Мэри

–

Но ведь, – озадачился Порогин, – эти ваши научные шоки запрещены во всем мире, была Женевская конвенция...

Профессор опять погладил его по голове и ласково ответил:

– Да вы не волнуйтесь, деточка, у нас ведь не Женева.

– А скажите, профессор, в вашей клинике есть по-настоящему больные?

– Да как вам сказать? Придуряются все больше, на себя нагоняют. Но ведь и мы не лыком шиты; после наших препаратов симулирующие пациенты напрочь забывают свое собственное имя.

– Такое, я слышал, делают в спецлабораториях ЦРУ – содрогнувшись, прошипел Порогин.

– Что вы, что вы, – обиделся профессор, – у нас все гораздо современнее. Наука, деточка, не стоит на месте.

Наконец Порогин выключил магнитофон с необходимой научной информацией, попрощавшись с профессором за руку; направился было к двери, как вдруг застыл от неожиданных слов последнего:
– Вы за сколько покупали ваши ботиночки?

Обескураженный Порогин назвал цену.

– Дороговато, дороговато, деточка. Вы мне их за полцены не уступите? У вас какой размер?

Порогин побледнел и, отходя к двери, прошамкал что-то совсем несвязное.

– Нервы, нервы, деточка, – улыбнулся профессор, – ничего, ступайте с богом, и, когда вздумаете, приходите еще, мы вам всегда будем рады.

Только в кабинете у Босса Порогин стал немного приходить в себя. Дурдом, а в особенности профессор, подействовали на него как тепловой удар.

Босс, надувшись, вытирая пот со лба, внимательно слушал только что зафиксированную Порогиным беседу с профессором.

– С ума сойти можно, – наконец вымолвил он, – тут без пол-литра не разберешься. Ахинея какая-то. Послушай, Порогин, чего это он тебя все время деточкой величал? Пидер, что ли?

– Похоже на то, – страдальчески улыбнулся Порогин, – и еще, по-моему, он ненормальный.

– Ненормальный он или нет, – нравоучительно вставил Босс, – а вот в нашем карцере ему побывать не мешает. Слышали эти крики? Вот садист. Я бы ему показал "научная электрошоковая терапия".

Потом Босс рассмеялся и, хлопнув Порогина по плечу, сказал.

– У них там электрошоковая, а у нас уксусная терапия. Ты свободен, деточка.

Часть III.

НЕЗНАКОМКА.

"По вечерам над ресторанами...

... дыша духами и туманами

Она садится у окна".

А. Блок.

Вечером Порогин смотрел телевизор. Сынок и супруга блаженно посапывали в постели. Порогин ухмыльнулся, когда на экране появилась широкая юбилейная физиономия Босса, который роскошно улыбаясь, давал очередную сводку в разделе "Криминальные новости". Эта часть называлась: "Маньяк в нашем городе". – Все путем, ребята, – подмигнул Босс с экрана, – мы уже напали на след убийцы. Думаю, ему немного осталось дышать воздухом живодёрства. Так что будьте увер:

Порогин с отвращением вырубил телевизор.

Он посмотрел на часы: было десять вечера. Порогину вдруг безумно захотелось напиться. Он мертвым взглядом проехал по безмятежно спящим членам семьи и, проверив бумажник, направился в ближайший кабак, который находился в ста шагах от его дома. Быстро преодолев это пространство, он открыл светло-голубую дверь с неоновой надписью наверху: Ресторан "ВОЛНА" (для избранных). Порогин как раз и был тем самым избранным. Он молча миновал поклонившегося ему швейцара и, усевшись напротив стойки, указал бармену на бутылку коньяка.
Потом он с маху хлобыстнул стакан коричневой вулканической жидкости и, переведя дыхание, остановился взглядом на сидевшей рядом уже немолодой женщине. Она, раскорячив свои кривые волосатые ноги, вдруг улыбнулась ему.

– Угости сигаретой, Дюймовочка, – прохрипела она.

Порогин хотел ответить, что у него нет сигарет, но из беззубого рта вырвались какие-то жалкие, шепелявые звуки.

– Боже во Христе, – вырвалось у кривоногой дамы, – неужели Мэри? Только не перебивай и дай хоть словечко вымолвить. Вижу, вижу, откуда ты, парень. Заклинаю, спаси меня от него. Только я одна знаю все его дьявольские тайны.

Почувствовав, что алкоголь начинает действовать, Порогин придвинулся поближе к незнакомке и выплеснул ей в стакан оставшиеся полбутылки. Особа лихо влила коньяк в свое горло и начала сбивчивый, удивительный рассказ.

– Как же, как же, сразу догадалась, он и тебя, значит, зубодерами. А, наверное, он и еще кое-что с тобой сделал. Понимаю, очень неприятно, когда чувствуешь в своей заднице включенную электропилу. Ничего, это он тебя еще пощадил. Дай слово, несчастный юноша, что ты прежде, чем я тебе расскажу о нём, посадишь меня на время куда-нибудь, к вам в карцер, потому что, – понизила она свой хриплый голос, – он обещал этой ночью замочить меня.

– Кто? – зашипел все еще ничего не понимающий Порогин.

– Да Мэри же, Мэри, – женщина, раскачиваясь, продолжала свой хаотический рассказ.

– Он еще малюткой был выродком: ножки, ручки – маленькие, кривые, но необычайной, нечеловеческой силы. Он так однажды двиганул своей ножкой по голове матери, что до сих пор бедняжка доживает свой век в сумасшедшем доме. Но главное в Мэри была не сила, и не огромных размеров член, который наводил ужас на всех домочадцев; у него были длинные и кривые, как у гориллы, зубы. Да и личиной своей он напоминал самого дьявола. Однажды набожная старуха, которая присматривала за ним в отсутствие родственников, вырвала клещами его жуткие зубы.

