Семья Мэнсфилд (продолжение)

Его положение, должно быть, было весьма для него неудобным, потому что я тут же выставила свое колено прямо ему в спину, чтобы таким образом удержать его в равновесии и не в силах сопротивляться методическим усилиям Клодии. Думаю, что не прошло и сорока секунд, когда он наконец излил свое мужество, образовавшее сероватую лужицу на дне бутылки. В этот момент, разумеется, Ричард был абсолютно ослаблен, и мне ничего не стоило спокойно сцепить его руки за спину. В это время Клодия поддерживала его за волосы, все еще приставив к его мальчику бутылочку, хотя уже, казалось бы, и полную. Здесь, наконец, раздались его жалобные крики, когда мы уложили его на кровать, осторожно наклонив сосуд под углом к его быстро убывающему члену. Мама! Дико проблеял он к нашему общему восхищению. Твоя милая мамочка никогда бы не захотела видеть тебя в столь жалком состоянии, сказала я. И не дай Боже такому слу-читься. Потом, обернувшись к Клодии, я добавила для него. Его член явно требует постоянного упражнения. Он должен делать лучше, чем это. Какое жалкое представление! Пожалуйста, милочка, не присмотришь ли ты за ним на время? Через каждый час? К величайшему удовольствию. У жеребчика в шарах должно быть еще много всякого: иначе он не представляет для нас никакой пользы. Надо же, мой доберман может сделать больше этого! Раз-влекалась Клодия, пока Ричард то белел, то краснел, как девушка, у которой впервые в жизни спустили панталончики. Итак, через каждый час. Оставляю его на тебя. Можно давать ему хлеб и молоко, но ничего больше. Смотри, чтобы в следующий раз было лучше! Я строго взглянула на Ричарда. Проследи также за его туалетными надобностями, добавила я еще строже Клодии, которая не сморгнула. Для этого у меня есть ошейник: он будет ползти за мной по коридору и до клозета. Четыре раза за сегодняшний день был он высвобожден от своих запасов. Видимо, ничего лучшего от него ждать пока не приходится, и до тех пор мы оставили его спать, все еще связанного и совершенно измотанного. Однако, для молодого господина Ричарда это всего лишь начало. Морис тихо проходит мимо дверей, за которыми заперт Ричард, и не хочет его видеть. Он справедливо заметил, что это мое собственное маленькое дело. Я разрешила ему сегодня отпраздновать ночь с Клодией. Она всегда так замечательно вертится между нами. Итак, мои руки полны, во всех смыслах, приятных обязанностей. Что будет, увидим.

Глава двенадцатая

ДНЕВНИК ФИЛИППА

Я окружен мраком, в который сам дал себя погрузить. Милая Сильвия отправилась на время навестить свою подругу Дейзи, и я этому рад. Опасность того, что она обнаружит ужас моего существо-вания еще более повергает меня в руки Мюриэл и Джейн. Минута крайнего дискомфорта пришла ко мне вечером, когда Сильвии пришла пора пожелать мне доброй ночи. Тети сказали ей, заявила она, что мой роман движется. Бедному ребенку было нечего больше сказать и явно ее тетки настроили на этот разговор. Мой стол был покрыт бумагами, на которых я был вынужден, хотя и без большого успеха, потакать злобным желаниям Мюриэл и Джейн. Сильвия трогательно уселась на моем колене и попыталась уткнуться в них, чтобы показать свой интерес к моей работе. Я не был к этому готов и поспешил накрыть проклятые бумаги, к ее неудовольствию, оправдываясь тем, что здесь пока что нечего читать. Но папа, они же говорят, что ты хороший писатель, гордо заметила Сильвия, не осмелившись, к счастью, дальше проникнуть в мои секреты. Мне пришлось взять на себя унизительную обязанность объяснять ей, что я могу показать ей только самое лучшее из того, что пишу. Ей, кажется, понравилось признание ее роли строгого критика. Смехотворное положение дел! К тому же она так, по своему девичьему обыкновению, вертелась у меня на коленях, что причинила мне некоторое физическое беспокойство. Ее облачение под платьем теперь минимальное, а поэтому тепло и окружность зада ощущаются несмотря на ткань. В то же время я никак не мог заставить себя убрать ее со своих колен, приходя во все большее замешательство, которого она не могла не заметить. Как раз в этот момент и вторглась Мюриэл, с порога отослав Сильвию спать свои "милые баиньки", как гласит дурацкая поговорка. Последний и влажный поцелуй Сильвии пал на мои губы, и затем она соскочила с моих колен, заставив меня очевидно "восстать" об ее приподнятые нижние щеки. Я густо покраснел, но она, к счастью, не обернулась. Едва успела закрыться за ней дверь, как Мюриэл пристально посмотрела на мое несчастное состояние и заявила, что "к ее удовольствию" я наконец "приобрел твердое отношение к женщинам". Я ничего не ответил. Я сжал зубы и положил бы ногу на ногу, если бы в-моем положении это было возможно. Мне было приказано "предъявить", от чего я отказался, но потом был вынужден покориться, хотя и боялся того, что Сильвия вернется и увидит мое готовое лопнуть орудие. (К стыду своему должен признать, что мои сестры "поздравили" бы меня за эти строки.) Мой упрямый буй был затем взят в руки нежно и до боязни восхитительно. Бывают времена, теперь чересчур частые, когда тебя выводят за границы гордости и стыда. Мюриэл склонилась над моим креслом, сжав рукой мой пенис и потирая его сверху вниз. Сознаешься ли ты в помыслах? Рассмеялась она, очень до-вольная тем, что ей показалось приятной оговоркой. Я покачал головой. Мои щеки с новой силой залил румянец. Я достаточно хорошо усвоил, как слаб я бываю в ее руках. Мои бедра начали подергиваться вопреки моей воле. Бедная, милая бедняга Сильвия... Посадить ее на такую боль-шую, дурную штуку... Нет! Подавился я. На это она рассмеялась своим жестоким смехом и, вынув из-за ворота батистовый платок, крепко повязала им мою трепещущую эрекцию. Нет? Что же. Ладно, я оставлю все это таким образом, а через полчаса вернусь проверить, что ты туда не напачкал. С этим она удалилась, оставив меня с тестикулами, сжатыми от желания. Когда она вышла из комнаты, я услышал, как она зовет: Джейн, я хочу тебе кое-что сказать! Мне не нужно гадать, о чем она хочет сообщить. Мое имя и имя милой Сильвии будут измараны самым бессовестным образом. И увы, как раз в ту самую минуту мои шары до того придавило креслом, а буй так раскалился добела, что я не мог дольше контролировать себя и густо забрызгал повязанный платок. Сиденье подо мной содрогнулось, такова была сила сперматического извержения. Мой пенис мокро упал вниз. Волны невыразимого наслаждения сменились быстрой слабостью, а потом моим ужасом от того, что наказание последует, как только Мюриэл вернется в комнату. Она, совершенно точно, припишет мою слабость "доказательству ее слов". Я либертин, которого следует держать под контролем... Вот что они с Джейн провозгласили, несмотря на то, что знают истинную природу факта. Дейдр все еще не ответила на мое письмо, но я все же живу надеждой. По сравнению с этими двумя она была просто ангелом скромности. Меня не волнует, что мои сестры прочтут эти слова. Они будут издеваться над лицемерием, которого во мне нет, и потом заставят меня, как собаку, облизывать их зады.

