Сводная сестра

Мне было шестнадцать лет, когда отец, у которого я жил после развода родителей, женился заново. Вот тогда разворошила и оккупировала мой уединённый быт на правах полновластной хозяйки семнадцатилетняя Настя – дочь новоявленной мачехи. Напористостью и развязными манерами она произвела на меня сокрушительный эффект – с той самой минуты, когда прозвучал её торжествующий вердикт: «Теперь я твоя сводная сестра». В этой фразе даже намека не было на родственную симпатию – она запросто провозгласила себя привилегированной особой, а меня – аутсайдером.

Возможно, проницательная самозванка с первого взгляда мою врождённую закомплексованность: робкий, стеснительный характер, нулевую коммуникабельность, паническую боязнь девочек. То, что я хорошо учился, не добавляло плюсов моей отстойной репутации: среди сверстников всегда был в глубокой жопе. Считая себя слабаком, избегал шумных мальчишеских сборищ и пришибленно держался в тени, хотя девчонки вызывали во мне бурю чувственных эмоций, сгоравших, к сожалению, вхолостую.

Дальше тайных сумбурных переживаний дело не шло – все они, даже одноклассницы, внушали мне нервнопаралитический страх. Я влюблялся в каждую из них по очереди, но всегда издали. Я пребывал в роли пассивно-молчаливого статиста воздыхателя и ни разу не отважился заговорить с понравившейся тёлкой, боясь, что меня отвергнут и осмеют. Тогда, по воле случая, мне всё же приходилось общаться с девочкой, по всему телу ползли мурашки, а рот забивало косноязычной словесной шелухой.

Онанировать я начал в раннем возрасте лет. В первый раз это произошло совершенно случайно, когда, намыливая член, нечаянно стянул с залупы зауженную крайнюю плоть. Ощущение показалось удивительно прикольным. Сомкнув в кольцо большой и указательный палец, я раз за разом залуплял чувствительную головку, а когда из дырочки брызнула горячая густая сперма, едва не захлебнулся от сексуального восторга. Я до такой степени пристрастился к мастурбации, что удовлетворял себя по несколько раз в день.

Самоэпидемия рукоблудия снимала напряжение, иллюзорно замещая реальный контакт с податливыми тёлками. Катализатором возбуждения служил иллюстрированный эротический журнал, ненароком обнаруженный в ящике отцовского стола. Живьём голой девушки я никогда не видел и очень боялся, что в жизни она не будет такой сексуальной, как на глянцевой обложке, и что нынешний суррогатный секс извратит будущие половые удовольствия. Разобравшись в обстановке, Настя без прелюдий и условностей взяла меня на абордаж и стала методично терроризировать.

«Почисти-ка мне сапожки, братик», или «не забудь помыть после меня посуду», или «быстренько проветри мою комнату». Я никогда ей не перечил – она была старше меня, опытнее, сильнее, но главное… была представительницей прекрасного пола. Этого хватило, чтобы вызывать у меня настоянное на страхе угодливое подобострастие. Её внешность не казалась особенно красивой, однако и бесцветной отнюдь не была, а по моим скромным понятием – вполне симпатичной: коротко стриженные каштановые волосы; круглое, чуть скуластое лицо с миндалевидной формой глаз, слегка приплюснутый нос, смугловатая кожа.

В одежде Настя не признавала юбок, упаковываясь исключительно в брючно-джинсовый прикид. Её литая, грудастая фигура казалась щедро накаченной мускулистой силой. Расхожее выражение «слабый пол» соответствовало ей лишь отчасти. Мужественности в ней было немногим меньше, чем женственности. Когда я перевоплотился в бытовую прислугу, послушно делая за Настю и для Насти всю домашнюю работу, она раздразнила мою тайную страсть к подглядыванию, принципиально не запираясь в ванной комнате во время купания. Я тутже попался в провокационно расставленные сети. Не ожидая сюрприза, рывком распахнул дверь и остолбенело уставился на полупогружённую в водяную купель нагую русалку в хлопьях обильной пены.

– Не слышу пожелания «с легким паром», – ядовито-невозмутимым тоном пожурила меня Настя.

– Прости, пожалуйста… Я не нарочно… Я не хотел, – запричитал я словно кающийся грешник.

Небрежным взмахом руки Настя плеснула в меня пригоршню мыльной воды:

– Пошёл вон, подглядчик.

Ещё дважды я облажался подобным образом. Видение прелестной голой купальщицы было мимолётным, но память чётко запечатлела крутые стоп-кадры: коричневые кружки сосков на грушевидной мякоти грудей, колыхнувшихся при погружении; округлым поплавком вынырнувшее на поверхность знойное, спелой свежести бедро.

Дальше – больше. Настя стала щеголять по дому в пушистом купальном халатике, едва прикрывающем попу, отчего я беспробудно запал на её ноги. С ума сойти, какое сокровище прятала она под брюками! Теперь они эротическим фетишем красовались у меня перед глазами. В меру полненькие – самый смак – ножки, декольтированные от пяточек до попки, завораживали своей пригожестью. Их кокетливая красота стала моим визуальным наркотиком, растекавшимся по венам ненасытной дозой.

Я жадно ловил всякий шанс, чтобы посмаковать взглядом фасонную игру мышц. Похожими ножками, каких днём с огнём не сыщешь, могла похвастаться лишь одна девочка – Романа, в которую я впервые в жизни влюбился по-настоящему. Все другие тёлки, как на подбор, были тонконогие. Это отнюдь не снижало их привлекательность, но особенных эротических эмоций во мне не вызывало.

