Деня, немой дурачок, впившись глазами в своё отражение в зеркале, восхищенно мычит. Ы-ы-ы. ы-ы-ы. – и глаза его, голубые-голубые, излучают такое ликование, что Костик, стоящий рядом, невольно улыбается. Ы-ы-ы. На крючке висят Денины джинсы, рубашка и белые, в серый горошек, трусы. Ы-ы-ы. Оглянувшись, Деня смотрит на Костика вопросительно. Ы-ы-ы?. Во! – говорит Костик, выставив вверх большой палец. Ы-ы-ы. – соглашается Деня и, одарив Костика благодарной улыбкой, вновь впивается взглядом в своё отражение. Дембельская форма младшего сержанта сидит на Дене удивительно ладно – в форме пятнадцатилетний Деня выглядит взрослее, а чистое, симпатичное лицо его, озарённое счастьем, кажется ещё более привлекательным, – стоя сзади, Костик мнёт через брюки свой быстро твердеющий член. Месяц назад Костик ...
Однажды к нам на дачу поехал мой двоюродный брат Мишка. Мишке было двадцать лет, он пришел из армии, почти сразу же поступил на подготовительное отделение какого-то института, жил в общежитии и время от времени приезжал к нам в гости. В тот день мы втроём – отец, Мишка и я – долго бродили по окрестностям леса, отцу удалось подстрелить зайца, и вечером он уехал домой, а мы с Мишкой остались на даче ночевать и вернуться в город должны были первой утренней электричкой. С наступлением темноты делать стало нечего. – Давай баню протопим, – предложил Мишка. Рядом с дачным домиком стояла небольшая бревенчатая банька. Мы с Мишкой быстро развели огонь, поддали жару, и банька вскоре превратилась в настоящую парилку. Раздеваясь, я заметил, как Мишка окинул меня пристальным любопытным взглядом, но ...
Первая дружба – навеки Детские клятвы – до гроба. Где ты теперь, мой друг? Анатолий Штейгер В тот год мне исполнялось четырнадцать лет, и родители, решив, что я уже достаточно взрослый, отправили меня на всё лето на юг – в станицу к бабке. Был я в станице лет в семь или восемь, мало что помнил и потому ехал не без некоторой опаски. каких-либо друзей или хотя бы знакомых у меня там не было, и чем я там буду заниматься, я совершенно не представлял. Но дома затевался грандиозный ремонт, предполагалось, что растянется он до сентября, и родители твердо решили меня сплавить. Спорить с ними было бесполезно. Так в самом начале июня я оказался за несколько тысяч километров от дома, и, что самое главное, я впервые был без родительской опеки, которая к тому времени уже начинала меня порядком тяготить. ...
(весенняя сказка-быль для детей изрядного возраста) В некотором царстве, в некотором государстве. или, нет, мой читатель, не так; лучше – так: в некотором городе – назовём этот город городом N – жила-была семья. И была эта семья, как принято говорить в разных официальных учреждениях, полная и благополучная, то есть состояла она из папы, которого звали. впрочем, как звали папу, в нашей истории никакой роли не играет, и мамы, которую тоже как-то звали. И было у них два сына – старшего сына звали Ваней, а сына младшего звали Ростиком. То есть полное имя у младшего было Ростислав, но он был еще маленький, и потому все его звали уменьшительно-ласкательно – Ростик. Но прежде, чем поведать саму историю, случившуюся в городе N, нужно хотя бы несколько слов сказать о самом городе. И не потому, ...
А Ваня по причине своей некоторой взрослости был уже немножко разгильдяем и потому, воспользовавшись отсутствием мамы и папы, решил в свой технический колледж за новыми знаниями не идти, а остаться дома и полежать – послушать музыку. И поскольку Ваня был уже в некотором роде человеком взрослым, то, понятное дело, сделал он так, как решил, а именно: закрыл за Ростиком дверь, вернулся назад в свою комнату, надел наушники и стал слушать музыку бури и натиска, закрыв для лучшей восприимчивости глаза. "Конечно, – думал Ваня, слушая музыку бури и натиска, – ничего такого не было и быть не могло, чтобы в бессознательном состоянии сна я что-то с Ростиком делал, а пялится Ростик куда не надо по своей малолетней дурости, и ничего более. у самого уже по утрам стоит – вот он, бычара, и сравнивает-глазеет". ...
