Частное видео. Часть 10

Повторила, и Вадим, поняв, что ей это нравится, дальше уже делал это сам, угощая ее их смешанным соком, дурачась, щекоча пальцами у нее во рту, размазывая его по Марининым губам. И она, неожиданно для себя, еще раз, уже тихонько, кончила.

Низким, урчащим голосом удовлетворенной женщины, весело спросила:

– Интересно, как там дети?

Вадим рассмеялся и очень похожим голосом ответил ей: "Как кролики!", и она, уютно повозившись у него под грудью, закинув на него руку, ровно задышала во сне.

Он еще какое-то время лежал, глядя на уснувшую женщину, и пытался разобраться в своих чувствах. В конце концов остановился на том, что нежность к ней он испытывает точно. "А остальное: нет, парень, про любовь – подождем. Всего первый вечер. Хотя: почему нет?
Он чувствовал что-то очень похожее на то, что он испытывал единственный раз в жизни, почти семнадцать лет назад. Тогда, в куда как более строгие времена, они с будущей женой тоже затащили друг друга в постель уже через пару часов после знакомства, и ни она, ни он ни разу потом не пожалели об этом, получив взамен восемь лет счастья.

С совершенно глупой, довольной улыбкой прикрыл Марину безо всякой необходимости простыней, устроился поудобнее, погладил женщину по бедру – та сонно мурлыкнула, – и спокойно заснул.

Последнее, что он ощутил, засыпая, было обволакивающее его тепло, иходящее от Марининого тела. Куда как большее, чем от маленького, тощенького Светланкиного.

Хотя, на самом деле, Марина телом была совсем ненамного крупнее Светы.

********

Первое, что увидел Вадим, проснувшись – яркий день за распахнутым окном, и, на фоне этого окна – силуэт обнаженной женщины, сидящей на подоконнике с ладонями, заложенными между сомкнутыми ногами.

Женщина смотрела на него явно любящими глазами и улыбалась. Еще в полусне он поразился ее красоте. Просыпающееся мышление тут же укорило: "Ты что? Баба как баба, ну приятная, но ничего особенного!", однако ощущение красоты не проходило.

– Здравствуй, Вадик! Выспался? Кушать хочешь?

"А что ж она голую задницу на первом этаже в открытое окно выставила?" – удивился было он, не сразу вспомнив, что он у Коли на даче, а тут ничьих голых задниц никто не боится. И не только задниц.

Тут на него обрушились прошедшие вечер и ночь, и он понял, что Марина, кажется, вовсе не просто так показалась ему неземной красавицей: "Влип ты, парень, похоже. Ну и ладно. Даже, наверное, хорошо". Но вслух, все еще не доверяя себе, ничего не сказал.

Впрочем, его физиономия не особенно-то слушала его мозги – он чувствовал, что морда лица у него счастливая до глупости, и делать с этим ему почему-то ничего не хотелось.

Вполне соответствующим выражению лица голосом произнес:

– Мари-и-инка:

И сладко потянулся, тут же почувствовав, что счастлива, кажется, далеко не только его физиономия. Вроде как весь:

Резко сел на кровати, все так же глядя на женщину.

– Не хочу: Я по утрам вообще ем мало. А ты поела?

– Нет: сидела вот, смотрела, как ты спишь: И вообще я тоже редко завтракаю: – улыбнулась в ответ она.

Он похлопал рукой по кровати рядом с собой.

– Иди сюда:

Марина подошла, села чуть неуверенно. Он прижал ее к себе, и они на какое-то время замерли, наслаждаясь близостью друг друга.
– Вадь:

– Чего, моя хорошая?

– Я все думаю, как там дети? Чего-то тихо у них:

– А сколько времени?

– Одиннадцать, наверно: я не знаю, мобильник в шортах, а шорты в бане: – она тихо захихикала.

– Вот черт, и у меня: – и они, глядя друг на друга, засмеялись уже вдвоем.

– Может, пойдем, поищем?

– Кого? Детей?

