Спасибо, мне не интересно
✕
Рассказы с описанием несовершеннолетних запрещены.
Вы можете сообщить о проблеме в конце рассказа.
Семья Мэнсфилд (продолжение)
Я в этом уверена. Вот чего я боюсь. Очень во многом (и я это все чаще ощущаю как-то помимо воли) она на стороне отца, а не на моей собственной. Я так надеюсь на то, что она в действительности не такая ледяная, как притворяется. До добра это ее не доведет в любом случае. Но я боюсь обсуждать с ней такие вещи, ибо она может бросить мне в лицо мои "грехи"... и ничего хорошего в этом тоже не будет.
ДНЕВНИК ФИЛИППА
Джейн понуждает меня писать роман эротического содержания. Но как я могу приняться за него, если это совершенно против моего желания и против моих принципов? "Думай, воображай и почаще записывай", говорит она. Сегодня меня снова заперли в комнате. Меня заставили надеть дамские панталоны (чьи они?) под брюки, к позору и к стыду. Я все дальше погружаюсь в пучину отчаянья. Я покинут всеми среди бесконечного тумана... И мне иногда кажется, что это не мои сестры, а дикие призраки терзают меня в моем одиночестве и помешательстве. День ото дня это становится все более невыносимо. Я лишен безопасности в собственном кабинете, я обманут и жалок, мои панталоны жгут меня... Тебе и правда нравится страдать, Филипп, сказала Джейн, в то время, как я, стиснув зубы, старался подыскать достойный ее ответ. Однако правда ли это? Я непрестанно повторяю себе, что это неправда. Если они даже заставят меня описывать женские органы или'еще нечто подобное, что может прийти им в голову, я все равно буду бессилен сформулировать те выражения, которые нужны, и не смогу записать их. Бумага очень долго пролежала передо мной нетронутой. Вдруг я услышал доносящиеся до меня снизу крики и плач. Я бросился к окну, и теперь, когда я описываю то, что мне открылось, перо не держится в моей дрожащей руке. Там, на солнечной лужайке, лежала на спине милая Сильвия, а ее ноги были обнажены и... то есть, ее платье было подоткнуто у талии. На нее кинули Дейзи, готов поклясться, что это ее швырнули, которая показывала миру свою обнаженную заднюю часть. Над ними стояли обе мои сестры. Мюриэл поставила свою ногу на спину Дейзи, удерживая ее над моей дорогой девочкой, а Джейн, наклонившись, шлепала по нижним щекам Дейзи, которые у меня на глазах приобретали яркий розовый цвет. Поэтому бедный ребенок и плакал, хотя она, к моему изумлению, несколько раз рассмеялась и поцеловала Сильвию в губы. Я, конечно же, не смог долго смотреть на это. Мои проклятые панталоны все это время дразнили меня, производя очередное воз-мущение. Потом Сильвия стала поднимать ноги. Боже мой, они лишили ее даже нижнего платья! Как трудно отвести глаза от того, чего тебе не хочется видеть! Я отшатнулся от окна и сразу же ощутил коварный зуд, который мне столь не хотелось чувствовать. Мной овладело самое болезненное состояние. Я сел, обнаружив, к своему отчаянию, что проливаю в собственные панталоны ту мужественную субстанцию, которую от-бирают у меня сестры. Я необыкновенно ослаб и чувствовал себя ужасно. Мне бы следовало заставить себя, унизиться и написать Дейдр. Да. Однако, что же мне ей написать, и что я могу сказать ей? Я попался в ловушку, в которой еше не бывал ни один мужчина. Я забыл сказать, что видел там внизу еще и Розу: она стояла поодаль от основных событий, но подглядывала и улыбалась, засунув палец в рот.
