Семья Мэнсфилд (продолжение)

Мама извинилась и сказала, что у нее страшно болит голова; поэтому Морис предложил ей отвезти меня кататься. Мама, кажется, не была в этом уверена. Я думаю, что она немного ревнует. Она сказала, что я могу поехать на час. Не знаю, хотелось мне этого или нет, но, в любом случае, мне нравится выезжать. Морис сам вел двуколку с пони, и мы ехали по полю ТАКИМ шагом, что у меня захватило дыхание, а моя шляпка почти слетела. Потом мы остановились у какой-то рощицы. Среди деревьев было очень приятно. Он стреножил пони и мы пошли прогуляться немного. Меня ОЧЕНЬ хвалили за мой разговор и за мое поведение. Мы сели под дубом, а он сказал, что мои губы и мои глаза очень хороши! Потом он шутя сказал, что снова хочет быть "невежливым", поцеловать меня и потрогать мою попу! На этот раз я хотела сказать "нет", но он мне не дал и ЗАДУШИЛ меня поцелуями, повторяя, что я ВОСХИТИТЕЛЬНА! Мама умерла бы, если бы узнала, что он искал у меня ПОД юбкой. Я ему не давала этого делать и вертелась, но он вдруг стал строгим и сказал мне, чтобы я вела себя тихо. Он сказал, что хочет трогать мою попу через панталоны, что он и сделал, повсюду и ВОКРУГ. Я чувствовала себя очень странно, потому что его палец попал туда в середину и очень терся. Он сказал, что если я перестану крутиться, мне сразу же будет приятно, и что мамы все очень хотят, чтобы их дочери этому научились, но дают джентльменам заниматься этим. Я едва могла говорить, потому что он все время целовал и ТРОГАЛ меня повсюду, даже между ног! "Ой, нет!" сказала я. "Ой, да, дорогая моя, потому что этому тебе надо учиться", сказал он. Я подумала о том, что сказала бы мама и сказала ему, что не надо этого делать, а то я все расскажу. Ах, нет, потому что тогда ты будешь совершенно непростительно бесстыдной, все об этом узнают, я имею в виду твое бесстыдство. Тебя только отругают за это, сказал он. Я наполовину поверила ему, наполовину нет. Ой, в какой кру-говорот я попала! Увидев мои сомнения и то, как моя рука тихо пытается его бить, он вдруг поднялся, прислонился к дереву и сказал, что я веду себя нехорошо по отношению к нему... Это смутило меня еще больше. Я тоже села и начала оправлять платье. Он сейчас же обхватил меня за плечи и вмиг положил к себе на колени. Ой, Боже, потом он задрал мне платье и начал шлепать по моей попе, пока я не заплакала, чтобы он перестал. Она просто докрасна накалилась. У меня по щекам потекли слезы. Моя попа горела! Сядь и выучи назубок, что надо слушаться старших! Сказал он. Я все время всхлипывала и не могла усесться на мою бедную побитую попу, но он все же заставил меня, а потом притянул к себе и начал со мной разговаривать нежно, вытирая мои слезы. Теперь я молодая леди, сказал он, и должна поступать так, как поступают молодые леди; а если я расскажу маме, как боролась, то все будут только смеяться и скажут, что я все еще ребенок.

Пока он говорил, он гладил мои тити и я была вынуждена снова дать ему мои губы. Я все же постоянно вертелась, потому что моя попа горела. В конце концов я обещала, что ничего не скажу маме. Он сказал, что все будут меня ругать, если я скажу, и что все это запомнят. Когда мы вернулись, мама сказала, что мои глаза немного красные, но я сказала ей, что это потому, что я много смеялась и терла их. Она была очень довольна тем, что я развлеклась. Я хотела рассказать ей все, что произошло, но потом подумала, что она тоже, в конце концов, может назвать меня ребенком. Моя попа сделалась больше... Я в этом просто уверена. Я спросила у мамы, выпирает ли она. Мама рассмеялась и сказала, что у всех молодых леди так.

ДНЕВНИК СЭРА РОДЖЕРА

Какой странный парень этот Мэнсфилд... Впрочем, говорят же, что все странные парни, (Кроме нас самих. Но вот в его случае это верно. Этакий вялый, отсутствующий вид и, к тому же, он явно под пятой у своих сестер. Когда я сегодня пришел к нему с визитом, то имел с ним небольшой разговор, банальный, как обычно. Под тем предлогом, что ему нужно проверить счета имения, он очень скоро исчез за дверями, а я остался одиноким самцом среди курятника и причастился удовольствию про-исходившей в нем вялой и несвязной беседы. Мюриэл спросила, могу ли я отличить в темноте Дейзи и Сильвию. Я весьма хорошо понял, куда она клонит, но притворился непонимающим и со всем благо-душием ответил, что могу разобраться в них даже по пяткам. Тут вмешалась Джейн со своими расспросами о прочих деталях анатомии; я, однако, начал зевать и притворился, что не слышал вопроса. У меня есть мнение, согласно которому существуют вещи, которые могут быть предметом обсуждения в постели или в любовном объятии, но вовсе не в гостиной. Возможно, это несколько старомодно. Я не уверен. Селия должна завтра посетить Мюриэл. Она, естественным обра-зом, застеснялась моего при этом присутствия. Она даже не разрешила мне доставить ее на место, но обратно в нашей коляске прибудет Сильвия. И впрямь, как хорошо было бы видеть ее у нас! У нее самый что ни на есть божественный рот. Вспоминаю, как они с Дейзи целовались на лужайке: чудная буколическая сцена. Молодые девочки, без сомнения, часто предаются таким удовольствиям. Я слышал об этом немало историй, как, например, те про горничных, пользующих друг друга, когда нет мужчин в округе. Все дело в том, что я не знаю наверное, чего завтра захочет Селия, и буду думать об этом постоянно. Все это заставляет мужчину чудовищно ерзать. Дейзи несколько рассупонилась после нашего пос-леднего разговора. В этом виноват, скорее всего, я. Я уже перешел все дозволенные пределы в своих слишком частых поцелуях и объятиях ее грудей, которые на диво подросли и закруглились. Клянусь Юпите-ром! Подозреваю, что здесь уже приложили свои руки и Мюриэл и Джейн. Я не могу не думать об этом, и поэтому наедине с ней меня заносит все больше и больше.

