Мамина дочка

.. странно. Напряжение чисто физически ощущалось в воздухе, а в животе у меня словно выводок муравьев взбесился, когда маменька отбросила журнал, уставилась на меня и взвизгнула... "Она так сказала?!"

"Ага", – ухмыльнулась я, заценив всю прелесть момента. Теперь пришла очередь матери держать паузу.

– Ну... никуда ты, барышня, не пойдешь, пока не уберешься у себя в комнате!

Я разочаровано вздохнула – мама снова заговорила своим обычным тоном, а она меж тем продолжала.

– А еще мне нужно, чтобы ты разобрала свою одежду! Нужно же знать, что тебе уже мало. Вместе посмотрим, ты примеришь свои старые вещи, и то, из чего ты уже выросла, я выкину, – мать взяла меня за руку, но я вырвалась.

– Ну, блин, мам, нам, что обязательно прямо сейчас этим заниматься? Ты дашь мне, вообще, когда-нибудь отдохнуть!!!
Она уперла руки в боки и, серьезная как незнамо кто, заявила... "Никто не сделает ни шага за порог этого дома, пока я не увижу, что у тебя в комнате есть ковер, поскольку в последнее время, мне кажется, что кроме кучи тряпья и другого барахла там больше ничего нет!"

Если бы она не была бы в этот момент злющей как черт, я бы сказала, что маменька выглядела очень классно в этой своей блузке и в джинсах обрезанных выше колен, прическа у нее растрепалась и волосы рассыпались по плечам. Такая красивая, а говорит мне полную хрень! Я люблю маму, но временами она ведет как надзирательница в тюрьме!

– Знаешь, маменька, у тебя просто психоз какой-то все преувеличивать! – рявкнула я.

– А ты, доченька, хочешь посидеть безвылазно дома три недели и помочь мне избавиться от этого психоза? – парировала она.

– ... из-за того, что я не хочу примерять эти старые дебильные блузки, которые мне и так уже малы, ИЛИ из-за того, что я чего-то там у себя не убрала, ты собираешься запретить мне выходить из дома три недели? – я ушам своим не верила, поэтому подошла к ней поближе и как можно более уверенно. – Ты блефуешь.

– А ты проверь.

Мы прожигали друг друга взглядами. Я никак понять, почему она прицепилась ко мне по такой глупой причине! Я начала думать, что она не шутит, мое воображение услужливо нарисовало мне жуткую картину – каждый уик-энд я, запертая дома, должна убирать и мыть посуду, до тех пор, пока не мне исполнится сраных тридцать шесть лет!

Пришло время отступить и спасать собственную шкуру! Но к моему ужасу, слова сами вылетали из моего рта.

– Мам, а ведь это Тина меня пригласила погулять вечером! Мне что же теперь пойти и позвонить ей и сказать, что ТЫ меня не пускаешь?

На лице мамы за мгновение отразилась тысяча чувств.

Пришла моя смерть. Мы обе знали, что сейчас я перешла все возможные границы.

Мама подошла ко мне и посмотрела на меня сверху вниз. Выглядела она одновременно разозленной и испуганной!!! Я взглянула на ее, и в горле у меня пересохло... я вспомнила, как в детстве она катала меня на своей спине. Мы играли будто мама – это моя большая собачка. Как было здорово. Кажется, что это было миллион лет назад.

Мама положила руку мне на плечо, но вместо того, чтобы убить меня на месте, развернула к лестнице, ведущей в мою комнату. "Марш", – приказала она. И я повиновалась.

Неважно, насколько сильным был мой бунт, она был подавлен одним ее словом. Она всегда была, есть и будет моей " мамочкой". Я засунула мой гнев в одно место, униженная, но в тоже время испытывающая облегчение, что этот раунд мною проигран! Когда мы зашли в мою комнату, я вздохнула. Ну и срачь же там был! Мне хотелось плакать от злости, перемешанной со стыдом. От всех этих переживаний "муравьи" у меня в животе разгулялись с новой силой. Эти чертовы "муравьи"!
Мама подвела меня к куче блузок сваленных в углу. Венчал ее наполовину съеденный кусок пиццы, который мать, ничего не говоря, поднесла к моему лицу!

Это было отвратительно! Сгорая от стыда, я отвела взгляд.

– Ладно... забудь про Тину. Можно пойти в кино с Сандрой – она живет на нашей улице? Ну, или хотя бы подбрось меня до супермаркета? – жалобно попросила я ее. На мгновение выражение ее лица смягчилось. Потом она раздраженно покачала головой.

– Милая моя, ради всего святого, неужели это так трудно хотя бы раз в месяц убираться у себя?

– Ну, типа, даже не знаю ... – я пожала плечами.

Мама страдальчески вздохнула. Затем она вытащила из горы моих старых шмоток блузку – дурацкую оранжевую блузку с идиотскими оборочками, делавшими меня похожей на малявку лет девяти! Мы обе знали, что она мне слишком мала. Но мне придется примерить ее – это было частью моего наказания.

– Давай, Аманда, примерь ее. Мне нужно знать, что нужно выкинуть, а что можно постирать и носить.

– Ну, это... это... – я замялась, чувствуя, что не смогу долго вынести этого и скоро взорвусь от злости.

– Я уже запретила тебе три недели выходить куда-либо из дома. Хочешь, чтобы они превратились в четыре? – нахмурилась мать.

– Но она мне мала, – заявила я, скрестив руки на груди.

