Домашнее животное

Страдая от боли, стыда и жалости к самому себе, я пролежал так довольно долго. Иногда я осторожно переваливался с одного бока на другой, звякая цепью – лежать нагишом на голом полу было не очень удобно. Я всё ещё надеялся, что это ненадолго, что если меня и не выпустят в ближайшем времени, то хотя бы снимут с цепи, или хотя бы снимут наручники, или хотя бы снимут эту чёртову кожаную маску.

Как же я ошибался.

Я не знал, что сейчас делает моя похитительница. Может, читает книгу. Может, смотрит телевизор. Может, смотрит на меня и любуется своей добычей. Интересно, сколько таких голых, похищенных неизвестно откуда парней прошло через ее руки. Может, она даже дрочит сейчас потихоньку. Хотя зачем ей дрочить. Теперь у нее есть я, его домашнее животное. Которое она может трахать когда угодно, как угодно и сколь угодно долго. В любых позах и вариантах. Но затем я услышал с кухни чавканье и лязг вилки о тарелку, и понял, что она просто-напросто ест. Интересно, смогу ли я когда-нибудь снова взять в руки вилку.

Словно прочитав мои мысли, через какое-то время она подошла ко мне. Я услышал, как она ставит на пол что-то пластмассовое, откуда доносится резкий запах – явно запах еды, но с какой-то непонятной ноткой. Очень знакомой, впрочем.

– Это собачий корм, – развеяла она мои сомнения. – Поскольку ты теперь моё животное, то будешь есть, как подобает животному.

Нет, подумал я. Только не это. Я не смогу это съесть. Ни за что, никогда.

– И если через десять минут тут останется хоть одна крошка, – добавила она, – твоя жопа сильно об этом пожалеет.

И, не дожидаясь моей реакции, она ушла. Да и что я мог ей сделать? Любой шаг в сторону от ее изуверских правил, даже любое человеческое слово из моих уст, означало лишь новую боль и новые унижения.

И я принялся есть собачий корм. Без помощи рук. Из пластмассовой миски, стоявшей на полу. Перед которой на коленях стоял я сам – голый, на цепи, лишённый не только человеческой жизни и человеческой пищи, но даже человеческого лица. И я действительно съел его за десять минут – перемазавшись и оскотинившись ещё более, но хотя бы насытившись.

Она молча унесла миску и, вернувшись, велела мне сесть. Для этого она что-то сделала с цепью, удлинив её, и я смог впервые за это время принять сидячее положение. Она поднсла к моему рту горлышко пластиковой бутылки, и я начал жадно пить оттуда – это была обычная водопроводная вода. После этого вытерла мне рот и подбородок, которые оставались за пределами маски.

– А теперь десерт, – сказала она. – Поблагодари свою хозяйку за вкусный обед. И запрокинь голову.

Я подчинился, и в ту же секунду на мое лицо опустился густой куст волос, а ко рту приникла выпуклая крайняя плоть вульвы.

– Будь нежен, – по голосу я понял, что она ухмыляется. – Прикусишь, даже оставишь на ней хоть малейшую царапинку – в ту же секунду распрощаешься со своим членом!

Заканчивая фразу, она забросила голое бедро мне на плечо.

Невольно я укрепился в мысли что эта стерва годится, как минимум, мне в матери – уж больно рыхлое бедро для молодой женщины, да и сама вульва вяловата – не сравнить с упругими кисками моих сверстниц.

После порки, изнасилования и собачьего корма я уже даже не испытывал шока. Я покорно начал посасывать как конфету лепестки крайней плоти, а затем перекатывать языком торчащую шишку клитора. Щель была тёплой, пахла рыбными консервами и и мылом, и кроме солоноватой горчинки не была примечательна на вкус – только сильные руки, довольно поглаживавшие мою упрятанную в кожу голову, да тяжёлое дыхание откуда-то сверху говорило о том, что сейчас мой рот обслуживает пизду бабы, которая совсем недавно меня изнасиловала. Это был первый кунилинг, который я кому-либо делал. Но не последний. О нет, совсем не последний.

Клитор быстро затвердел и теперь уже не я сосал и лизал его, а мою голову насаживали на него резкими и сильными толчками. Время от времени ездящая по моему рту щель перекрывала мне воздух на несколько секунд, а от ее запаха я уже еле сдерживал рвотный рефлекс. Видимо, она, чей стон все чаще замирал на одной ноте, уже приближалась к оргазму, так как схватила мою голову и плотно прижалась к ней без всякого движения. И мы содрогались оба – она от того, что кончала, я оттого, что давился от нехватки воздуха и захлебывался тёплыми струйками слизи.

– Почисти ее, – наконец хрипло сказала она, отстраняясь и выпуская мою голову из рук. – И как следует.

Торопливо прокашлявшись, со слезящимися под маской глазами, я начал слизывать слизь с куста и вульвы. Рот быстро наполнился вязким и терпким привкусом. Видимо удовлетворившись моими стараниями, она наклонилась и снова укоротила мою цепь, вынудив меня лечь обратно на пол. После чего снова утратила ко мне интерес, сев на диван и занявшись какими-то невидимыми мне делами под бормотание телевизора.

