Марина

… Потом я женился на своей канадке, уехал, завел дочь, мыкался от безденежья по Европе, и, в конце концов, попал в армию. Добровольно. За бабло. После этой своей глупости я шестнадцать лет непрерывно где-нибудь воевал, заработал два ранения, контузию, офицерский чин, шесть орденов и французский паспорт. Бабла – не заработал.

… Марина умерла через пять лет. Простудилась, осложнение на легкие, потом – на почки… Не вытянули… Но меня тогда не было в России: бегал где-то с винтовкой, болван.… Растерял все что мог, что имел – не сберег…

… Дорогой Леонардо, что касается моего случая, то я об этом вообще не скажу ни слова, потому что ее абсолютно ни с кем не сравнить, и мы еще не придумали ни одного слова, которое можно о ней сказать, если говорить не впустую. Восторженно. С улыбкой о невозможном. С сожалением о невозможном и утраченном. С грустью. С лицом человека, которого никогда не было, нет, и – не будет. Какая она? Обыкновенная. Но несравненная. Мокрая, соленая щека, невидимая в ночи тишина. Песня лет, мелодия жизни. И поздно говорить, сгорая. Но можно писать письма, каждый раз ставя в конце – прощай. И лежа над крутым песчаным обрывом в стоге сена, считать звезды и плакать от счастья и ожидания, вспоминать детство, похожее на можжевеловый куст в светлячках, на елку, увешанную немыслимой чепухой, и думать о том, что свершится под утро, когда умирают укушенные змеей. Ты пришла и сказала, что птицы живут золотые…

… Мой друг-афганец скоропостижно, как мать, ни с того, ни с сего, умер в июле 2012 года…

… Геологический герой прожил долгую жизнь и спокойно скончался в своей постели в 2007 году…

… Дедушка-профессор-генерал сгорел вместе со своей генеральской дачей в Кратово поздней осенью 1983 года…

Марина! Ты обязана открыть мне глаза на истину. Правду, и только правду, поднимите мне веки. Не бойся родная: я не закричу и не забьюсь в истерике, а будет так: неподвижная нижняя челюсть говорит об отсутствии чувств…

Нет, лучше вот как: крупный нос, плотно, смертельно сжатые губы. Все лицо грубосколоченное, а может быть грубовысеченное из белого с розовыми прожилками мрамора, лицо с беспощадными морщинами – следствие трезвой оценки земли и человека на ней. Тяжелый взгляд римского легионера, марширующего в первых шеренгах несгибаемого легиона. Доспехи, белый, отороченный мехом италийского пурпурного волка плащ. Шлем окроплен вечерней росой, медные и золотые застежки там и здесь затуманены, но вспышки близких и далеких костров, пылающих по сторонам Апиевой дороги, все же заставляют сверкать и латы, и шлем, и застежки. Все происходящее вокруг – призрачно, грандиозно и страшно, поскольку не имеет будущего.

Итак, правду и только правду, поднимите мне веки! Была ли ты на свете, моя радость, или я выдумал тебя, как и все сущее? Как ты вырвалась из темноты, из небытия, из безысходности, как ты смогла так страшно ранить мою душу?

… Такие дела…