Клиент всегда прав

Мужики такого не прощают. Иди, говорю... Лифчик, дура, сними, пусть посмотрит, что у тебя там под рубашкой...

Пока Таня отсутствовала, Айна достала необходимые для приготовления торта ингридиенты, между прочим, три крупных яйца, и включила итальянский миксер. Золотистая машинка размером с рукомойник, тихо загудела.

– Таня сказала, что вы меня звали, – сказал Виктор. Таня, сперва любезно пропустила его в дверь кухни, затем, словно забыв, шагнула вперед, чтобы плечо мужчины уперлось между ее больших грудей, почувствовав мягкость и упругость обеих. Лацис словно не заметил этого.

– У нас проблема, Виктор, – смущенно улыбнулась Айна... – вы этот торт специально придумали? Вы же знаете, что у нас на эту ночь молока совсем не осталось в холодильнике.
– Вы говорили, – невозмутимо проговорил Виктор, – что просроченное молоко для вас самих. Только поэтому я ничего не сказал об этом в передаче. Следовательно у вас должно быть и сливки из которых можно сделать...

– Их нет, – с откровенностью проигравшего призналась Айна... – понимаете, нет их.

– В таком случае, – сделал логический вывод Виктор, – вам не удастся выполнить заказ к завтрашнему утру. Я благодарен, что вы предупредили меня заранее. Теперь мы можем уехать не дожидаясь утра.

– Не-ет! – умоляюще протянула Таня. Это получилось у нее тем более убедительно, что стоящий в дверях инспектор попытался повернуться и выйти, довольно чувствительно налегши при этом на ее левый буфер. – Виктор, ну пожалуйста! Я же извиняюсь! Я же не хотела вас... Вам больно делать... Ну не злитесь вы на нас... Ну я все, что хотите...

– Я хочу торт со взбитыми сливками.

– Ну нет же у нас на кухне сейчас ничего молочного. Вообще нету!

– Знаете, – сказал Лацис, неожиданно подняв руки о положив ладони на восхитительную упругость оттопыривающуюся под Таниной блузкой... – я бы так не сказал. Молочного у вас даже многовато...

Таня замерла, прикрыв глаза. Прикосновение было неожиданным и тем более приятным. Она вспомнила, как этот парень смотрел на ее грудь, когда ни слова не мог выговорить от боли и ей стало еще кайфнее. Айна перевела дух и подумала, что в конечном итоге с мужиками все сводится к одному и тому же, надо только иметь смелость и терпение дождаться этого.

Лацис убрал руки от Танькиного тела, вежливо отстранил ее и шагнул за порог. Там обернулся...

– Наша программа называется "Клиент всегда прав". Поскольку мне показалось, что эта истина для вас неочевидна, я, пользуясь правом клиента сделал вам заказ. Вы его выполнили, но так, что результат мне не понравился. Тем не менее я дал вам второй шанс и снова сделал заказ, но уже более сложный. Срок у вас до утра.

– Да ему уже не надо ничего! – с трудом, но очень злобно проговорила Таня... – Я ему все отбила там, наверное! Теперь мы перед ним, хоть голые спляшем, он нас все равно закопает, кастрат несчастный! Не болит, а? Нечему уже болеть?

– Татьяна! – негромко позвала Айна – Подойди сюда! А вы, Виктор, подождите минуточку.

– Ты меня щипать будешь?

– Не буду я тебя щипать, Танечка! Я хочу, чтобы ты не рычала, на Виктора, а объяснила последовательно и подробно, в чем проблема. Что нам надо взбивать, как взбивать и чего не хватает. Виктор! Мы можем выполнить ваш заказ оригинальным образом, но мы ведь можем спросить клиента, что ему больше нравится?
– Безусловно, – сказал Виктор, входя. На Таню он больше не глядел... – Я совершенно объективно оценю вашу кулинарную находчивость. Но заказ должен быть выполнен буквально.

– Ну что ты стоишь? – обратилась Айна к Тане. Ты же лучше знаешь эту технику. Объясни. Это утром по телевизору покажут.

Таня в недоумении перевела взгляд с мужчины на подругу. Ей казалось, что они о чем-то договорились за ее спиной, поняв друг друга без слов. Но о чем? И как?

– Миксер итальянский, – сказала она угрюмо и нехотя, – в эти емкости сверху наливают молоко, сливки то есть. Взбивалка вакуумная, то есть не мешает молоко, а подсасывает и ударяет о стенки, удары меньше секунды, но очень сильные, за пять минут взбивает, вон объем какой, сказала она, наклоняясь над коническими емкостями агрегата, где горела лампочка "готов к работе".

– Вам нравится ее грудь, Виктор? – неожиданно спросила Айна, легким движением обняв подругу вокруг талии и расстегнув ту пуговку, которая Таня все-таки оставила застегнутой на рубашке, когда придавала себе максимально соблазнительный вид, отправляясь на охоту за тем, кого еще недавно избила так жестоко, – вам нравятся эти молочные цистерны?

– Ну вот, – обреченно вздохнула Таня, почувствовав знакомую хватку тонких, но сильных и с длинными ногтями пальчиков за оба своих соска... – Ты... Ты обещала...

– Что скажете, Виктор?

– Я сделал заказ, – не меняясь в лице, сказал Лацис, но глаза его загорелись.

– Наклоняйся, – приказала Айна... – Нагнись, Танюша, опусти свое молочное, туда, где ему надо быть.

– Ты что? – заныла Таня, трепыхаясь и тут же взвизгнула... – Ой! Не могу!

– И еще больнее будет, – проговорил женский голос с латышским акцентом... – Наклонись и получай удовольствие...

