Загадки женской души. Часть 6

От сказанного я тут же почувствовал укол обиды и отвел от нее взгляд, а Оля, увидев помрачневшее мое лицо, ответила:

– Но я то тебя не считаю маленьким! Да и она, если честно, не считает... не знаю, почему она так решила... чешется у нее, что ли?

Я промолчал, а она вдруг спросила:

– Можно я тебя попрошу сегодня вести себя со мной, как с другом?

– В каком смысле? – спросил я, подняв на нее вопросительный взгляд.

– Ну, мне хочется, чтобы мы с тобой сегодня вечером гуляли не так, как ты гулял с нами обычно – набережная, танцы и все такое прочее, а так, как вы обычно гуляете с пацанами, твоими друзьями.

– Будешь лазить со мной по стройкам?!? – удивленно спросил ее я, демонстративно оглядывая ее белоснежные брючки и футболочку с каким то веселым мульятшным рисунком на ней. Она рассмеялась:
– Нет, конечно... но ведь вы не только по стройкам лазите. У вас есть какой-нибудь штаб, где вы прячетесь ото всех? Может быть, даже, ведете там свой дневник?

Я опешил:

– А ты то откуда знаешь?!? Да, есть такое место, недалеко от причала под большой сосной.

– Вот и пошли, посмотрим, – предложила Оля и тут же вскочила на ноги.

Мы быстрым шагом отправились к морю. На этот раз я ее провел не главной аллеей, по которой мы обычно ходили втроем, а боковыми тропами, которые были слишком узки для троих, но в самый раз для наших маленьких подростковых фигур. Правда, мне пришлось взять Олю за руку, чтобы она не упала, так как под густой пеленой сосновых крон на дорожке было уже почти совсем темно, и она ежеминутно спотыкалась.

Мы шли, держась за руки, и долго молчали, но потом слово-за-слово разговорились, и Оля меня много расспрашивала о местах, что мы проходили – "Куда ведет эта дорожка?", "А там что в стороне? Баня?", "А зимой тут люди живут?" и пр. Минут через 20, дойдя почти до самой набережной, я свернул, увлекая за собой Олю, на боковую дорожку, которая нас вывела после крутого подъема наверх – на крышу лодочной станции. Край крыши был обрамлен парапетом, таким же, как парапет вдоль всей набережной. Мы, все так же, держась за руки, подошли к краю, и Оля вскрикнула от восторга и неожиданности:

– Ух, ты! Вот это красота!

– Здорово, правда? Весь поселок, набережная и танцплощадка – как на ладони! – похвастался я, радуясь произведенным эффектом.

– Потрясающе!

Мы простояли на крыше минут 30, наверное, пока не спохватились, что шли то, в общем-то, не сюда. На самом деле мы уже почти пришли – отойдя от лодочной станции десяток метров по склону горы, мы подошли к большой разлапистой сосне, я взялся за ее крайнюю ветку и приподнял. Под ней, оказалось, можно проползти к стволу сосны, где было достаточно большое пространство, в котором могли уместиться сидя не только мы вдвоем, а еще двое таких же. Вопросительно взглянув на меня и уловив мой кивок, Оля, как белая мышка, юркнула туда, и я последовал вслед за ней.

– Как тут уютно! – воскликнула Оля, усевшись на ковер из сухой опавшей хвои и оглядываясь вокруг.

– Это наш штаб. Мы тут заседаем иногда... когда делать нечего, – пояснил я.

– А дневник ведете?

– Конечно. Дать почитать?

– Давай, конечно, если можно.

– Можно, там ни чего такого, – ответил я, извлекая из-под хвои школьную тетрадь в клетку и короткий карандаш. Оля жадно схватила ее, распахнула, пробежала несколько записей взглядом, и произнесла:
– Действительно, ни чего такого, – отложила тетрадь в сторону и посмотрела сквозь ветки наружу, на набережную, где уже включили фонари и на танцплощадке замелькали первые всполохи цветомузыки. – Давай тут посидим?

– Давай, конечно, – с удовольствием согласился я, переводя взгляд с нее на набережную.

Мы легли спинами на ствол сосны и низко растущие ветки, как на спинку дивана, и молча смотрели на кипящую на набережной курортную жизнь. Через минуту я ощутил прикосновение и краем глаза обнаружил, что Оля положила голову мне на плечо. Я протянул руку и обнял ее за плечи. Так мы просидели, ни о чем серьезном не разговаривая, наверное, больше часа.

– Я, наверное, выгляжу полной дурой, да? – после долгой паузы вдруг спросила меня Оля, не переставая смотреть на суету ночной набережной.

– С чего ты взяла? – удивленно спросил я, чуть повернув голову к ней и посмотрев на нее, но мне была видна только ее челка, да самый кончил ее чуть вздернутого носика.

– Ну, я стараюсь подражать Маринке, пытаюсь вести себя сексуально свободно со всеми, даже с тобой, но при этом не позволяю даже Маринке меня касаться... ну, трогать... ласкать, одним словом.

– И что ж в этом такого? – удивленно спросил я. – Марина же все объяснила – что чувствительно все и все такое.

– Ну... да, но мне кажется, что это не убедительно, хотя так оно и есть на самом деле. Мне просто кажется, что ты считаешь меня дурой.

– Брось! – твердо ответил я, – Просто мы с тобой действительно малыши еще для таких отношений. Мне наоборот очень нравится такое твое поведение, сразу чувствуешь себя свободнее со всеми своими заморочками. Знаешь, я недавно подумал, что мне очень не хватает такой сестры, как ты.