Она все-таки наказала меня! Три недели дома – это слишком жестоко и совершенно нечестно по отношении ко мне. Мама воспользовалась своим положением, чтобы показать мне кто тут главный! Конечно, маменька не разговаривала, неужели все это только потому, что она на три года старше меня??? Более того, я прекрасно помню, что еще и суток не прошло с тех пор, как она стояла на коленях перед Тиной. Все это жутко взбесило меня!

– Ну...? – мама протянула мне блузку.

Я взяла ее и бросила на пол.

– Я не одену ее.

– Прости? – ее глаза широко раскрылись от изумления.

– Ты слышала, что я сказала, – заявила я, задрав подбородок в воздух.

– Аманда Стивенс, я даю тебе ПЯТЬ секунд, чтобы нагнуться, поднять эту ебанную блузку, и натянуть ее на свои тощие телеса!!! – ее голос задрожал от злости. – ... один.

Блин, матерное слово. Дело приняло слишком серьезный оборот, мать никогда не выражалась.

– ... два.

Я была безумно возбуждена от собственной отваги, выходившей за пределы моих самых смелых фантазий, и в тоже время жутко напугана. Может именно так, и Тина бросила вызов ей? И так началась их безумная связь?

– ... три.

А может быть я всего лишь маленькая глупая девчонка, напрасно думавшая, что сможет восстать против своей мамочки, и теперь оказавшаяся в дерьме по самые уши!!!

– ... четыре.

Ладно, сейчас мы это выясним! Я взяла банку с вишневой колой, в которой оставалось еще немного, и приготовилась вылить ее на блузку и белый ковер на полу! Глаза матери стали еще шире, а я неожиданно ощутила прилив адреналина! Ну что мамочка, я теперь как Тина? И самодовольно ухмыльнулась в душе!

– Если хоть одно пятнышко появится на ковре, ты два месяца проторчишь дома, – мать сказала это тихо, но мне от этого стало еще страшнее чем, когда она орала на меня.

Я опустила банку пониже, ни на секунду не отводя от матери глаз.

– Ты не посмеешь маленькая мисс! – угрожающе прошипела мать.

Я молчала. Она знала наверняка, что я этого не сделаю.

Но я не могла позволить себе окончательно сдаться. Я убрала банку подальше от ее драгоценного ковра.

– О'кей, ты победила... Дебби, – усмехнулась я.

– Что-о-о? – ее глаза сузились, а я продолжала, умирая от своей храбрости.

– Ах да, тебе, наверное, нравится слышать это имя только ... стоя на коленях, – сказала я, покраснев до кончиков волос.

Мама тупо уставилась на меня. Она никак не могла поверить в то, что я только что сказала, да мне и самой было как-то не по себе – намеренно ли я это выпалила, или эти слова неосознанно сорвались с языка. Теплая волна возбуждения разлилась по всему телу.

– Все верно... я видела вас обеих вчера...

– Но, Эми, – начала, было, мама, не способная встретится со мной взглядом; ее дыхание участилось.

– Тсс... – я прижала палец к губам, а затем указала на пол. В комнате было довольно тихо, и только было слышно, как громко дышит мама, дрожащая так, словно неожиданно похолодало.

– ... и где же место малышки Дебби? – издевательски прошептала я.

Боже, что я несу? Я ждала, что маменька за одно то, что я разговаривала с ней подобным тоном, порвет меня как Тузик грелку!!!

Но она не сделала этого, наоборот, мама стала медленно опускаться на колени передо мной. Я со страхом наблюдала за ней. У меня в голове не укладывалось, что мать действительно делает это! Моя собственная мать, мы обе... у меня было такое чувство словно... словно... я наглоталась какой-нибудь дряни и меня глючит!

У меня закружилась голова, к горлу внезапно подступил ком, когда чувство реальности происходящего вернулось ко мне! Внутри меня закипел злость за то, что я стою тут трясущаяся от страха и ненавидящая саму себя, смотрю на мать, и к собственному великому удивлению...

... Я ДАЛА ЕЙ ПОЩЕЧИНУ; она дернулась от стыда и унижения!

Стремглав я понеслась из комнаты в ванную, и, очутившись там, захлопнула дверь и выключила свет! Сорвала с себя джинсы и трусы, засунула их в корзину для белья. Я была так напугана и перевозбуждена, что даже описалась! Скоро маменька принялась громко стучать в дверь, умоляя впустить ее, но я закрыла ладонями уши, и опустилась в полной темноте на пол. Измученная донельзя, я скоро уснула.

Когда я проснулась, была уже должно быть ночь. Из-за двери доносилось мамино похрапывание. Тут я почувствовала как волна стыда и возбуждения снова накрыла меня с головой! "Муравьи" из желудка спустились в промежность. Одетая только в дурацкую короткую рубашку, я свернулась калачиком на холодном полу ванной.

И в абсолютной темноте... мои пальцы активно заработали в том месте, где сейчас обретались "муравьи"

Часть 3

В течение следующих двух недель мама и я вели себя так, словно ничего не произошло. Однако мне это давалось совсем нелегко. Постоянно мучил вопрос, неужели мать, занимаясь "этим" с Тиной, всегда представляла меня на ее месте??? Для моей бедной головы это было слишком много. Но теперь-то я знала, точно, что происходит между матерью и Тиной, и мать тоже знала, что мне это известно, поскольку я сама ей это выболтала в ссоре, которая случилась на следующий день, после того как тайное стало явным.

Я сделала непростительную глупость. Боже, как бы я хотела взять свои слова назад.

Теперь всякий раз, когда я исподволь наблюдаю за мамой, то вспоминаю горечь на ее лице, когда приказала встать ей на колени, и взгляд полный ужаса, когда обнаружилось, что мне известна правда, о ней и Тине.