ДНЕВНИК СИЛЬВИИ
Как же расшалились тети, заставив нас заниматься всем этим прямо на лужайке! Бог мой, я надеюсь, что никто не прочтет того, что я сейчас здесь пишу, но штука Дейзи все время терлась о мою, когда тетя Джейн шлепала ее так, что у меня были всякие забавные ощущения, такие же, какие уже бывали с ними обеими в постели. Тетя Мюриэл велела Дейзи положить свой язык мне в рот. Так она и сделала. Впрочем, это было даже приятно. Потом она начала стонать и вертеться. Наши волосы все терлись, и она заставила меня дойти, а потом и сама. Тетя Джейн сказала, что такое часто бывает от порки. Весь УЖАС в том, что мне кажется, что я видела, как папа выглядывает из своего окна и смотрит на нас. Но этого, конечно же, не может быть, потому что иначе он был бы ужасно строг. Уже потом я шепнула тете Джейн, что я, кажется, видела его в окне, но она рассмеялась и сказала, что он просто обожает любоваться прекрасными видами. Я думаю, что с ее стороны просто нехорошо так говорить, но все же рассмеялась и сама: не думаю, что она имела в виду что-то плохое. Она часто просто говорит то, что приходит ей в голову. Дейзи отшлепал ее папа. Это она мне сказала. Интересно, а что чувствуешь в это время? Мне не нужно бы об этом думать, но я думаю. А еще она сказала, что он заставил ее снимать панталоны. Я бы, думаю, раскраснелась. Я так и сказала Дейзи. Она сказала, что он наверняка этого и добивался, но тут я прицыкнула на нее, и она замолчала. Я сказала, что она неправа, и поэтому я не буду с ней разговаривать целых десять минут. Она ответила, что ей и дела нет, но все это время ждала!
ДНЕВНИК ДЖЕЙН
Мюриэл мне призналась (думаю, после длительных раздумий) во всем, что у нее произошло с Роджером. Не уверена в том, что она мне все рассказала но он, по всей видимости, человек однов-ременно и сильный и хрупкий, и совсем не авантюрист. А я, как и моя сестра, предпочитаю скорее случай, чем то, что он предлагает... Если так можно сказать! Больше того, мы сами наши судьбы связали с амурными делами. "Я кажется, немного влюблена в него", сказала она. Что за чушь! Она просто дожила до "неких лет", хотя я, конечно же, ничего не сказала об этом. Но ему уж точно не видать "в подарок" Сильвию, потому, тем более, что ее ученье еще не завершилось. Впрочем, его совет по поводу Филиппа прозвучал веско, хотя я и не уверена в том, что он понял, в чем у нас с братом дело. Он наверняка думает, что мы его просто дразним. Еще я уверена в том, что Филипп и сам до конца еще не понял того, как ему хочется нас слушаться. Вчера вечером я обнаружила пятна на его панталончиках и прямо сказала, чем это он занялся. Он промолчал. Всегда, когда его называешь "плохим мальчишкой", его лицо и взгляд выражают такую застенчивость, что очевидно, как ему все это нравится. Я сказала, что он ответит за то, что балуется сам с собой (он тут же стал это горячо отрицать), и что он должен встать на колени, склониться и поцеловать мои ноги, а потом мои колени и бедра. После некоторого замешательства он подчинился. При нем доста-точно вспомнить Сильвию! Его лицо сразу же ушло мне под юбку, и как только он достиг бедер, я сразу же крепко схватила его ногами, так, что заставила его уши гореть. Он даже зарычал. Что за упоитель-ное чувство вот так держать униженного самца даже, признаться, если это твой брат! Продержав его пару минут таким образом, я сказала ему, что он может начинать лизаться. Тут же, чтобы он не начал бороться, я схватила его за волосы. Потом я пошире расставила ноги и опустила свою киску прямо к его рту. К счастью, Мюриэл на этот раз нам не мешала. Я выпрямилась и немного подалась назад, наслаждаясь тем, как он по-собачьи работал до тех пор, пока я не вспенила ему язык и губы; потом я заставила его подняться и облизать губы, что он и сделал, с очень пристыженным видом. После этого упражения его петух весь встрепенулся. Я не прика-салась к нему, чувствуя, что так будет лучше. Потом я сказала ему, чтобы он отправлялся в кровать. И вышла. Он выглядел очень хмуро и впервые почти что молил меня своими глазами "обратить на него внимание". Но все же ему следует еще учиться и только так. Я так много раз была под мужчинами, которые заставляли меня, на-вязывали мне каждый раз то, что я должна делать... А теперь я не могу отказаться от удовольствия покорить хотя бы одного из них! Это абсолютно новый для меня опыт. Мюриэл, конечно, утверждает, что все это ее собственная идея, однако именно мне удалось впервые накинуть хомут на Филиппа. Вчера у нас в постели была Роза. После нескольких минут, уделенных ей, она явно захотела больше и полночи ревностно облизы-вала нас.
