Фурия

– Молодец – сказал он, слегка сжав ей руку.

Она взяла билеты на какой-то дурацкий боевик. Стрельба, погони, много разбитых машин, и всегда неуязвимый главный герой. Разве важно, как назывался фильм? Важно, что она гладила его руку, а он, млея как последний школьник, отвечал на ее ласки, нежно касаясь ее пальчиков. Но попытку поцеловаться пресек тихо, но твердо.

– Нет.

– Почему?

– Давай смотреть фильм.

Она скуксилась, и потеряла всяческий интерес. Он подождал еще десять минут, и в перерыве между очередной умной тирадой героя и выхваченным пистолетом спросил:

– Идем?

Ее абрис в лучах экрана безмолвно качнулся.
Они тихонько выбрались из кинотеатра. Уже стемнело, и сливовые сумерки сгустили воздух, прибив дневную жару особой черноморской прохладой. Он взял ее за руку, и повел-потащил куда-то между деревьев. Она не то чтобы упиралась, но шла неохотно. Дойдя до каких-то кустов, он остановился и сказал – тихо, но очень серьезно:

– Я ничего не делаю. Делаешь ты. А я соглашаюсь или нет. Вот здесь я не согласился. Но это не значит, что я такой, каким ты меня думаешь. И это не значит, что я запрещаю тебе что-то делать. Но я могу согласиться, а могу и нет. А делаешь – ты.

И повел ее по узкой осыпающейся дорожке куда-то вниз, к шуму прибоя.

Мохнатый зеленью бок горы лежал рядом со слабо дышащим морем. Было уже достаточно темно, и только близкие огни города и порта давали четкие ориентиры. Галька остыла, и было как-то зябко. Где-то слева раздавались голоса.

– Пошли, искупаемся.

– Холодно же!

– Ты что, никогда ночью не купалась???

– Нет – обиженно буркнула она.

– Тогда я тебе ничего говорить не буду. Не хочу портить сюрприз. Раздевайся. Совсем.

– Как "совсем"?

– А вот так. Или ты собираешься объяснять маме, почему у тебя мокрое платье?

– А если увидит кто?

– Это их половые трудности. Здесь таких, как мы, половина. Вон, те, ты думаешь, одетыми купаются? Для этого есть день. В общем, я пошел.

В слабом свете было видно, как он стягивает майку, и укладывает на камни.

– А ты: тоже?

– Да – он снял шорты, положил рядом с майкой, и пошел к редким маслянистым всплескам, оставляя за собой шуршащий звук потревоженных камушков.

– Подожди!

Он остановился, но не оглянулся. Через некоторое время ее ладошка ткнулась ему в руку. Он взял ее крепко, и повел к воде.

– Осторожно. Камни скользкие, ты можешь подвернуть ногу.

– Я знаю. А ты держи меня.

Они медленно пробирались все глубже. Он отпустил ее руку, и плюхнулся в воду.

– Ой!

– Да нет, все нормально. Ты тоже плюхайся. Осторожно, и спиной.

– Ой!

– Что?

– Вода теплая!!

– Ага. Ночью вода всегда теплее воздуха. Вылазить будет немножко прохладно, но мы же переживем?

– Ага.

Он поймал в воде ее руку, и они медленно пошли на глубину.

– Смотри.

Он ударил по поверхности воды, и слабый синеватый отблеск взметнулся над чернотой моря, и упал на отражение портовых огней.

– Что это?

– Это июль. Июль, тепло, ночь. И вода. Черноморская вода. И в воде – ты. И когда ты плывешь – ты светишься, как морская русалка. Ты можешь поболтать в воде волосами, и огненное ожерелье охватит их на мгновенье. Нырни, и волшебство летней ночи окутает тебя синим пламенем, которое не жжется. Смотри.
И он нырнул. На миг его тело проступило под поверхностью воды, и она увидела его мощные гребки, оставляющие синие всполохи, а ноги взбивали зеленую пену, медленно гаснущую ближе к поверхности.