Я продолжал лежать во мраке, наедине со своими мыслями и привкусом вагинальных соков во рту. И, конечно же, с болью – тупо ныл развороченный зад, жгло и саднило исполосованную стеком кожу. Но, несмотря на всё это, несмотря на твёрдость пола подо мной, жаркую тесноту маски на голове, вывернутые за спину и ноющие руки, я до сих пор не мог поверить, что всё это действительно происходит со мной. Меня вырвали из привычной, уютной жизни, и поместили в какое-то безумие, где я был каким-то бесправным животным. Хуже животного. Я всё ещё не мог поверить, что ни одна живая душа не знает, где я, и что никто, скорее всего, не придёт мне на помощь. При одной лишь мысли о том, что человека можно так просто украсть, – и что его, быть может, больше никогда не найдут, – мне хотелось заорать во весь голос и забиться на своей цепи, чтобы каким-то чудом выцарапаться из этих наручников, из этого ошейника, и убежать из всего этого кошмара. Но я ничего не мог. Не мог даже раскрыть рта, чтобы пожаловаться на свою судьбу. Я слишком хорошо помнил предыдущую порку. Поэтому я продолжал лежать молча, время от времени меняя позу и покорно ожидая, что ещё захочет сделать со мной моя похитительница.

Вскоре возникло новое неудобство. Мне было нужно в туалет. Я даже думать не хотел, что будет, если я обмочусь под себя, но другого выхода не было. Поэтому я терпел, всё чаще перекатываясь с боку на бок и по-всякому поджимая к себе ноги. Мочевой пузырь набухал всё сильнее, и постепенно я забыл даже о боли в выпоротом и изнасилованном заду.

– Хватит ёрзать! – недовольно прикрикнула она. – Туалет будет вечером. Терпи.

Это немного утешило меня, и я постарался принять новую позу, чтобы терпеть было легче. Но тут я с ужасом ощутил, что мой член начинает вставать. Такое иногда бывает, когда сильно хочешь в туалет. Я постарался перевернуться на другой бок, где, как я думал, моей похитительнице этого будет не видно. Но я опоздал. Видимо, она всё-же любовалась мной и моей беспомощностью.

– А ну лежать как лежишь! Ноги выпрями! – приказала она. Я подчинился, чувствуя, как член предательски набухает и становится всё крепче.

– Вижу, я удачно выбрал своё животное. Вижу, тебе и самому это нравится. Нравится, когда тебя сажают на цепь и ебут во все дыры, как похотливую сучку. Что ж, могу за тебя только порадоваться. Всего этого у тебя теперь будет очень много. Вернее сказать, больше вообще ничего не будет. Теперь смысл в жизни у тебя только один – валяться в своём углу и ждать, когда моя киса соскучится по твоей мордашке. Но, раз тебе самому это нравится, то ты и возражать не будешь, правда? Хотя мне, честно говоря, всё равно.

Такие речи разгорячили ее. Последние слова она произнесла, уже сидя рядом со мной и поглаживая меня по голове. Затем ее руки спустились ниже, на плечи и спину, пока не добрались наконец до ягодиц и члена. Я почувствовал, как она взяла мой твёрдый член в одну руку, а второй крепко сжала яйца так, что я непроизвольно вскрикнул.

– Ты открыл рот без спроса, тварь, – спокойно сказала она. – Будешь наказан.

Я ощутил, как в мой рот снова впихивают резиновый шар. Затягивая и пристёгивая ремешки, она надёжно зафиксировала кляп на моей голове, после чего приказала:

– Становись раком.

Дрожа от предчувствия скорой боли, я поднялся, насколько позволяла цепь, и принял требуемую позу. Я клял себя последними словами, что не сдержался. Но затем на мой зад опустился первый удар стека, и с этой минуты я думал лишь о том, как удержаться на ногах и не заорать во весь голос от жуткой, невообразимой боли.

Она аккуратно отвесила мне пятьдесят ударов прямо по старым следам. Едва не теряя сознание, я уже готов был рухнуть обратно на пол, но не тут-то было. Моего ануса снова коснулся палец, перепачканный в смазке, а затем туда снова начал втискиваться безжалостный силиконовый стержень. От чудовищного жжения в заду, от унижения и бессилия я заплакал.

На этот раз она насиловала меня долго, добрых четверть часа. Через какое-то время утомившись стоять, она положила меня на пол и, придавив всем своим весом, начала долбить меня сверху. Я чувствовал на себе ее тяжёлое тело, чувствовал ее дыхание на своей шее, чувствовал ее руки, хватавшие меня то за плечи, то за руки, то за обтянутое толстой кожей лицо. Потом, перевернув меня как тряпичную куклу, она уселась мне на лицо, продолжая сношать пиздой в рот, а я мог лишь безмолвно лежать и дёргаться под ней, задыхаясь и сходя с ума от нехватки воздуха и позора.

Наконец она кончила, в третий раз за день. Видимо, она сильно изголодалась по голым парням в наручниках. Отдышавшись, она поднялась с меня и отправилась в душ, а я остался лежать как лежал – на спине, с истерзанным очком. У меня не было сил подняться и лечь удобнее. Да мне и не хотелось. Мне хотелось лишь одного – немедленно умереть.

Но это не входило в ее планы.

Первый день в этом аду завершился для меня обещанным туалетом. Мне приказали сесть на корточки, и я почувствовал, как под меня вдвигают какую-то ёмкость. Кажется, это был обычный жестяной таз. По следующему приказу я наконец-то с наслаждением облегчил мочевой пузырь. Сходить по большому в тот вечер я не смог – по понятным причинам. К моему удивлению, после этого она обтёрла мой член влажной тряпкой, одела кляп и снова приказала занять своё место и удалилась вместе с тазом. Видимо, она не хотела, чтобы от меня пахло. Похвальная чистоплотность.