Качественный материал

Лицо Риммы Моисеевны сияло выражением наслаждения. Полузакрытые от удовольствия глаза смотрели сверху в бессмысленные, наполненные ужасом глаза паренька, сквозь почти полностью закрывающие мокрое лицо густые курчавые волосы мощного лобка. Римма Моисеевна глубоко, облегчённо вздохнула и потянула сигарету из пачки на столе, продолжая обнимать могучими бёдрами измученную голову парня. Она лениво курила, уже полностью расслабившись, и только её вульва продолжала временами конвульсивно сокращаться на его лице.

Слизь, залившая подбородок юноши, потихоньку высыхала. От пережитого мучения лёгкие Сашки горели, в горле поселилась устойчивая боль, растянутые мощными бедрами начальницы мышцы шеи кричали беззвучным криком. Сашка ни о чём не думал и лишь не мигая смотрел тупым взглядом на маячущий перед ним влажный черный куст. На столе ровно и чуть слышно гудел вентилятор системного блока. Терпя из последних сил, Сашка ждал, когда Римма Моисеевна освободит его из хвата ее бедер.

В его голову приходили странные, невозможные раньше мысли о том, что Римма Моисеевна скоро смилостивится над ним, ведь он же полностью ей покорен. Сашка не сопротивлялся и не бунтовал, он удовлетворил её желание. Сашка терпеливо ждал, хрипло и тяжело дыша в капкане её ног, а Римма Моисеевна всё так же неторопливо курила, смакуя каждую затяжку и не обращая никакого внимания на направленный на неё из-под волос лобка умоляющий взгляд. Зазвенел телефон...

Римма Моисеевна вздохнула и развела ноги, наконец отпустив шею юноши. Взяв трубку, она начала говорить. Кажется, на этот раз с подругой. В тот момент Сашке это было абсолютно все равно. Как и в первый раз, он мешком сполз на пол, улегшись у ног начальницы. И опять, после короткой паузы, на лицо опустились большие ступни начальницы, почти полностью, по-хозяйски небрежно его накрывшие. Подошвы больно размазывали вагинальную влагу по растертой вульвой лицу. Но это все-таки было лучше, чем находиться в капкане бедер. Поэтому Саша лежал тихо, как мышка.

Разговор Риммы Моисеевна продолжался довольно долго. Начавшая его довольно утомленным тоном, через минут десять она вовсю обсуждала с незнакомой женщиной фасон шубки, которая должна была быть куплена для нее. Про юношу начальница, кажется, совсем забыла, свободно и небрежно меняя ноги, энергично постукивая подошвой по лицу в моменты спора и задумчиво его потирая пальцами ног, когда она слушала ответы телефонной собеседницы. Вагинальная жидкость на Сашкином лице успела подсохнуть, стянувшись коркой, постепенно стираемая трущимися о лицо затянутыми в нейлон ступнями Риммы Моисеевны.

Наверное, через полчаса телефонный разговор был закончен. Положив трубку, Римма Моисеевна еще некоторое время молча сидела, затем убрала ноги с лица юноши и несильно ткнув ногой в голову, приказала обуть ее. После того, как он одел ей туфли, Римма Моисеевна равнодушно отвернулась от него, надевая юбку.

– Ты тоже одевайся! – приказала она Саше. Двигаясь как зомби, тот начал одеваться.

Когда Саша оделся, Римма Моисеевна приказала ему подойти к ней. Глядя ему в глаза, она строго отчеканила:

– Ну что ж, считай что твое знакомство с милицией отложено на неопределенный срок. Этот срок будет зависеть от того, как ты будешь исполнять свои новые обязанности. Будешь хорошим, послушным мальчиком – все у тебя будет хорошо. Зарплату со следующего месяца я тебе увеличиваю вдвое. Но и спрос с тебя, как ты понимаешь, повышается. Вздумаешь отказаться – посажу! Настолько, что выйдешь стариком! Да и в тюрьме я смогу устроить тебе такое, что через неделю повесишься. Поверь, мне это по силам! Так что, – Римма Моисеевна запустила пальцы в мягкие белокурые волосы юноши, – подумай, стоит ли самому себе портить жизнь! Понятно? – Римма Моисеевна крепко сжала волосы Саши так, что в его глазах защипало.

– Да, Римма Моисеевна!.. Я все сделаю, как Вы прикажете!..

– Ну, молодец, что понял.

Женщина выпустила волосы парня.

– Ну что ж, вымой лицо и иди домой. Завтра ведь новый рабочий день! – Римма Моисеевна рассмеялась. Подумав, она подошла к столу и открыв один из ящиков, достала оттуда две 50-ти долларовые купюры. Протянув их Саше, она сказала:

– Купи себе чего-нибудь! Каких-нибудь конфет сосательных! – явно глумясь сказала Римма Моисеевна.

Приняв деньги, Саша пролепетал что-то благодарное. Затем пошел в ванную. Вымыл лицо и побрел домой. Сашка думал, во что он влип. Он чувствовал себя изнасилованным. Ему вовсе не хотелось становиться лизуном этой богатой высокомерной еврейки, непрошено и бесцеремонно вошедшей в его жизнь. Он мрачно представил себе свою дальнейшую безрадостную жизнь, на которую, против его воли, обрекала его начальница. Но воли сопротивляться ей у него не было.