ДНЕВНИК МОРИСА

Какое наслаждение целовать и сжимать в объятиях юную девочку, которая даже не знает, довольна она этим или же нет! Эми будет действительно идеальным предметом этих излюбленных игр. Я пола-гаю, что поддерживаю ее в нужном духе, не говоря о ее маме, которая сама в достаточной степени увязла, чтобы кидать камни в других. Прежде чем мы вернулись домой, я заметил Эми со всем благо-душием, что она уже получила свои первые шлепки – и может по-лучить еще. Какое смущение в ее глазах! Она слишком застенчива, чтобы полностью отвергнуть чьи-либо авансы. Эвелин знает, как с ней обращаться, и мы достигнем здесь прогресса. Можно предвидеть самое блестящее будущее за столь молодым и лакомым созданием. Если оставаться с ней достаточно строгим в минуты возможного бунта с ее стороны, она научится.

ДНЕВНИК ЭВЕЛИН

Должна сказать, что юный Ричард весьма миловидный молодой человек и, как следовало ожидать, очаровательно неловкий в моем присутствии. Он, вероятно, полагал, что его отпустили побегать, в чем его быстро разочаровали. Я сказала ему, что у меня есть нечто ему показать, это весьма заинтриговало его, и повела его в свою вторую спальню, расположенную несколько в стороне от мест, куда дерзает вмешиваться Морис, и представляющую мое личное владение. Там нас ожидала Клодия, в таком одеянии, или же его отсут-ствии, которое вынудило Ричарда подавиться и достичь глубокого лилового оттенка краски. Баскская сорочка на Клодии была черной, обшитой чудной тесьмой, и сверху вступала во флирт с ее сосками, восхитительно выступающими, в то время, как внизу ее куст оставался обнаженным или был бы таковым, если бы на Клодии не было белых шелковых панталон, в тон чулкам. Черные сапоги, застегнутые на все пуговички вплоть до самых колен, дополняли эту картину, завораживающую и требовательную той страстной женственностью, которую только можно желать. Пока Ричард продолжал икать, а Клодия вставала с той кровати, на которой она валяла дурака, я заперла дверь. Этот звук заставил его обернуться, так резко, что я сразу же приняла тот "холодный вид", который всегда отмечает Морис. Этот самый, не так ли? Он хорошо снаряжен? Спросила Клодия, проинструктированная мной во всех тонкостях. Я ответила, что это и есть тот самый злодей. На это из горла Ричарда послышался некий приглушенный всхлип, в то время, как его коленки заметно задрожали. Что же касается его готовности предстать перед самой требовательной из дам, продолжала я, в этом нам еще предстоит убедиться. Затем Клодия приблизилась к нему, раскачивая бедрами, пока ее живот не подошел вплотную к его собственному, в то время, как я подошла к нему сзади и схватила его за талию. Если бы в нем сохранялись хотя бы какие-то остатки соображения, он бы понял, что попал в то же положение, что и отупевшая когда-то Дейдр. Ты будешь молчать и не станешь протестовать, а не то твоя мама об этом услышит, сказала я. О, мадам, о чем Вы? Выдохнул он, потому что Клодия сейчас же принялась умело расстегивать пуговицы на его брюках. В итоге его штаны пали до колен, рубашка была задрана, а пенис и все остальное представились нашему вниманию. Во время этой процедуры я оставила одну руку вокруг его талии, а другой весьма быстро схватила его за волосы, что, естественно, заставило его пискнуть от-удивления а потом уже вовсю заголосить о пощаде. Спокойно, юный мужлан, ты на учебе, зашипела на него Клодия, заставив его оцепенеть, потому что сейчас же с таким знанием дела схватила его петуха, что он тут же подрос до необходимых пропорций. В самом деле, у меня промелькнула мысль о том, что милой Дейдр было, в общем, не на что жаловаться. Я его держу. Бери бутылку, сказала я Клодии. Это было нужно не столько ей, уже хорошо посвященной в наш сговор, но молодому господину Ричарду. Нет! Послышался его визг, потому что она тут же достала стеклянный сосуд из туалетного столика у кровати. Горлышко этого флакона удобно изогнуто таким образом, что его уже часто употреб-ляли для подобных нужд. Под вопли Ричарда, которого я все время крепко держала за вихры, горлышко сосуда было надето на вздувшийся наконечник, нырнувший туда всей своей плотью так, чтобы осталось как раз немного места для крепкой хватки Клодии. Коленки молодого господина Ричарда задрожали еще сильнее, а его самого передергивало с ног до головы, пока Клодия начала его выкачивать.