ДНЕВНИК СЕЛИИ

Через какое испытание невыразимых страстей я прошла! Я рыдала, я протестовала, я любила, была принуждаема и все это в один долгий, долгий день, подобного которому еще не было в моей жизни. Сперва Мюриэл усыпила меня своим любовным искусством. Ее язык, ее бедра, ее груди, ее зад все было моим, как и мои при-надлежали ей. Мы лежали в постели нагие, забыв обо всем на свете. Наши языки. спаривались, наши пальцы искали. Несколько раз она мучила мой задний проход, но я слабо протестовала, что не люблю этого. Я должна научиться, ответила она среди такого пышного расцвета поцелуев, такого перекатывания по кровати, что я просто не смогла заставить себя произнести "нет". Дай мне поднести тебе лепестки розы, выдохнула она. Со-вершенно не понимая, что она имеет в виду, я позволила ей увлечь меня на колени, а она в это время проскользнула подо мной и приложила свернутый кончик своего языка между моих нижних щек... О, это ощущение! Стой! Это слишком приятно! Неосторожно пробормотала я, на что она отвечала: Конечно, моя радость, но тебе предстоит узнать еще лучшее. Здесь за дверью послышалось чье-то падение и я попыталась вскочить, но Мюриэл в мгновение ока оказалась на мне, сперва оседлав меня, а потом повернувшись таким образом, что, сжимая ногами мои плечи и руки, она завладела моими бедрами. Тут я к своему ужасу заметила, что в комнату успел зайти некий джентльмен, совершенно голый и с поднятым членом. И что хуже всего, он был не один, и то, как он вошел, было одним из самых странных зрелищ в моей жизни. Его шею стягивал плотный кожаный ошейник, от которого шла стальная цепь; ее свободный конец держала сестра Мюриэл, обтянутая прозрачным пеньюаром, обнажавшим ее груди и темный куст. А ну, живо! Крикнула она ему. Он, кажется, был в каком-то помутнении, очень похожем на то, которое начинала испытывать и я. Я же брыкалась и пыталась сбросить с себя Мюриэл, употребляя все мои силы, однако под тяжестью ее зада все мои попытки были неудачны. Не дайте ему! Проскрипела я в пустоту, потому что его уже подвели как раз позади меня, а он, под руководством Джейн, помог приподнять мои бедра еще больше, так, что мой бесстыдный зад предстал перед ним полностью. Я смазала ей попу слюной так же, как ты ему петуха... А теперь клади его туда, милочка. Ее дырка будет тесновата, потому что там еще ничего не было. Держи его верно! Ему следует доставить чудесной леди все удовольствие, и хорошенько! Заметила Мюриэл. НЕТ! Завизжала я, но уже слишком поздно. Щеки моего зада были грубо разведены. Его наконечник, действительно весьма мокрый, посмел совершить туда нападение. Я плакала, я просила, но напрасно. Мюриэл еще плотнее уселась в свое седло, расположив колени по обе стороны на кровати, в то время, как мое беспомощное седалище получило первый дюйм его твердого, мясистого кола; его крепко держали. О, милый Боже, какие ощущения завладели мною по входе муж-ского орудия в наисекретнейшее мое лоно! Сперва я почувствовала жжение. Это было похоже на пробку на длинную и весьма набухшую пробку.