– Ну, детей, мобильники, все остальное:

– А "все остальное" мы с тобой еще не нашли, Вадя?

Он взял ее за плечи, развернул к себе лицом и тихо, очень нежно коснулся ее губ. Она ответила так же, и они еще немножко посидели, прижавшись друг к другу, в тишине.

Потом Вадим встал и взял ее за руку.

– Пойдем:

********

Дверь в соседнюю спальню была чуть приоткрыта, и Марина заглянула в образовавшуюся довольно широкую щель.

Света и Сережа лежали на кровати, лицом к лицу, и о чем-то тихо шептались. Судя по выражению лиц, девушка что-то втолковывала Сережке, а тот не больно-то воспринимал это всерьез, глядя на нее с улыбкой и поглаживая по голове. Чуть насупленная от такого отношения, Светка, явно машинально, играла рукой с немного напряженным Сережкиным членом.

Марина оперлась плечом о косяк и умилилась, глядя на эту идиллию.

Сзади подошел Вадим, прижался, обнял ее сильными руками под грудью, положил подбородок на ее голову. Она потерлась об него попой, пристроила свои руки поверх его, и теперь они молча разглядывали картину вместе.

Наконец, Светлана краем глаза заметила стоящих в дверях родителей. Посмотрела на тетю Марину, чуть неуверенно улыбнулась, и тут же увидела руки и лицо отца. Улыбка стала радостной:

– Ой, папка:

Сережка откинулся на спину и сказал чуть испуганно:

– Мама:

У Марины вдруг, уже в который раз за последние сутки, навернулись слезы на глаза. Не отпуская рук Вадима, ни о чем не думая, она сделала шаг вперед, в комнату:

– Дети: идите к нам! – и призывно протянула к ним широко разведенные руки.

Светка оглянулась на Сережку, тот ничего не сказал, и она, вскочив с койки, почти упала в Маринины объятия.

Женщины обнялись, и вдруг – дружно, в голос заревели.

Вадим, отпустив Марину, посмотрел на стоящего рядом с женщинами Сережку. Тот глянул на него озадаченно, и Вадим, пожав плечами, мол: "ну бабы, чего с них взять", молча уселся на кровать.

Посмотрел на Сережу, кивнул головой: садись рядом. Тот неуверенно сел, и Вадим, следуя Марининому примеру, тоже подчинился чувству, обнял парня за плечи, прижал к себе и тихо сказал: "Пусть проревутся. С ними это бывает, от избытка чувств. А мы им сегодня дали, правда?", улыбнулся доверительно, и Сережка, удивленно посмотрев на него, тихо рассмеялся, даже не пытаясь отстраниться от вроде чужого ему мужского плеча.

Они сидели и любовались своими обнявшимися женщинами, а те уже не ревели – всхлипывали, уткнув носы друг другу в плечи. Наконец, Марина чуть успокоилась, отклонилась от Светки и поглядела на ее лицо.

– Господи, маленькая, вся уревелась! И я, наверное, такая же: А ну, пошли! – и она за руку увлекла Светку в душевую.

Вышли они оттуда минут через пять, с еще красными от слез глазами, но довольные. Посмотрели на мужиков, так и сидящих молча, рядышком.

– Ну, все, мужчины. Концерт окончен. Пошли, посмотрим, чем вас покормить по-быстрому, а то уже обед на дворе! – решительно сказала Марина и, повернувшись, сделала шаг к дверям.

– Тетя Марина! Те:

Голос Светланы был излишне громок и напряжен до звона. Вдруг, на полуслове, она остановилась, посмотрела на обернувшуюся к ней Марину странным, глубоким взглядом, опустила глаза. И тут же вскинула их опять.

Вдохнула, задержала дыхание. Произнесла четко, по слогам:

– Ма-ма!

Выдохнула. И тихо, осторожно, бережно:

– Мама! Можно, я Сережку сама покормлю, хорошо?

У Марины вдруг подогнулись ноги, и она, пробормотав что-то невнятное, оперлась спиной о стену.