ДНЕВНИК ДЕЙДР
Мне ничего больше не остается, как пойти к Эвелин и все рас-сказать ей. Я не решаюсь предать это бумаге хотя чистые страницы только лишь скроют мою слабость. Но кроме Эвелин мне некому довериться. Ричард привел домой своего друга. Это был юноша его возраста, приятной наружности и с хорошими манерами. Поэтому я и решила, что он милый юный джентльмен. Ах, как обманчива бывает внеш-ность! Ричард спросил у меня, может ли его друг остаться у нас на ночь. Я согласилась. Эми отошла ко сну около десяти часов. Боюсь, что ее слишком увлек собой Джереми, который несомненно очарова-телен... Но я не могу рассказать ей о том, что произошло, и я не могу поэтому ее предупредить. На самом-то деле я должна винить только себя саму за глупое поведение. Меня настолько "развлекла" упоенная болтовня Ричарда и его приятеля, и я настолько позволила себе расслабиться за вином, что не заметила, как проходит время. В моем возрасте, конечно же, очень легко вообразить себя спо-собной преодолеть дистанцию между зрелостью и юностью, представить себя моложе своих лет. Особенно если тебе слегка льстят, так, как мне льстил Джереми, который взял на себя труд наполнять наши бокалы. Жалею, что по своей невнимательности я это ему разрешила. Он сказал, что я красивее его собственной мамы, а я ответила ему на это, что так говорить не следует хотя и почувствовала (как, я уверена, почувствовала бы на моем месте любая женщина) компли-мент. Мы разговаривали вполголоса, потому что час был уже поздний. Я несколько раз пыталась заставить себя встать, но меня одолела какая-то истома, столь часто служившая мне весьма дурно. Наполнив мой бокал в пятый или в шестой раз (к тому времени я совсем потеряла счет), Джереми осмелился устроиться рядом со мной на шезлонге, а Ричард в это же время выказал мне свою преданность, расположившись у моих ног. Разговор, как говорится, порхал (и с моей стороны был, вероятно, непростительно игривым), и я не могу вспомнить, о чем шла речь, когда Ричард внезапно пробормотал: "Он хочет поцеловать тебя, мама", а я только и спросила: "Что?" вместо того, что бы дать прямую отповедь, которая подействовала бы намного лучше. Я вдруг нашла, что все слова, рождающиеся у меня в голове, никак не могут слететь с моих губ, которые дерзкий юнец тут же начал пробовать своими.
ДНЕВНИК ФИЛИППА
Джейн понуждает меня писать роман эротического содержания. Но как я могу приняться за него, если это совершенно против моего желания и против моих принципов? "Думай, воображай и почаще записывай", говорит она. Сегодня меня снова заперли в комнате. Меня заставили надеть дамские панталоны (чьи они?) под брюки, к позору и к стыду. Я все дальше погружаюсь в пучину отчаянья. Я покинут всеми среди бесконечного тумана... И мне иногда кажется, что это не мои сестры, а дикие призраки терзают меня в моем одиночестве и помешательстве. День ото дня это становится все более невыносимо. Я лишен безопасности в собственном кабинете, я обманут и жалок, мои панталоны жгут меня... Тебе и правда нравится страдать, Филипп, сказала Джейн, в то время, как я, стиснув зубы, старался подыскать достойный ее ответ. Однако правда ли это? Я непрестанно повторяю себе, что это неправда. Если они даже заставят меня описывать женские органы или'еще нечто подобное, что может прийти им в голову, я все равно буду бессилен сформулировать те выражения, которые нужны, и не смогу записать их. Бумага очень долго пролежала передо мной нетронутой. Вдруг я услышал доносящиеся до меня снизу крики и плач. Я бросился к окну, и теперь, когда я описываю то, что мне открылось, перо не держится в моей дрожащей руке. Там, на солнечной лужайке, лежала на спине милая Сильвия, а ее ноги были обнажены и... то есть, ее платье было подоткнуто у талии. На нее кинули Дейзи, готов поклясться, что это ее швырнули, которая показывала миру свою обнаженную заднюю часть. Над ними стояли обе мои сестры. Мюриэл поставила свою ногу на спину Дейзи, удерживая ее над моей дорогой девочкой, а Джейн, наклонившись, шлепала по нижним щекам Дейзи, которые у меня на глазах приобретали яркий розовый цвет. Поэтому бедный ребенок и плакал, хотя она, к моему изумлению, несколько раз рассмеялась и поцеловала Сильвию в губы. Я, конечно же, не смог долго смотреть на это. Мои проклятые панталоны все это время дразнили меня, производя очередное воз-мущение. Потом Сильвия стала поднимать ноги. Боже мой, они лишили ее даже нижнего платья! Как трудно отвести глаза от того, чего тебе не хочется видеть! Я отшатнулся от окна и сразу же ощутил коварный зуд, который мне столь не хотелось чувствовать. Мной овладело самое болезненное состояние. Я сел, обнаружив, к своему отчаянию, что проливаю в собственные панталоны ту мужественную субстанцию, которую от-бирают у меня сестры. Я необыкновенно ослаб и чувствовал себя ужасно. Мне бы следовало заставить себя, унизиться и написать Дейдр. Да. Однако, что же мне ей написать, и что я могу сказать ей? Я попался в ловушку, в которой еше не бывал ни один мужчина. Я забыл сказать, что видел там внизу еще и Розу: она стояла поодаль от основных событий, но подглядывала и улыбалась, засунув палец в рот.
