однако он быстро стал капитаном всей команды. Деловито расставив блондинок раком в ряд на пушистом ковре он вставил свой член одной, одновременно просовывая руку в зад, чуть ли не до локтя, её подруге. Культурист уже откровенно отстранился от обязянностей, а просто стоял и дрочил, задумчиво взирая на происходящее. Потом, дождавшись когда хлипкий, наконец, уберёт руку, всё-таки пристроился к троице, и задвинул свой член в освободившуюся полость, хотя время от времени он всё же доставал его и поддрачивал рукой. Может быть, в рассказе это происходит долго, а на самом деле заняло минуты полторы-две экранного времени. И за эти полторы-две минуты я успел лихорадочно стащить с себя штаны и в бешеном темпе, не отрывая глаз от экрана, кончить, причем не думая ни о том, что через незакрытые занавески меня могут увидеть, ни о дефицитном паласе под ногами: Именно палас стал главной заботой, когда я, наконец, опомнился. Столько спермы из меня еще никогда не выливалось, и я никогда не думал, что её так трудно оттереть с новенького ворса:

Первую кассету я не мог досмотреть до конца дня три. Уже с первых кадров мой член требовал немедленного к себе внимания, а вполне объяснимое стремление кончить одновременно с экранными героями упорно не желало воплощаться в жизнь. Это была примитивная немецкая порнуха, где охи и визги не прекращались ни на минуту, а герои с внешностью или статуй, или грузчиков овощного магазина успевали сменить с десяток поз, прежде чем демонстративно спускали не столько на лицо или спину партнёрши, сколько в сторону объектива, при этом уморительно (как я теперь это вспоминаю) крякая и пыхтя. Но тогда: тогда для меня это было откровением. Крупные планы я подолгу рассматривал на стоп-кадре. Анатомия перестала казаться скучным предметом с такими наглядными пособиями. Правда, влагалища никаких вожделений у меня не вызвали. Если бы кто-то мне сказал тогда, что это неспроста, возможно, я успел бы смириться с тем, что я не такой как другие. Но сказать было просто некому.

Просмотры видеофильмов отнимали слишком много сил и не способствовали успехам в учебе. В итоге я получил аттестат с более чем посредственными отметками. Конечно, влияния тетки хватило бы на то, чтобы устроить меня в какой-нибудь институт. Но отца заело, и он заявил, что я "должен понюхать жизни, портянок и пороха". В армию меня должны были забрать уже по осени, а чтобы наши славные вооруженные силы не тратили своё время на воспитание такого оболтуса, решено было отдать меня на курсы ДОСААФ. Выбор был невелик – учиться на водителя или на радиста. Я выбрал второе только из-за того, что зимой на морозе с неисправной рацией справиться легче, чем со сломанной машиной – в крайнем случае, можно на себе унести. К тому же на радистов учили здесь же, в Тобольске, и можно было оставаться жить у тетки с её видаком и её коллекцией.

Глава 2

Осень наступила в положенные сроки и повестка тоже не заставила себя ждать. На сборном пункте нас продержали дня три. Кого-то увозили, кого-то привозили. Но радисты никому не требовались. И, наконец, меня подозвал старшина в совершенно пижонской форме – отглаженной и зауженной до того, что штаны смахивали, скорее, на трико, а китель каким-то чудом не лопался по швам.

– Радист?

– Ну,: учили чему-то.

– Слух хороший?

– Вам что, спеть?

– Не умничай, сосунок, – и он внимательно осмотрел меня с головы до ног, причем делал это так долго, что мне стало не по себе. – Ладно, собирайся, поезд через пол часа.

– А куда меня?

Но он уже развернулся и ушел, громыхая по бетонному полу стальными набойками. Уже в поезде, выпив в одиночку бутылку водки, купленную на перроне у бойкой старушки, он разоткровенничался и всё-таки пояснил, что едем в жутко секретную часть, даже не часть, а точку радиоперехвата. Всего дюжина солдат и один офицер. Пополнение набирают не раз в пол года, а раз в год – обучать долго – работа тяжелая. Слушать весь эфир на такой-то частоте, и все что слышишь – записывать. Потом все это передают в специальный отдел КГБ на расшифровку. Ну, в общем, элитная, как он сказал, служба – никакой дедовщины, кормят на убой. Вот только от цивилизации далеко – до ближайшего жилья больше двухсот километров. Впрочем, – он ухмыльнулся своим мыслям, – скучно не будет. Что означала эта загадочная фраза, я тогда так и не узнал, потому что мой проводник отрубился на полуслове и не просыпался до самого Свердловска.

Дальше был самолет, снова поезд. Много снега и сплошная неизвестность впереди. Последней остановкой был полустанок с каким-то незапоминающимся названием – то ли Ударник, то ли Новострой: Там к нам присоединились еще семеро – шесть моих собратьев по несчастью и сопровождавший их сержант, радостно вылетевший навстречу моему старшине.

– Лёха, блин, уже два дня тебя здесь жду! Что так долго?

– Что, что: Костик, ты ж знаешь капитана, – спецзаказ был.

– Ну, показывай, что нашёл?

Повернув свою голову с не по-армейски длинной белой шевелюрой, и заметив меня, сержант бросил скептический взгляд и обернулся к другу:

– Деревенский он какой-то. Что, получше не было?

– Пошёл ты: Этот хотя бы радист и тихоня к тому же. Меньше проблем будет. Ты-то что накопал?

– Ай, – отмахнулся Костик, – нарвался на такого долбоёба – даже выбрать не дал, говорит, есть заявка на радистов – вот и бери, что дают. Да сам смотри!

Курившие в стороне новобранцы и вправду были больше похожи на сбежавших из колонии для малолеток – почти все тощие, дикие, одетые в фуфайки и драные куртки. Я решил, что мне лучше держаться с ними. Подошел, познакомились. Всех их привезли из Нефтеюганска, а двое деревенских крепышей – Пашка и Антон – даже были двоюродными братьями. Выяснилось, что с полустанка нас машиной отвезут на базу, с которой вертолётом – уже до места. Но повезут только завтра, а ночевать придется опять в клоповнике рядом с вокзалом. Но зато скоро ужин, а еще – у них припрятана водка, так что за знакомство выпьем. В последний раз на гражданке. После тряски на поезде водка оказала мгновенное снотворное действие, и я сам не заметил, как уснул:

Проснувшись среди ночи из-за срочной необходимости отлить, я долго не мог понять, где, собственно, нахожусь. Потом, оглядевшись по сторонам, рассмотрел наш "номер-люкс" барачного типа и сразу всё вспомнил. Тоскливо стало до жути, и домой захотелось: Шлёпая босыми ногами по холодному бетонному полу, я добежал до туалета на другом конце коридора, и, встав над полу разбитым унитазом блаженно расслабился. Звук падающей струи казался неимоверно громким в ночной тишине, но когда, наконец, из меня вылилось всё выпитое за вечер, я услышал еще какой-то невнятный шум. И доносился он из отдельной комнаты, в которую поселили наших сопровождающих.