Нимфодром (А что у нас под юбкой 2)

Спасибо тебе.

Услышав благодарность Антона, Жанна, растерянно замеревшая и слегка испуганная его внезапной реакцией, захлопала глазами и несмело улыбнулась, заражаясь весельем Антона и постепенно сбрасывая охватившее ее напряжение. Уже через минуту они хохотали на пару, проскочив очередной рубеж в своих отношениях.
Отсмеявшись, Антон теснее прижал к себе дочку и начал ласкать ее поглаживая по спине, опуская руку, цепляющуюся за скомканную рубашку, вниз к скругленью упругого задика и там давая себе волю. Жанна окончательно успокоившись, стала ввинчиваться ему в плечо пробиваясь наверх и помогая дотянуться до своей обнаженной половины. Потом, когда рука Антона окончательна завязла в паутине рубашки, она, не желая естественной остановки нежных прикосновений, решительным движением отбросила покрывало, сдернула уже ничего не скрывающую, а лишь мешающую рубашку и легла обратно, вытянувшись в струнку, раскинув ноги и уложив руки вдоль туловища.

Антон, уселся на нее сверху и начал делать Жанне расслабляющий успокоительный массаж. Он прошелся руками по середине спины, размял плечи и чередуя легкие поглаживания с поцелуями спустился к ягодицам, обработал и их, затем отодвинулся и возобновил движение уже снизу. Подобравшись к верху бедер, его руки стали понемногу сдвигаться на внутреннюю часть, оглаживая подступы к ясно виднеющимся складкам валиков. Жанна вздрагивала каждый раз, когда рука Антона слишком быстро подбиралась к укромному месту. А он, сосредоточив все усилия уже на этом малом пятачке, все активнее оглаживал ее промежность, натягивая пальцами кожу и мимолетно открывая темное, как и вульва, колечко ануса и раздвинувшиеся лепестки влагалища.

Затем, Антон, одним движением перевернул Жанну на спину, возобновил свое занятие, покрывая ее лицо поцелуями, на которые она жадно отвечала, а руками массируя грудь, теребя затвердевшие соски, спускаясь по плоскому животу к выбритой полоске волос и заставляя вздрагивать ее всем телом. Постепенно он стал спускаться ниже, хватая губами розовые соски и дотрагиваясь натянутой тканью трусов лобка Жанны. Она, запрокинув голову вверх, закрыв глаза, реагировала на каждое такое прикосновение встречным качком бедер, оттягивая момент расставания и приближая встречу со следующим.

Когда дыхание Антона стало опалять ее живот, а поцелуи вплотную приблизились к темной полоске, венчающей свод ее лепестков, Жанна, словно уловив его намеренье, а скорее всего выражая так свою готовность к любому исходу, еще шире раскинула ноги, слегка согнув их в коленях и открывая доступ к своему сокровищу.

Задержавшись на мгновение, стараясь не оцарапать нежную кожу щетиной, Антон самым кончиком языка пробежался между лепестками, разворачивая их окончательно и добравшись до бусины, выпирающей из верхней части складок, всосал ее в рот одним движением. Жанна, охнув и заворчав каким-то звериным тоном, выгнулась ему навстречу, насаживаясь на язык, сразу провалившийся до входного отверстия. Антон, забыв все на свете, работал над дочерью не на секунду не останавливаясь. Дурманящий сок, сочащийся из влагалища, покрывал его лицо. Язык без устали скользил между лепестками, натыкаясь на клитор и проваливаясь в уже значительно раздавшееся отверстие. Жанна, его стараниями заброшенная в поднебесье, стонала и выла, мотая головой и с трудом удерживая свое бьющееся в судорогах тело. С каждой секундой их слияние грозилось разнести их в клочья, а Антон никак не мог остановиться.
Внезапно его рот толчком наполнился ароматным выбросом, бедра Жанны мотавшиеся в воздухе, отвердели и сжали ему шею, а сама она, с отчаянным стоном, взметнулась вверх, затем обмякла, как будто из нее вынули стержень, и повалилась на кровать. В это же мгновение Антон разрядился мощным выбросом заполнившей его трусы спермы.

Доставив на руках засыпающую, не стоящую на ногах дочку в ванну и обмыв ее, Антон отнес Жанну в ее комнату и уложил на кровать. Сам перестелил постель и долго плескался под душем, приводя тело и мысли в порядок. Когда он, держа в руках постиранные трусы, вернулся в спальню, то увидел Жанну, перебравшуюся в родительскую комнату и глазеющую на него, вольготно раскинувшись на кровати. Прятать свое хозяйство уже не имело смысла, по этому Антон, пристроив трусы на сушилке, взобрался на кровать и выжидательно устроился рядом.

– Что, котенок, не спится? – сказал Антон, отвернувшись к прикроватной тумбочке и прикуривая сигарету. Пуская струи дыма, он терпеливо ждал реакции дочери.

– Скажи, папа, это был секс? – Жанна с заметным усилием вытолкнула из себя последнее слово.

– Нет, солнышко, не секс. Мы просто с тобой немного побаловались. Хотя, если тебе важно определение, то это был петтинг. Когда людям по разным причинам нельзя заниматься сексом, они могут доставлять друг другу удовольствие иными способами.

– А нам нельзя заниматься с тобой сексом потому, что ты мой отец?

– И по этому тоже. А еще по тому, что ты еще слишком мала.

– А что важнее?

– И то и другое. – забавляясь, ответил Антон.

