Игра Зарница. День четвертый: Вика

Проснулись мы поздно, почти перед подъемом, и кинулись уничтожать улики. Девушки попытались застелить кровати, но простыни оказались неимоверно измятыми. Я сильно возбудился, когда голенькая Настя принесла охапку чистого белья, она это заметила и потащила меня в свою комнату. Вика неодобрительно хмыкнула:

– А бедной Вике все застилать придется?

Можно было бы сказать, что Настя меня насиловала, и не один раз, но мне это неимоверно понравилось.

Через час у нас был прощальный завтрак. Полностью одетые, мы сидели на веранде и ели манную кашу. Для торжественности Настя щедро полила ее сгущенным молоком.

– Все, ребята, давайте прощаться, – сказала она, когда мы покончили с завтраком.

– Можете поцеловаться, я отвернусь, – печально сказала Вика.
Настя засмеялась, отвела меня в комнату для старших мальчиков и поцеловала. Поцелуй был такой, что я почти сознание потерял.

– Ты чудо, – сказал я и начал расстегивать пуговки на халате. Настя снова засмеялась и сама его сбросила.

– Ты тоже мне понравился, а теперь уходи.

Последний раз я посмотрел на Настю, ее прекрасные груди, прижался к ним и ушел.

– Нам приказали уматываться – грустно сообщил я Вике.

Грязные тарелки мы оставили на столе.

– Лучшее средство для мытья посуды в твоем случае, это любовница, – философски заметила Вика, когда я попытался немного прибраться.

– А ты не любовница? Две ночи ты со мной провела! – сердито заметил я.

– Я самая нелюбимая из твоих любовниц, – поразмышляла Вика, – а ты лучше убери счастливое выражение с лица.

– А как убрать? – я сильно поглупел за последние дни.

– А так, ты просто вспомни, что у тебя уже две Юноны и Авоси! Только третья у тебя осталась, самая нелюбимая.

Когда я защелкнул замок на входной двери медицинского изолятора, счастье на моем лице само собой улетучилось.

– Что мы будем делать? – спросила Вика, – только на озеро не пойдем, ребенка в пятнадцать лет я рожать не собираюсь.

– Тебе же четырнадцать?

– Ребенок растет девять месяцев, дурачок!

Я задумался, после изолятора совсем не хотелось идти в палату для пятнадцати мальчиков, и проводить Вику в палату для пятнадцати девочек. К тому же днем не разрешалось ложиться на кровати, а мне безумно хотелось спать. Мы нашли маленькую детскую площадку среди сосен, Вика медленно качалась на качелях, я сидел рядом на лавочке, и мы молчали.

Наши проблемы разрешились самым чудесным образом, явился начальник нашего лагеря Иван Данилович. Его единственного полагалось звать по имени и отчеству.

– Каково х... вы здесь сидите? Вика, извини, пожалуйста, вас по всему лагерю ищут. Машина стоит, надо ехать на спортивный слет. И Таню Смирнову найдите!

От депрессии меня спасла неизбежная в таких случаях суета. Надо было бежать за вещами, усаживаться в брезентовый грузовичок, типа нынешней Газели. Всем спортсменам места не хватило, Вику посадили мне на коленки. Километров двадцать мы тряслись по проселочным дорогам. Чтобы развлечься, Вика полезла целоваться. Я из всех сил уворачивался, но прирожденная шпионка все-таки ухитрялась меня целовать незаметно для окружающих. Трудно уворачиваться, если девушка сидит на твоих коленках.

Потом разбивали палатки, разжигали костры. Весь первый день Вика была чемпионкой. Сначала мы с ней выиграли забег на двадцать пять метров с девушкой на руках. Не знаю, кто в советское время мог придумать такой вид спорта, но я бы ему памятник поставил. Я совсем не торопился нести мои драгоценные килограммы. Больше всего я боялся уронить свою самую легкую девушку. Наверное, поэтому мы оказались первыми. Затем Вика первой перелезла через овраг по канату, и еще первой разожгла костер одной спичкой.
Потом играли в волейбол. Судья подозвал меня, я был капитаном команды.

– Команда противников подала протест. В вашей команде играет женщина.

Это было удивительно. Официально турниры были юношескими, но почти в каждой команде играли одна или две девочки. До протестов дело никогда не доходило. К тому же команда противников была намного сильнее нашей.

Я посмотрел на эту самую женщину. Больше всего она была похожа на десятилетнюю девочку, но женские особенности явно выделялись. Маленькая попка аккуратно оттопыривалась, грудки тоже были очень заметными. Зеленая спортивная майка доходила ей почти до колен. Трусики были едва видны. Прелестное личико было необыкновенно серьезным, губки слегка шевелились, Вика явно настраивалась на матч.

– А чем она им не понравилась? – недоуменно спросил я.

– Мне она тоже нравится, но формально я обязан ее удалить, – засмеялся судья,

Я немного подумал. Вся сила нашей тройки была в хорошей сыгранности. Вика великолепно принимала подачи. При низкой пионерской сетке они иногда были гораздо сильнее, чем на взрослой, к тому же благородством редко кто страдал и подающий всегда целился в крохотную Вику. Она отбивала мяч в мою сторону, я просто поднимал его вверх, Таня атаковала.

Я позвал Вику и еще одного парня.

– Володя, мы с Викой играть не будем, ты будешь капитаном. Оформи все замены как полагается.