"Следствие религиозной экзальтации," – подумал Порогин.

– Но вот прошло тридцать пять лет после того случая, Мэри стал жестоко мстить. А жертвами он, конечно, же, избирал набожных старух – одуванчиков. Боже, Боже мой! Да ты и сам бы мог об этом догадаться. Вы все сбились с толку от того, что нет никаких следов, улик, или свидетельств. Это тоже немудрено: вы не знали, с кем столкнулись... Теперь слушай меня внимательно, начальник. Я, лично, была его любовницей, – женщина всхлипнула. – И как я терпела, как я терпела! И все это потому, что боялась его. Может быть с обычным смертным я поступила бы иначе.

Порогин удивленно воззрился на свою собеседницу.

– Но ведь Мэри – не обычный смертный. Это Сатана, оборотень, он свободно может перевоплощаться в разных животных, в основном, в кошек. Кошки – это его любимые животные.

Его не берут ни пули, ни нож, ни огонь, ни вода, в общем, – выдохнула незнакомка, – я, я одна знаю секрет его жизни. И сейчас я тебе о нем расскажу, но сперва возьми адрес, где живет Мэри.

Женщина быстро что-то чиркнула на листке бумаги и передала Порогину.

– Ну, а теперь слушай главное, – вдруг женщина осеклась и поморщилась – Ой, – сказала она, – приспичило, я мухой.

Шатаясь, она поднялась и заторопилась в сторону туалета.

Порогин развернулся и стал наблюдать за ней в большое зеркало у стойки, которое охватывало всю залу бара. Он судорожно переваривал только что услышанное им: "Не человек, оборотень, кошка... стоп!.." Вдруг он вздрогнул, увидев, как в дверь дамского туалета прошмыгнула всклокоченная худая кошка. "Откуда она здесь?" – Порогин тряхнул головой и стал соображать далее:

"Ну, если мы имеем дело с оборотнем, ни о каких уликах, тем паче следах, не может быть и речи. Нет-нет, все это похоже на банальную мистику, на пьяный бред. Однако интересно дослушать эту ненормальную до конца. Во всей этой дьявольщине есть что-то, и, потом этот адрес, – Порогин быстро скользнул по нему глазами, – Затонская 16:

Неожиданно спокойную атмосферу бара разрезал душераздирающий вопль, который вырвался из женского туалета.

Раздвигая толпу руками, и на ходу показывая удостоверение, Порогин шагнул в дамский туалет. То, что предстало перед его глазами, было воистину ужасно: его недавняя собеседница была втиснута головой в пасть толчка. Да, это сделал человек необычайной физической силы! Туловище жертвы было смято, точно кукольное. Были сломаны и размозжены ключицы, а раздавленная голова покоилась в отходном отверстии.

На цепочке сливного бачка вместо ручного набалдашника, висел вырванный с корнем язык, а на полу, зловеще поблескивал металлом, валялись здоровенные клещи-гвоздодеры...

ЧАСТЬ IV.

ЗАХВАТ.

"И залпы тысячи орудий

Слились в протяжный вой."

Миша Лермонтов.

В два часа тридцать минут четыре машины неслись по сонному городу, по адресу: Затонская 16. В первой легковой машине с мигалкой находились Порогин и Босс. Три другие военизированные машины были битком набиты отпетыми головорезами. Оружие они держали наготове, всматриваясь по-волчьи в ночную тьму.

Дело было ясное – эти люди шли на риск, риск такого размера, что сомневаться было нечего: они ехали в горло самого ада. Видимо, преступник, которого они хотели захватить, или обезвредить, обладал далеко незаурядными качествами и способностями.

– Не знаю – говорил Босс, – последнее время я тоже стал суеверным и сентиментальным. Все перевариваю то, что ты мне рассказывал, Порогин: мм-да.

– Думаю, – продолжал Босс, трясясь на сиденье, – мы правильно сделали, что прихватили с собой ребят. Сейчас мы возьмем это чудовище. Как там его – Мэри, что ли? Только в одно я не могу поверить – в этих кошек и оборотней. Сейчас ты увидишь, как этот мытарь сделается в наших руках мягким, напуганным школьником, ну, вроде твоего сынишки... Стоп, кажется, приехали. Выключить фары, – распорядился Босс по рации.

Дом, и которому причалили блюстители порядка, представлял собой маленькое, покосившееся деревянное здание, однако с тяжелыми ставнями. Чуть поодаль стоял съежившийся сортир. Из-под ставень дома в ночной мрак пробивались желтые жала света.

В мгновение ока домишко был окружен тройным железным кольцом.

Порогин и Босс, держа на изготовке магнумы 44 калибра, тихо приоткрыли калитку, и тотчас дорогу им пересекла серая тощая кошка. Она завертелась волчком и вертанула по направлению к дому.

– Тьфу ты, дрянь примета, – выругался Босс, а Порогин вдруг почувствовал, что бледнеет. Ноги у него заходили ходуном.

– Да, Порогин, – остановился Босс, – мы с тобой люди романтические и сентиментальные. Эх, стихи бы нам писать, а не этим делом заниматься. Эй, ребята, валяй на приступ замка! – распорядился он.

Пятеро вышибал двинулись к входной, закрытой на засов двери. Один из парней стал пунктуально прикладываться к ней ногой, так, что задрожали за тяжелыми ставнями стекла.

– Кто там? – раздался за дверью робкий женский голос.

– Открывай, баба, милиция!

– Ну уж нет, – голос женщины сделался упругим, – он всю ночь занимается, а если кто его потревожит – башку свернет!

– Отдай нам своего мальчика, псина, а не то дверь высадим, – и дом вновь задрожал от страшных ударов.