Жанна задумалась, но почти сразу парировала, проявляя значительную эрудицию по данному вопросу.

– Но ведь близким родственникам нельзя только иметь детей, иначе они будут неполноценные.

– Ты права, солнце. Но не забывай про мораль, уж она то подобные развлечения однозначно запрещает.

– А она не запрещает заниматься петтингом?

Антон посмотрел на свое дите, смотрящее на него честными глазами, в которых едва уловимо проскальзывали хитрые искорки, а лицо было полностью непроницаемым.

– Хорошо, победила, теперь выкладывай на счет возраста.

– А что возраст, я уже девушка, а значит мне уже можно. Да и у нас в классе девственниц почти не осталось.

– Малышка моя, – Антон подтянул дочку поближе и прижал к груди, захватывая в кольцо рук. – Ты, что же собственного отца соблазнять начинаешь?

– Ага! – Жанна теснее прижалась к Антону, – только не начинаю, а продолжаю. Я тебя, папка, люблю и хочу что бы ты стал у меня первым.

Антон, аккуратно вытряхнул Жанну из своих объятий. Встал, закурил, прошелся по комнате. В голове был полный сумбур. Он боялся признаться себе, что именно на такой результат и рассчитывал с самого начала, но одновременно и страшился его, в любой момент, даже после сегодняшнего, готовый дать задний ход. Игры с раздеванием, взаимные ласки, даже минет и анал Антон мог признать в качестве допустимых развлечений. Но дефлорация дочери, о которой она прямо попросила, с ее необратимостью, страшила его, будучи одновременно очень желанной. Если бы речь шла о любой другой девочке, приходившей к нему в видениях, он бы не колебался. А сейчас сомнения мучили его, заставляя хмурить брови и нервно затягиваться табачным дымом, стряхивая столбики пепла на ковер.

Жанна, внимательно следила за его хаотичными метаниями, не отводя глаз. Он, мимоходом оглядев ее распластанное тело, зацепил взглядом трепещущие над промежностью пальцы, которыми дочка продолжала ласкать себя, и уже отбросив сомнения, внезапно охрипшим голосом сказал...

– А ведь я, осел, думал, что это я тебя соблазняю.

Ответом ему был лишь журчащий, переливчатый смех, суливший Антону массу наслаждений, стоит ему сейчас шагнуть к дочери и заключить ее в объятия. Что он спустя мгновение и сделал, выбросив из головы не сказанные, никому не нужные слова.

***

Этот день у Отто явно не задался. Все началось с того, что позвонил Генрих и объявил о том, что вечером они идут на подбор, в то время, как Отто имел свои планы на это время. Несмотря на безусловный запрет шефа на контакты с моделями, Отто договорился о встрече со вчерашней малышкой, очень уж она призывно ему улыбалась во время сессии. Родители Сельмы были из иммигрантов, но сама она родилась уже здесь, и за свои тринадцать лет освоила многие науки, в том числе постельную. По крайней мере, он делал такой вывод из поведения девочки на съемках.

Ее не приходилось подгонять и показывать ей наилучшие позы, Сельма сама вытворяла на площадке что-то невероятное, заставляя его потирать набухший ствол. Это несколько мешало процессу, но Отто даже не подумал ее остановить. Весь отдавшись работе, он щелкал кадр за кадром, а после завершения съемок, улучшив момент, немного потискал эту малышку. Она охотно приняла его ласку, и, когда он безрассудно предложил ей встретиться еще раз, не только согласилась, но и сама назначила время и место. А теперь, из-за распоряжения Генриха, все срывалось. Девчушка так распалила Отто, что он был полностью уверен в том, что со своей девственностью она распрощалась уже довольно давно и вполне может скрасить ему какое-то время безо всякого риска.

Выругавшись, Отто принялся за текущие дела. Отвез пленки в лабораторию, поругался с Микаэлем, штатным ассистентом, не успевшим подвести лампы к прожекторам. Их запас уже подходил к концу, а новые доставать с каждым днем было все сложнее, так как большую часть светильников давно было пора выбросить на свалку из-за их древности. Не взирая на прибыльность дела, Генрих постоянно скупился на замену оборудования, что вызывало у Отто частые вспышки раздражения. Затем, один из клиентов потребовал срочной сдачи заказа, хотя договаривались они на конец недели, но, очевидно, клиента приперло, и разговаривать с ним снова пришлось Отто. Шеф как всегда вовремя испарился, и Отто злой до чертиков, что ему приходится отдуваться за Генриха, вынужден был уговаривать этого педераста немного потерпеть.

Впрочем нормальных клиентов у них почти не было. Студия Генриха занималась съемкой заказных фото для разной клиентуры, но по большей мере их контингент составляли извращенцы и любители клубнички всех мастей. Естественно, подобное занятие было не совсем легальным, но шеф ухитрялся кому-то в полиции давать на лапу, и их не трогали. С самого Отто спроса почти не было. Кто он – фотограф, осветитель, курьер и мальчик на побегушках, другими словами – пустое место. Таких как он Генрих мог найти десяток по первому слову. Художественных требований к его работе почти не предъявлялось, при том, что толстяк – а именно так про себя он называл Генриха – платил весьма неплохо. Работа Отто тоже вполне устраивала.

За исключением клиентов, которых он не любил, и с которыми в основном общался Генрих, Отто приходилось иметь дело с объектами их заказов, а эти объекты были весьма милы.