Капитан соперников тоже кому-то отдал свою повязку. Он был очень сильный игрок и стоил половины команды. Мы трое сели на скамеечку у площадки, пришлось познакомить его с Викой. Наши ребята сильно разозлилась и матч выиграли. Капитан совсем не обратил на это внимания. Они о чем-то ворковали с Викой.

Сразу после ужина Вика ушла гулять со своим верзилой. Я еле заполз в пустую палатку, остальные пели дурацкие песни у костра. Вика дала мне поспать примерно полчаса. Снова мягкая рука закрыла мне рот, и Вика провела полный анализ ситуации. Она недовольно сказала:

– Какой придурок оказался! Сразу полез меня лапать. Еще изнасилует. Уж лучше ты меня полапай, в тебе я уверена. Пойдем гулять, лежебока! Только давай лифчик сразу снимем, чтобы потом не возиться.

Я совсем не умел снимать лифчики, к тому же Вика была полностью одета, а палатка была низкой. Она встала на четвереньки, я пристроился к ней сзади и полез под свитер искать застежки лифчика. В этот момент нас осветил фонарик.

– Что вы тут делаете? – это была Валя, старшая пионервожатая, жуткая женщина, которую боялся сам начальник лагеря.

В принципе наша поза была одной из самых стандартных сексуальных позиций, но мы были полностью одеты, только у Вики свитер слегка задрался, и виднелась небольшая полоска тела.

– Сережа мне лифчик поправляет, – пояснила нашу позицию Вика.

– А девочку ты не могла попросить?

– Я же не лесбиянка, а мальчик пусть обучается. Ему это пригодится.

Женщина засмеялась и вылезла из палатки. Наверное, стервой она становилась, чтобы держать в повиновении несколько сотен детей и несколько десятков вожатых, которые сами мало чем отличались от детей.

Вечер был изумительным. Светила почти полная луна, вдоль реки надвигалась стена тумана. Вика визжала от восторга, она забегала в туман, потом выскакивала из него и бросалась мне на шею. Очень быстро мы оказались полностью в густом тумане. Тропинка под ногами была видна, мы прошли немного вдоль реки и очутились у необыкновенно цепного моста. В наших среднерусских краях я никогда больше такого не встречал. Вика, естественно, сразу мост раскачала. Мы уселись на краешек, свесив ноги, смотрели на туман и слушали мелодичный звон цепей. Мост слегка поскрипывал. Туман глушил остальные звуки. Вика пришла в необыкновенное лирическое настроение. Она даже забыла, что можно целоваться. Идиллия кончилась, когда послышались ругательства запоздавшего путника. Переходить реку на раскачивающемся мосту в густом тумане не очень приятно. Мы быстро и тихо выбрались с моста и почти побежали по тропинке. На короткое время туман рассеялся, я увидел стог сена на лугу и потянул Вику за собой.

Мы нашли подходящую охапку. Вика капризно сказала:

– Постели мне ветровку.

– Здесь и так мягко – удивился я. Она была в брюках, ветровке и длинном свитере.

– Не могу же я с голой попой на сене лежать, – сухо ответила Вика.

Я долго искал молнию на ее брюках, она оказалась сбоку. Вика засмеялась и сама ее расстегнула:

– Совсем не снимай, потом трудно надевать будет.

– Я пока хочу остаться девочкой, – совсем виновато шепнула она, – но гормоны у меня накопились. Только руки помой.

Я помыл руки водой из фляжки, протер Викиным платочком, и совсем снял ее трусики. Я начал ее слегка поглаживать и сразу заметил, что гормонов было много.

– А у меня получится? – спросила она, – мне всегда еще двое соски целовали.

– И ты всегда перед этим плакала, – добавил я.

Я вспомнил, что у Вики необыкновенно чувствительные соски, но поцеловать хотя бы один не было никакой возможности. Сейчас они были закрыты длинным и толстым свитером. Я просунул одну руку под свитер, вот когда понадобилась Викина предусмотрительность, и стал гладить соски. Вторая рука ласкала ее между бедер. Почти мгновенно они стали сжиматься с бешеной силой, мои пальцы просто не могли двигаться, Вика с их помощью ласкала сама себя. При этом она издавала звуки средние между стоном, писком и тихим визгом.

Потом она немного спокойно полежала, убрала мои руки и сказала:

– Надевай брюки, холодно все-таки.

Мы лежали рядом и смотрели, как туман колышется. Казалось, что мы одни на Земле.

Потом Вика невозмутимо шепнула:

– Я знаю, что означает бугорок в твоих штанах и что с ним можно делать. В спальнях для девочек много чего можно услышать. Но я ничего не могу делать в тот самый день, когда ты был с Настей. Давай поцелуемся, мы же с тобой ни разу не поцеловались по-настоящему! На озере я Таньку дразнила, в изоляторе я тебя чистосердечно утешала, а в грузовичке мне просто хотелось подурачиться.

Долго мы целовались по-настоящему. Почти никаких угрызений совести у меня не было.

Неимоверно усталые, мы вернулись в палатку, обнялись и заснули. Вика заснула мгновенно, а я еще поразмышлял. Уже полусонный я пришел к выводу, что Таню я неимоверно люблю, а Вика мне неимоверно нравится. Я погладил чудесные Викины волосы, они пахли очень приятной мазью от комаров, немножко горьковатыми духами и тоже заснул.

Продолжение следует