Он вынырнул, отфыркиваясь, как морж, и сияние стекло с его лица в воду.

– Ой, класс: А как ты это?

– Попробуй. У тебя тоже получится.

Она ударила по воде. Еще. Махнула рукой. Ногой. Ударила по камням на дне. Потом тоже нырнула. Покружилась в воде, наблюдая за гаснущими сполохами. Под водой видно плохо, но он тоже не стоял на месте, и слабый силуэт его все время находился рядом.

Только рассмотреть в этом призрачном свете что-нибудь было совершенно невозможно. Только сам свет.

На берегу появился свет чьего-то фонарика. Заметался по берегу, и голос с кавказским акцентом громко спросил:

– Хей, вода теплая?

– Как молоко! – жизнерадостно отозвался Андрей.

– Это хорошо! – отозвались с берега.

Фонарик отправился дальше. Они подождали еще немного, и стали выбираться.

Глаза уже достаточно привыкли к темноте, и отблески огней осыпали кожу обоих многочисленными биссеренками.

– Нам сюда – сказал он, шурша камушками куда-то влево – вода сносит, поэтому я оставил одежду под приметным выступом.

Она шла за ним, дрожа от всего сразу – от наготы, от прохлады летней ночи, от пережитого ощущения в воде, и от чего-то радостного и непонятного. Он остановился, сел на майку.

– Иди сюда, надо немного высохнуть.

Он посадил ее на ногу, и она прижалась к нему, ощущая его тепло и ласковые руки, обнявшие ее, прижавшие:

Она потянулась к его губам, и он ответил ей, обняв, прижав, и нежно-нежно перебирая губами ее губы:

Потом ладонями стряхнул остатки капель с ее плеч, грудей, спины, и сказал:

– Пора одеваться. Тебя ждут дома.

– Не хочу – капризно сказала она.

– Поверишь ли, я – тоже. Но сейчас появится кто-нибудь с фонариком:

Они торопливо оделись, она отжала волосы, вытерла их курткой, и он повел ее обратно. Лезть в гору было сложно, в темноте камешки осыпались под ногами, а ветки норовили ударить по лицу. Она держалась за его руку, и он каким-то чудом находил тропинку. На верх они вылезли основательно запыхавшись и согревшись.

И пошли обратно, и размахивая сцепленными руками, как в детском саду.

– Как мультик? – спросила мама?

– Так себе – ответила Алена.

– Ты что купалась???

– Да. А что?

– Ночью? Одна?

– Почему одна? Нас там было много. Вода теплая, как молоко. И светится.

– Ага, глаза у тебя светятся – подначил папа.

– Папка, я правду. Я сама не знала. Андрей показал. Ударишь по воде – она светится.

– С чего бы?

– Андрей сказал, там какие-то микроорганизмы, и когда вода теплая, они светятся.

– Хмм: Да, действительно, я слышал об этом.

– Ну вот. Плывешь – тебя видно. Махнешь рукой – как фея, такие отблески голубые. Так здорово!

– Все, спать! – авторитетно заявила мама.

Алена и не подумала спорить. Сходила в ванную, и нырнула в кровать.

Минут через двадцать мама нежно поправила на сопящей дочке одеяло, и они с мужем тихонько закрыли дверь в номер.

А еще через десять минут Андрей услышал, как к нему в дверь осторожно постучали. Он приоткрыл дверь, и спросил:

– Ты чего?

– А родители ушли.

– Куда?

– Купаться, я думаю.

– А ты ко мне?

– А я – к тебе.

– А если они вернутся?

– Ну, хотя бы на полчасика!

– Заходи, глупая девчонка. Не держать же тебя в коридоре!

Она поправила одеяло на плечах, и зашла в темный номер.

Он сел в темноте на кровать, и она пошла на звук. Почувствовав его руку на талии, сбросила одеяло.

– Да ты голая! – тихо сказал он.