– Дура!.. Ты... Ты меня... Ой! О-о-о-о!

Таня наклонялась, вернее Айна тянула ее вниз, ласково похлопывая по обнаженной груди, как добрая доярка по вымени коровы. Потом Таня снова вскрикнула и упала грудью во вместительные резервуары взбивалки. Внушительный бюст утонул в агрегате полностью, чуть переполнив их емкость. Айна нажала на кнопку. Короткое шипение закончилось судорожным Таниным вздохом. Она замерла, напряженная, уже не удерживая никем.

– Засосало, – прошептала она, не глядя уже ни на кого из присуствующих, а словно прислушиваясь к своим ощущениям... – Вакуум. Ой, соски вспухают. Ой..

– Итак, – сказала Айна, оправляя на себе блузку, отчего, рядом с полуголой подругой стала выглядеть почти официально, – вы, Виктор, должны будете завтра признать, удовлетворены ли вы заказом. Как вы думаете, сможете ли вы счесть оригинальным исполнением торта со взбитыми сливками, торт, при изготовлении которого на ваших глазах будут взбивать свежие молочные продукты, вместе с которыми вам торт и подадут.

– Мои... молочные... – простонала Таня. Она глядела снизу вверх на Виктора, который подошел к кухонному столу, над которым она согнулась в три погибели.

– Пожалуй, это адекватно, – задумчиво обронил Виктор, – и, переведя взгляд на Айну, уточнил, – адекватно в отношении меня и вашей подруги.

– Осталась я? – деловым тоном уточнила латышка, поглаживая голую Танину спину, так гладят лошадь, чтобы та не очень брыкалась... – что вы сочтете адекватным в отношении меня.

– Давайте отбросим предрассудки, – предложил Лацис, – и уточним. Зачем вы подсаживались к моему столику, после того, как ваша подруга... неверно поняла мой заказ? Пожалеть? Посмеяться? Унизить? Это не столь важно, но скажите честно, вы получали при этом удовольствие?

Айна подумала. Таня смотрела на нее также снизу вверх, закусив губу. На глазах у младшей из подруг выступили слезы.

– Конечно, – медленно произнесла старшая совладелица кафе, – любой девчонке всегда приятно смотреть, как парню врезали по яйцам. Она может этого и сама себе не говорит, но приятно. Так же, как парню приятно утешить девчонку, которая идет по улице голой, и плачет, что ее только что трахнули. Я получала удовольствие, глядя, как вам больно...

Она решительно кивнула головой и подтащила второй кухонный столик так, чтобы прилегши на него смотреть прямо в глаза Тане.

– У-уй, сука! – простонала та. Уж она-то хорошо помнила те ночи, когда ногти подруги впиваются ей в соски и тут же обе стонут от невыразимого наслаждения, Таня кончает от боли, а Айна, оттого, что видит, до чего больно Тане.

– Вы очень понятливы, – как всегда вежливо сообщил Виктор.

– Стараюсь, – сухо ответила Айна и легла грудью на стол, одновременно левой рукой задирая на себе подол коротенькой юбки, а правую протягиваю вперед, чтобы нажать кнопку "Shake" на агрегате.

Таня зажмурилась в ожидании первого короткого, но мощного удара, который сотряс напряженную грудь, смял набухшие соски и молнией отозвался во всем теле, до жгучего, как стыд и сладкого, как кайф чувства там, между ног, где уже давно было влажно и горячо, а сейчас стало еще и нестерпимо, отчего колени сжались, а ноги выгнулись дугой. Она открыла глаза и сквозь дрожь ударов, обрушившихся на ее бедную, и без того уже умоляющую о пощаде грудь, разглядела, как блаженно округлились глаза Айны, тоже в расстегнутой рубашке, Виктор Лацис сминал ее в ладонях в такт единому ритму обработки двух подружек, которых боятся и уважают все мужчины проезжающие по этой трассе, и которых завтра, может быть покажут по телевизору с тортом из взбитых сливок, которые сейчас, кажется брызнут из ее измученных сосков, одновременно с тем, как другой поток уже течет по ее сжатым до боли в коленях ногам.

– О-о-ой! Как вы-ы... Меня... Как о-он... На-ас... Су-у-ука! Айка! Ты су-у-ка!

Утро. Таня лежала в кухне, прямо на кухонном столе и неподвижно глядела в угол комнаты, где стоял работающий телевизор. Она предпочитала смотреть рекламу, чем повернуться и увидеть итальянский миксер с глубокими проемами для сливок и прочих молочных продуктов сверху. Когда Виктор ушел ночью, выяснилось, что Таня не может не только дойти до своей комнаты, но даже стоять. Лежать получалось только на спине, прямо на спине, любая попытка перевернуться вызывала такую боль в покрасневшей, распухшей и покрытой синяками груди, что кто-то из телевизионщиков, разбуженный странными глухими стонами из кухни, постучал в кафе и спросил, не нужна ли помощь. Больно было даже накинуть рубашку, а особенно мучили соски. Айна испугалась и хотела даже вызвать врача, но Таня простонала сквозь зубы...

– Не смей, сука... Дотерплю уж... – и осталась лежать. За ночь боль слегка утихла, вернее Таня привыкла, что вместо того, чем она всю жизнь гордилась, и доставляла удовольствии себе и другим, у нее теперь пара тупо ноющих припухших синяков. Очень хотелось плакать и в конце концов она заревела, когда боль уменьшилась настолько, что можно было не думать о ней, и тут пришла настоящая, жгучая обида. Как раз, когда Таня утирала глаза рубашкой, на экране возник знакомый логотип.