Когда Римма Моисеевна ставила его на колени, он просто не смог ей сопротивляться и был просто сломлен ею. Для него было очевидно, что начальница крепко ухватила его за горло и может делать с ним все, что захочет. С тоской он подумал, что видимо так все и будет и что ему остается только безвольное подчинение. Сашка попытался убедить себя, что это не так плохо, попытался подумать о зарплате, которая наверняка теперь станет выше. Но радости это ему не принесло. Да и зачем ему теперь деньги, если он знал, что теперь он просто перестает быть самим собой.

Становясь чем-то вроде живого вибратора, виденный им пару лет назад на картинке кем-то выброшенного во дворе журнала, который они с пацанами разглядывали и который по прихоти его хозяйки, та может использовать когда и сколько захочет. С детской обидой он подумал, ну почему это досталось именно ему. Оставшись одна, Римма Моисеевна налила себе рюмку коньяка, решив поехать домой на такси, а не на своем BMW Х5. Она была более чем довольна сегодняшним днем.

Кажется, у нее опять появился постоянный покорный лизун. Отметив, что Саша не так уж и рад тому, что она с ним сделала. И даже не обрадовался данным ему деньгам. Но настроение мальчишки ее не волновало. Он явно покорен, а это главное. Лишь бы не вздумал сбежать от нее к маме в деревню, как последний ублюдок или еще куда. В том, что это рано или поздно должно было случиться, она не сомневалась. Саша сегодня был очень старательным, но восторга от своего нового положения явно не испытывал.

Его покорность держалась на страхе. Но до бесконечности это продолжаться не могло и рано или поздно он сорвется. И тогда для него любое место на земле окажется предпочтительней того, что рядом с ней. Она это прекрасно знала по опыту, сломав не одного из таких мальчишек. А терять его Римме Моисеевне очень не хотелось. Найти подходящего юношу очень непросто. А Саша был именно таким, она поняла это, лишь взглянув на него в первый день, когда он пришел спросить, не нужен ли ее фирме посыльный.

Посыльный фирме не был нужен, но вот смазливый паренек с послушным язычком был ей, Римме Моисеевне Файнберг, нужен и даже очень. Саша вполне устраивал ее на долгое время. Надо будет придумать, как привязать его к ней. Возникла мысль о ошейнике и длинной цепи. Мысль была заманчива но, к сожалению, неосуществима. Окружающие вряд ли разделят ее взгляды на характер ее отношений с этим смазливым щенком. Вчерашний наезд был несерьезен. Мальчишка мог и не сломаться.

Необходимо замазать его в чем-то серьезном, например в хищении. Ей с ее должностью это вполне по силам. И вот тогда у мальчишки будет простой выбор: либо тюрьма, либо нахождение под ней. Она обязательно это сделает. А пока некоторое время придется кидать ему подачки в виде большой зарплаты.

Прошло 10 месяцев.

То, чего Сашка так боялся, все-таки произошло. Постепенно он стал превращаться в покорную бессловесную скотину, существующую исключительно для удовлетворения Риммы Моисеевны. И однообразные до боли дни, похожие друг на друга, как щенки дворняги, потекли друг за другом. Он приходил на работу. До обеда, как правило, начальница его не трогала. Да и сотрудники могли быть. Но вот после обеда, когда все разъезжались, Римма Моисеевна приказывала Саше закрыть двери, опустить жалюзи. Затем он раздевался и занимал свое место между ног начальницы... Сидящей в кресле... Лежащей на диванчике... Иногда стоящей...

Очень часто Саша просто ложился на ковер, и Римма Моисеевна садилась ему на лицо сверху... Довольно быстро Саша узнал и истинное предназначение хитрого тренажера, стоящего в кабинете начальницы. С длинной скамейкой и регулируемым по длине скамьи креслом, слишком роскошным для спортивного тренажера и регулируемыми по высоте и длине подставками для ног, позволяющими с комфортом держать ноги, сидящего на скамье, под любым углом к скамье...

Сашка никогда не задумывался, сколько времени он проводит под Риммой Моисеевной. В общей сложности в среднем выходило не меньше двух часов в день. Также Римма Моисеевна любила использовать Сашку как подставку для ног. Только ради того, чтобы иметь эту возможность, она сменила кресло с одной ножкой, на кресло с двумя параллельными опорными ножками. И теперь часто приказывала юноше залезать под него, высунувшись по грудь... Затем садилась сама. Бросала короткий взгляд вниз. Ставила ноги Саше на грудь, приказав разуть ее.

А затем теплые влажные от обуви морщинистые подошвы Риммы Моисеевны занимали место на лице и груди лежащего мальчишки... Очень часто она забирала его к себе домой. После работы. На выходные... Часто звонила и приказывала ему приехать к ней. В этом случае его нахождение под ней двумя часами не ограничивалось, а лицо оказывалось настолько истерзанным, что Римма Моисеевна милостиво разрешала пропустить следующий рабочий день... Бывали дни, когда Римма Моисеевна не пользовалась Сашей.

Дни шли за днями. И вот как-то Сашка понял, что если он и сегодня придет на работу, то вся его оставшаяся жизнь будет именно такой. Его взяла такая тоска, что плюнув на все, он собрал все деньги, какие у него были – оказалось около 30 тысяч. Взял свидетельство о рождении и решил поехать к двоюродному дядьке в Калининград. Восстановиться в школе, брошенной им 2 года назад и через пару лет поступить в мореходное училище и уплыть от этой Риммы Моисеевны далеко-далеко. Забыть ее холодное лицо... ее ледяной взгляд, смотрящий, но не видящий его...