Как же расшалились тети, заставив нас заниматься всем этим прямо на лужайке! Бог мой, я надеюсь, что никто не прочтет того, что я сейчас здесь пишу, но штука Дейзи все время терлась о мою, когда тетя Джейн шлепала ее так, что у меня были всякие забавные ощущения, такие же, какие уже бывали с ними обеими в постели. Тетя Мюриэл велела Дейзи положить свой язык мне в рот. Так она и сделала. Впрочем, это было даже приятно. Потом она начала стонать и вертеться. Наши волосы все терлись, и она заставила меня дойти, а потом и сама. Тетя Джейн сказала, что такое часто бывает от порки. Весь УЖАС в том, что мне кажется, что я видела, как папа выглядывает из своего окна и смотрит на нас. Но этого, конечно же, не может быть, потому что иначе он был бы ужасно строг. Уже потом я шепнула тете Джейн, что я, кажется, видела его в окне, но она рассмеялась и сказала, что он просто обожает любоваться прекрасными видами. Я думаю, что с ее стороны просто нехорошо так говорить, но все же рассмеялась и сама: не думаю, что она имела в виду что-то плохое. Она часто просто говорит то, что приходит ей в голову. Дейзи отшлепал ее папа. Это она мне сказала. Интересно, а что чувствуешь в это время? Мне не нужно бы об этом думать, но я думаю. А еще она сказала, что он заставил ее снимать панталоны. Я бы, думаю, раскраснелась. Я так и сказала Дейзи. Она сказала, что он наверняка этого и добивался, но тут я прицыкнула на нее, и она замолчала. Я сказала, что она неправа, и поэтому я не буду с ней разговаривать целых десять минут. Она ответила, что ей и дела нет, но все это время ждала!
ДНЕВНИК ДЖЕЙН
Мюриэл мне призналась (думаю, после длительных раздумий) во всем, что у нее произошло с Роджером. Не уверена в том, что она мне все рассказала но он, по всей видимости, человек однов-ременно и сильный и хрупкий, и совсем не авантюрист. А я, как и моя сестра, предпочитаю скорее случай, чем то, что он предлагает... Если так можно сказать! Больше того, мы сами наши судьбы связали с амурными делами. "Я кажется, немного влюблена в него", сказала она. Что за чушь! Она просто дожила до "неких лет", хотя я, конечно же, ничего не сказала об этом. Но ему уж точно не видать "в подарок" Сильвию, потому, тем более, что ее ученье еще не завершилось. Впрочем, его совет по поводу Филиппа прозвучал веско, хотя я и не уверена в том, что он понял, в чем у нас с братом дело. Он наверняка думает, что мы его просто дразним. Еще я уверена в том, что Филипп и сам до конца еще не понял того, как ему хочется нас слушаться. Вчера вечером я обнаружила пятна на его панталончиках и прямо сказала, чем это он занялся. Он промолчал. Всегда, когда его называешь "плохим мальчишкой", его лицо и взгляд выражают такую застенчивость, что очевидно, как ему все это нравится. Я сказала, что он ответит за то, что балуется сам с собой (он тут же стал это горячо отрицать), и что он должен встать на колени, склониться и поцеловать мои ноги, а потом мои колени и бедра. После некоторого замешательства он подчинился. При нем доста-точно вспомнить Сильвию! Его лицо сразу же ушло мне под юбку, и как только он достиг бедер, я сразу же крепко схватила его ногами, так, что заставила его уши гореть. Он даже зарычал. Что за упоитель-ное чувство вот так держать униженного самца даже, признаться, если это твой брат! Продержав его пару минут таким образом, я сказала ему, что он может начинать лизаться. Тут же, чтобы он не начал бороться, я схватила его за волосы. Потом