– Ой: ох:, Светочка, Светочка, миленькая, – и вдруг оторвалась от стены, выпрямилась и сделала шаг к Свете. Та кинулась навстречу, и женщины порывисто обнялись опять.

– Можно, доченька, можно, милая, Светка, Светланка, какое тебе спасибо, господи, светлячок мой:

Она все повторяла ласковые, нежные слова, гладя Светку по головке, как маленькую, а та, и впрямь как маленькая девочка, тихо плакала, обняв маму за талию и спрятав лицо у нее на груди.

Вадим поднялся на ноги. В явной растерянности посмотрел на женщин, потом перевел взгляд на сидящего на кровати Сережу. Тот переводил не менее растерянный взгляд с женщин на него и обратно, и вдруг задержался на его глазах, смотря уже не только растерянно, но и с надеждой. "Ты – старший, тебе – решать:"

Ругнувшись в душе, Вадим решительно пошел к выходу из комнаты, мотнув головой Сережке – иди за мной. За спиной услышал, что парень рванул за ним только что не вприпрыжку. И вдруг понял, что теперь, после этого своего жеста, он за него отвечает так же, как за Светку и: черт, за Марину. И что ответственность эта ему – нравится.

В коридоре остановился и оглянулся. Сережка смотрел на него снизу вверх, взгляд был ждущий чего-то – ласки, решения, совета? И вдруг сказал:

– Дядя Вадим: я: сейчас не смогу вас называть "папой". Я хочу, но: не могу, мне: привыкнуть надо.

Вадиму полоснуло по сердцу. "Блин, не успели мы с Ленкой сына: может, такой же был бы, а этот: сирота. Всего тринадцать:"

Молча протянул парню руку. Тот неуверенно подал свою, и Вадим вдруг плотно, по-отцовски прижал его к себе.

Обоим впору было заплакать, как женщины в комнате. Но они сдержались, хотя Сережка, кажется, пару раз все же хлюпнул носом на широкой груди мужчины.

Когда они разъединились, у Вадима в голове была одна-единственная мысль: "Все, теперь точно пропал мужик. И ведь как быстро – суток не прошло, а?". Однако жалости к себе он почему-то не испытывал, а на лице у него была счастливая, от уха до уха, улыбка.

Сережкина улыбка была очень похожа на нее.

********

В большую, полупустую Вадимову квартиру Марина с сыном перебрались окончательно в следующие выходные. Старшие заняли небольшую, но светлую спаленку, отдав большую с огромным "сексодромом" детям.

Родить Марина больше не смогла, хотя и очень хотела сделать Вадиму такой подарок. Впрочем, никого это особенно не расстроило.

Сережа в двадцать лет совершил первую и единственную попытку побега от Светланы, закрутив вдруг сумасшедшую любовь со смазливой девицей на год младше себя. Светка за ту неделю, что он не ночевал дома, вся извелась, а Вадим с Мариной, хоть и жалели ее, но только посмеивались. Вернется, никуда не денется. Ладно, были бы Светка с Сергеем женаты – а то ведь Светка ему пока скорее сестра, чем жена, разве тут убежишь?

Через год инцидент был забыт, и Светлана никогда, ни при каких обстоятельствах о нем Сергею не напоминала. Впрочем, и Сергей никаких поводов к этому не давал. А про его мелкие приключения в поездках Свете знать было вовсе не обязательно.

Еще через шесть лет, когда врач-ординатор гинекологического отделения краевой детской больницы Светлана Вадимовна Владимирская защитила диссертацию, а врач-спасатель МЧС Сергей Павлович Владимирский, вернувшись из очередной командировки, досрочно получил майора, они преподнесли бабушке и дедушке внука, а еще через два года – внучку.

Самое младшее поколение спокойно забиралось в любую из супружеских постелей, имеющихся в квартире, в любое удобное им время. И выгоняли их оттуда крайне редко – ну, разве что, если кто-то из старших в это время болел.

C А. Либертад, 200