– Ну да – шмыгнула она носом – а что?

– Ну, это вообще верх глупости: Еще бы увидел кто-нибудь в коридоре – он говорил, а его руки скользили по спине, по ягодицам, по бокам, по ее рукам.

Она стояла молча перед ним, не очень понимая, чего ждет, и что будет:

Он посадил ее на колено, прижал, нежно поцеловал. Алена закрыла глаза, отдавшись поцелую со всей страстностью, которую могла себе вообразить. Он взял ее одеяло, завернул, еще раз поцеловал и повел к двери.

– Я буду думать о тебе всю ночь. А мы встретимся завтра.

Она постояла перед закрытой дверью, покусала губки, и решительно отправилась в свой номер.

Родители вернулись, когда она еще не спала. С запоздалой благодарностью Алена подумала, что он и здесь оказался прав.

И все таки:

Утром он не нашел их на пляже. Походил между отдыхающими, и устроился на относительно свободном пятачке. Полежал. Сходил, поплавал (сегодня море было значительно прохладнее, чем ночью, да и ветер сдувал брызги с игривых волн), еще позагорал. Они нашли его сами.

– Добрый день – услышал он над головой голос Оксаны Петровны.

– Здравствуйте. Как спалось? – он даже не встал, только приподнял голову, щурясь от солнца.

– Прекрасно! Вчера море было действительно замечательным. И правда светится. А я не знала, что такое бывает.

– Сегодня светиться не будет.

– Почему? – Оксана Петровна заметно расстроилась.

– Оно светится только когда штиль. А сейчас волны все перемешали, и все, что могло светиться – уже отсветилось.

Они устроились не рядом, но неподалеку. А она – ни "здрасьсте", ни "доброе утро". Папа ушел купаться сразу же, мама еще поговорила с Аленой, и тоже убежала в воду. Он полежал, подождал. Не выдержал, встал, подошел. Сел рядом.

– Ты плохой – сказала она не оборачиваясь.

Сказать, что у него свалился камень с души – это ничего не сказать. Это было как стакан ледяного компота посреди пустыни. ЭТО было просто и понятно.

– Ага – глупо улыбаясь, сказал он – я не просто плохой. Я чудовище. Мерзкий тип, который заботится только о себе, не думает больше ни о ком, и вообще, как таких песок носит?

Она кивнула с самым серьезным видом.

– Таких, как я, мамы шлепают по попке, ставят в угол, и лишают мороженного. Совсем. Но прекрасные принцессы ждут их в своих замках, и целуют прямо в отвратительную рожу.

Она повернулась, посмотрела на него через плечо. Молча.

– Ты тоже можешь меня поцеловать – уточнил он.

Видимо, она на секунду восприняла это в серьез. Рассеяно обвела взглядом окружающих, и вернула взгляд. Он был растерянным.

– Родители вернулись рано?

– Ну, рано. И что с того?

– Если ты согласна объясняться с родителями уже прямо сейчас, если тебе абсолютно плевать на общественное мнение – он старался придерживать голос, чтобы он не разлетался до чужих ушей – то что тебе стоит начать целоваться прямо сейчас? А если нет – то я правильно предполагал, что ты – взрослая личность, которая не будет делать необдуманных глупостей. Только обдуманные.

– Ага – засопела она – знаешь, как мне вчера было обидно?

– А знаешь, как это было обидно мне?

– Ну, может и было, но ты думаешь только о себе!

– Именно так. Только о себе, любимом и хорошем. Ну, и совсем чуть-чуть – о тебе. По крайней мере, ты сегодня сидишь здесь, на пляже – Андрей убрал ноги, чтобы проходящая компания на них не наступила – а не взаперти в комнате, а я сижу рядом, а не трясусь на вокзале в срочном порядке.

Она подумала, и спросила уже чуть менее обиженно:

– А почему на вокзале?

– А чтобы не встречаться с твоим папой, и не объяснять, что будет говорить его любимая дочка своему мужу.