И вот, когда они снова стали ложиться спать в своей "детской" комнате, Ростик снова говорит Ване: – Ваня, я сегодня опять с тобой лягу. – Нет! – Ваня даже дослушивать его не стал, а сказал – как отрезал. – Ваня! – упрямо проговорил Ростик, как в прошлый раз. И только он хотел добавить, что он боится, как Ваня, словно прочитав его мысли, тут же пригрозил: – А если ты сейчас скажешь, что ты боишься, то я возьму ремень и церемониться с тобой не буду – вмиг всю дурь выбью. – Ваня, я же правда боюсь. – прошептал Ростик, для пущей убедительности округляя глаза. – Кого ты боишься? Кого? – взъерепенился Ваня. – Не знаю. Мне кажется, когда свет не горит, что кто-то в шкафу сидит, – Ростик для пущей убедительности покосился на шкаф. – Ну, все! Где папин ремень? Сейчас я тебя отпорю. И только Ваня ...
– Понял, – легко согласился Ростик, по доброте души своей решивший не уточнять, кто именно только что говорил куда больше всяких нехороших слов и у кого, соответственно, больше оснований рассказывать маме – у Вани или у него, у Ростика. Тем более, что Ростик мог Ваню спросить то же самое с помощью совсем не матерных слов; так что. стоило ли по пустякам препираться с Ваней и понапрасну его злить? – Все. Иди – умывайся, – велел Ваня. – И запомни, что я сказал. Ха!"Запомни" – сказал Ваня. какой этот Ваня наивный! Предупреждает, чтоб Ростик не забыл. еще бы Ростик забыл, что именно наобещал ему старший брат! Как бы не так. За завтраком Ростик не утерпел – и, глядя на Ваню невинно и кротко, как мальчик воспитанный и поднадзорно домашний для начала дипломатично спросил, каким-то своим детским ...
А Ваня был дома уже в половине первого; он ушел – или, как принято говорить, сбежал – не только с восьмого и седьмого уроков, но даже не стал сидеть на уроке шестом и даже решил не идти на пятый, желая поскорее оказаться дома; да-да, Ваня, студент первого курса технического колледжа, самым невинным образом торопился домой. и если ты, мой постоянно забегающий вперед читатель, уже успел подумать и даже в некотором роде вообразить, что Ваня спешил домой целенаправленно, то есть исключительно для того, чтоб побыстрее наказать маленького Ростика в попку или в ротик, то здесь я должен со всей определенностью и даже некоторой ответственностью заявить, что это было вовсе не так, или почти не так, что в данном случае одно и то же. А всё потому, что хотя, с одной стороны, Ваня, конечно же, осознанно ...
Чашка бы тонкостенная, к тому же до самого края наполненная чаем, и, согласно законам физики и здравого смысла, должна была тут же от удара разбиться-расколоться. но! – случилось чудо. настоящее, мой читатель, чудо, а не то, что пропагандируют самые разнообразные люди в целях своего безбедного существования, – случилось чудо: чашка, еще в полёте освободившаяся от чая, лишь издала при соприкосновении с полом жалобный звук. и – не разбилась! Да-да, не разбиралась – осталась девственно целой и совершенно невредимой! Ах, – воскликнет сейчас иной читатель-скептик, – такого не может быть! Как это – элегантно тонкостенная чашка, со всего размаха грохнувшаяся об пол, не утратила своей первозданной целостности? Это ведь, – скажет иной читатель-скептик, – то же самое, как если бы нежная одухотворённая ...
Ваня, студент первого курса технического колледжа, смущенно медлил, доставляя своему петушку извращенные страдания. Конечно, – думал Ваня, скользя безнадзорным взглядом по совершенно не смущающемуся своей наготы маленькому Ростику, – Ростик. – думал Ваня, – ещё маленький. то есть он младше. младше. хотя, если посмотреть на него, на Ростика, с другой стороны. с другой стороны – не такой уж он и маленький, каким все привыкли его считать. вон какой у него, у Ростика, нехилый петушок! Ну, и что? – думал Ваня пролетающими со скоростью света мыслями-пулями, – что с того, что маленький Ростик уже не такой уж и маленький? Ростик – брат. младший брат, и он, Ваня, его любит. да, любит этого коварного и вместе с тем такого непосредственного Ростика. и что, в конце концов, произойдёт плохого, если ...