Оля подняла голову с моего плеча и посмотрела мне в глаза очень серьезно, а потом положила ее обратно и ответила:

– А мне – брата, как ты. С тобой одновременно и хорошо, и спокойно, и весело, и не чувствуешь себя глупо, делая глупости. Мне очень не хватает в жизни такого брата, я только сейчас поняла.

– Ну, в чем проблема – приедешь домой, попроси родителей. Пусть сделают тебе брата, – посоветовал я улыбаясь.

– Маме не до этого, – с вздохом ответила Оля, – вон, романы крутит.

– В каком смысле? – не понял я.

– Ну, она же не пошла с нами сегодня гулять, потому, что решила завести себе курортный роман, я ж тебе говорила.

– Погоди! – я старался, как мог собрать разомлевшие мозги в кучу, – Марина – твоя мама?!?

– Ну не папа же! – парировала Оля.

– А Леша...?

– Ну да... папа. Почему ты так удивлен?

– Я и подумать не мог!!! Решил, что вы сестры, или просто подруги, в конце концов!

Оля хохотнула:

– Спасибо! Я передам Марине твой комплимент! – и уже более серьезно: – Просто они переживают, что я их буду называть мама и папа, и они от этого будут старше выглядеть, не смогут делать глупости. Но разве это от возраста зависит?

– Не знаю... – ответил я, борясь с сумбуром, творящимся у меня в голове. Вот так сразу поверить, что между родителями и ребенком могут существовать такие свободные сексуальные отношения... невероятно!

Мы просидели на хвое еще много времени, пока Оля не стала засыпать у меня на плече. Я ее потормошил за бочок, при этом, как бы случайно скользнув по ее грудке под опущенной рукой, от чего она открыла глазки, огляделась вокруг, заметила меня и очень нежно заулыбалась.

– Спасибо тебе! Такой славный романтический вечер получился... – прошептала она и нежно поцеловала меня в щеку. Ответного поцелуя она не ждала, тут же засуетилась и предложила идти в сторону дома, т. к. уже стало совсем темно.

...

Выходя с боковой дорожки на главную аллею, ведущую к спальному корпусу, мы чуть не натолкнулись на Марину. Она шла в компании какого то незнакомого мужчины, высокого, спортивного, светловолосого. Они шли, обнявшись и не глядя по сторонам, поэтому нас не заметили. Оля сжала мою руку, остановилась и даже чуть попятилась.

– Ты чего? – спросил я ее шепотом.

– Хочу понаблюдать за ними. Давай?

– Давай, – согласился я.

Пропустив парочку вперед так, чтобы они могли оставаться всегда в поле нашего зрения, но при этом, чтобы мы были или незаметны или просто неузнаваемы – пошли следом. Марина с незнакомцем тем временем медленно шли по главной аллее вверх и о чем-то тихо мирно беседовали. Марина была одета в широкую свободную, но очень короткую юбку и свою любимую белоснежную маячку. Она цокала по плитам на земле босоножками на высоченном каблуке, от чего стала заметно выше, а ножки приобрели восхитительную форму – я откровенно любовался ею, и в душе жалел, что она не одевалась так, даже когда приезжал в гости Леша.

Словно уловив мои мысли, спутник Марины оглянулся и, не заметив никого постороннего рядом, вдруг опустил руку с талии Марины вниз, провел по ее попке, достиг нижнего края юбки, и нырнула под нее. Нам было даже с такого расстояния видно, как приподнятая юбка открыла вид на край беленьких трусиков, под которые пальцы мужчины тут же и нырнули. Марина же только сильнее стала вилять бедрами, а рука под ее юбочкой – заметно зашевелилась.

– Во дает! – вырвалось у Оли, идущей рядом и крепко держащей меня за руку.

– Кто?

– Оба, – ответила она мне, не отрывая взгляд от матери.

– А как Леша относится к таким штукам? – спросил ее я.

– Он не против, на сколько я знаю.

– Твои родители молодцы, однако! Хотел бы я так... – восторженно ответил я, на что Оля ни чего не сказала.

Мы шли следом за любовниками, пожирая их глазами. Рука мужчины продолжала находиться у Марины сзади, под трусиками, и, видимо, доставляла той не мало удовольствия – походка у нее была как у модели на подиуме. Через минуту, вдруг, они свернули в сторону и устремились к проходу на небольшую дорожку.

– Куда это они? – спросила меня Оля.

– Там, метрах в 30, в глубине, стоит скамеечка. На ней частенько парочки любовью занимаются.

– Ну, понесло Маришку... – с озорством в голосе прокомментировала Оля и вдруг спросила: – А туда можно пробраться незаметно? Ну, чтобы видеть, что там происходит?

– Можно подобраться даже в плотную к скамье, там сосна растет огромная. Но придется сделать круг, чтобы зайти с другой стороны.

– Ну, тогда побежали! – воскликнула Оля, и мы бросились бегом.

Мы пробежали, как ни в чем не бывало, мимо поворота на дорожку, по которой несколько секунд назад прошла Марина с любовником, и побежали дальше. Свернули на следующую дорожку и тут же сменили бег сначала на шаг, а потом и вообще пошли на цыпочках. Пройдя по умощенной плитками дорожке на минимальное расстояние до заветной скамьи, мы остановились, чтобы отдышаться. До нашего уха тут же долетели слегка приглушенные стоны Марины.

– Уже начали! Без нас! – обиженно прошептала мне Оля.

– Ничего, – прошептал я ей в ответ, – проще будет подобраться вплотную.

И мы стали очень осторожно пробираться между кустами, а потом пошли на цыпочках по мягкой траве.