Однажды я застал Настю разгуливающей по квартире в лифчике и колготках цвета какао. Её потрясающая попа, поделённая пополам колготочным швом и узенькой тесёмкой трусиков, шаловливо спрятавшейся между половинками, казалась мне верхом совершенства. Обычно, чтобы спустить, мне требуется хотя бы засунуть руку в трусы, но в этот раз от убойного вида роскошной попочки, образцово обтянутой тонким, переливчатым капроном, я кончил без участия рук.

Как-то мы с Настей на целый вечер остались дома одни. Отец с мачехой уехали к знакомым на юбилей и планировали вернуться лишь поздно ночью. Держа ладонь на гениталиях, я рассеянно читал книгу, но виртуально находился в соседней комнате, где целовал взасос ноги своей сводной сестры. Неожиданно сквозь приглушённую музыку оттуда раздался хозяйский окрик:

– Братик!

– Чего тебе? – с показной небрежностью откликнулся я.

– Поди сюда.

Властная тональность её голоса всякий раз безоговорочно понуждала меня к сиюминутному подчинению. Я резво вскочил с кровати и поспешил к ней.

– Помоги мне закончить педикюр, – кивнула она на свои ноги, протягивая пузырёк с лаком и кисточку.

Головокружительное волнение завертело меня на эротической карусели и швырнуло к её ногам. Я присел перед Настей на корточки и дрожащими руками стал раскрашивать округло обстриженные ноготки. Мой неуправляемый взгляд метался от миниатюрных пальчиков к ажурным трусикам, сквозь сетчатую паутинку которых бесстыже выглядывали курчавые завитушки лобковых волос. Сердце моё стучало, как молот по наковальне.

– Давно хотела тебя кое о чём спросить, – полулёжа в удобном кресле, Настя скептически наблюдала за моим педикюрным. – Похоже, ты на меня глаз положил. Это так?

Крутой кипяток стыда жгуче ошпарил мне щёки и уши. Отрицать очевидное было глупо, а признать – неподъёмно.

– Я задала вопрос, – повысила голос Настя, – это так?

Добрососедская близость заповедных трусиков вытянула из меня откровенное признание:

– Это так.

– Неужели никогда не видел обнажённую девушку? – удивилась Настя.

– Никогда, – честно подтвердил я.

– Я не люблю, когда на меня зарятся похотливые детские глазки. Я не наглядное пособие для невинных букварей вроде тебя. Каждый сверчок знай свой шесток. Усёк?

Я утвердительно кивнул. От вынужденного признания горячечный жар стыда, гадкий пиявочный страх и возбуждающее волнение слились во мне в гремучую взрывоопасную смесь. Мне требовалась спасительная пауза, чтобы в одиночестве привычным способом избавиться от непосильных эмоций.

– Я пойду?

– Погоди, ещё не всё, – Настя бесцеремонно положила ножки мне на плечи. – Дрочишь часто?

Мне показалось, что сверху обрушился потолок, а внизу с треском провалился пол. Я не произнёс, а еле слышно выдохнул:

– Да.

– На меня тоже? – уточнила она.

Обольстительные трусики по-прежнему гипнотизировали меня легкодоступной открытостью.

– А как иначе? – потупился я.

– Покажи, как ты это делаешь, – потребовала Настя.

– Я не смогу! – с безнадёжным отчаянием импотента взмолился я.

– Сможешь, как миленький. Я пожалуюсь отцу, что ты приставал ко мне и хотел изнасиловать. От тебя тогда мокрого места не останется. Понял? Подчинись по-хорошему – и всё между нами будет о`кэй. У тебя же нет выбора.

Что мне оставалось делать? Только капитулировать. Я не имел права нарушить слабое равновесие и хрупкую гармонию нашей новой семьи, наобум склеенной из жалких обломков былого благополучия. Парализованными пальцами я приспустил штаны до колен и… замешкался – оголить гениталии не хватило решимости.

– Чего тормозишь? – возмутилась Настя. – Трусы вниз!

Вырвавшийся на волю окостенелый член вытянулся по стойке смирно перед дерзкой победительницей. Её глаза оживлённо заблестели.

– Ну, так дрочи, чего ждёшь?

Мои пальцы привычно окольцевали пенис и торопливо заёрзали от яиц до головки. В её ироничном взгляде исподволь разгорался хищный огонёк интереса. Меня хватило ненадолго. Дрочить без трусов перед смазливой девочкой было невыносимо возбуждающе, и уже через пару минут меня охватил судорожный озноб скорого семяизвержения.

Настя догадалась, что я на грани оргазма и на её лице мелькнула лёгкая гримаса то ли разочарования, то ли досады. Когда меня затрясло, как малярию, она вдруг спохватилась и завопила, как потерпевшая:

– Ты же измажешь ковёр, кончай в трусы!

Я еле успел поддёрнуть резинку трусов к залупе, как из канала густо хлынула сперма и растеклась по материи аляповатым пятном.

– Умничка. Хорошо кончил, – как ни в чём не бывало, похвалила Настя. – С этого дня будешь дрочить только тогда, когда я этого захочу, и столько раз, сколько сочту нужным. Презервативы беру на себя. Когда нет родителей, будешь ходить по дому, в чём мать родила – так удобней. Ясно А теперь гляди, что я для тебя купила.