я пошире расставила ноги и опустила свою киску прямо к его рту. К счастью, Мюриэл на этот раз нам не мешала. Я выпрямилась и немного подалась назад, наслаждаясь тем, как он по-собачьи работал до тех пор, пока я не вспенила ему язык и губы; потом я заставила его подняться и облизать губы, что он и сделал, с очень пристыженным видом. После этого упражения его петух весь встрепенулся. Я не прика-салась к нему, чувствуя, что так будет лучше. Потом я сказала ему, чтобы он отправлялся в кровать. И вышла. Он выглядел очень хмуро и впервые почти что молил меня своими глазами "обратить на него внимание". Но все же ему следует еще учиться и только так. Я так много раз была под мужчинами, которые заставляли меня, на-вязывали мне каждый раз то, что я должна делать... А теперь я не могу отказаться от удовольствия покорить хотя бы одного из них! Это абсолютно новый для меня опыт. Мюриэл, конечно, утверждает, что все это ее собственная идея, однако именно мне удалось впервые накинуть хомут на Филиппа. Вчера у нас в постели была Роза. После нескольких минут, уделенных ей, она явно захотела больше и полночи ревностно облизы-вала нас.
ДНЕВНИК ДЕЙДР
Мне ничего больше не остается, как пойти к Эвелин и все рас-сказать ей. Я не решаюсь предать это бумаге хотя чистые страницы только лишь скроют мою слабость. Но кроме Эвелин мне некому довериться. Ричард привел домой своего друга. Это был юноша его возраста, приятной наружности и с хорошими манерами. Поэтому я и решила, что он милый юный джентльмен. Ах, как обманчива бывает внеш-ность! Ричард спросил у меня, может ли его друг остаться у нас на ночь. Я согласилась. Эми отошла ко сну около десяти часов. Боюсь, что ее слишком увлек собой Джереми, который несомненно очарова-телен... Но я не могу рассказать ей о том, что произошло, и я не могу поэтому ее предупредить. На самом-то деле я должна винить только себя саму за глупое поведение. Меня настолько "развлекла" упоенная болтовня Ричарда и его приятеля, и я настолько позволила себе расслабиться за вином, что не заметила, как проходит время. В моем возрасте, конечно же, очень легко вообразить себя спо-собной преодолеть дистанцию между зрелостью и юностью, представить себя моложе своих лет. Особенно если тебе слегка льстят, так, как мне льстил Джереми, который взял на себя труд наполнять наши бокалы. Жалею, что по своей невнимательности я это ему разрешила. Он сказал, что я красивее его собственной мамы, а я ответила ему на это, что так говорить не следует хотя и почувствовала (как, я уверена, почувствовала бы на моем месте любая женщина) компли-мент. Мы разговаривали вполголоса, потому что час был уже поздний. Я несколько раз пыталась заставить себя встать, но меня одолела какая-то истома, столь часто служившая мне весьма дурно. Наполнив мой бокал в пятый или в шестой раз (к тому времени я совсем потеряла счет), Джереми осмелился устроиться рядом со мной на шезлонге, а Ричард в это же время выказал мне свою преданность, расположившись у моих ног. Разговор, как говорится, порхал (и с моей стороны был, вероятно, непростительно игривым), и я не могу вспомнить, о чем шла речь, когда Ричард внезапно пробормотал: "Он хочет поцеловать тебя, мама", а я только и спросила: "Что?" вместо того, что бы дать прямую отповедь, которая подействовала бы намного лучше. Я вдруг нашла, что все слова, рождающиеся у меня в голове, никак не могут слететь с моих губ, которые дерзкий юнец тут же начал пробовать своими.