Валерка и другие (поэма №2)

Черпака в очко оттрахал старослужащий солдат:

В жопу выебал, короче! Разобраться если, в зад.

Изнасиловал: А впрочем, Васька сам был виноват,

Что так вышло-получилось, – Ваську похоть подвела:

Как сироп, она сочилась там, в столовой: и цвела.

Эта похоть цветом пышным в туалете, когда там:

Оттого оно и вышло, – виноват был Васька сам!

И, пружинисто вставая – оттолкнувшись от узлов,

Член из жопы извлекая, словно спелую морковь.

Из политой щедро грядки, снисходительно Ашот.

Улыбнулся: "Всё, мой сладкий:", и – неспешно отошел.

Он от Васьки: голый, потный, оглянулся, говоря:

"Подмываемся, и – в роту: приторчал ты, что ли, бля?"

Кверху жопу поднимая, Васька тут же встал с узлов,

Ничего не отвечая: да и что сказать он мог?

Изнасилованный в жопу, торопливо он шагнул.

В душевую за Ашотом, – тот в улыбке растянул.

Свои губы: "Я, бля, кончил – отстрелялся: ну, а ты?

Не поверю, что не хочешь разрядиться: без пизды.

Иль без жопы подходящей трудно в армии служить.

Пацанам: а это значит, что хочу я предложить.

Разрядиться тебе тоже: время есть, и мы одни:"

Васька замер: это что же: захотел Ашот, чтоб с ним,

Старослужащим солдатом, насладился он, черпак?!

Ёлы-палы!"Если надо: – Васька тронул свой долбак,

Вниз свисающий сосиской, – я не против: я готов!"

Сладострастно хуй он стиснул, ощутив, как между ног.

Пробежал озноб горячий: Ай да дедушка Ашот!

Зачесалось в жопе, значит? Захотелось? Ну, а что:

Что особенного в этом? Это в армии он, здесь,

Выступает в роли деда! А по жизни – кто он есть?

Самый, бля, обычный парень, – Васька думал; в голове.

Мысли пулями мелькали: и, сжимая хуй в руке,

Васька думал: ну, конечно: что особенного, бля?

Выпрямляясь, хуй поспешно поднимался: и, сопя – на Ашота глядя – Васька улыбнулся: "Я готов:"

Ну, ещё бы! Разобраться непредвзято если, то:

В туалете с такой страстью представлял он, как Ашот.

Подставляет: педерастил его мысленно! И вот:

Ох, как, бля, сейчас засунет он, Василий, ему в зад!

"Молодец! Солдат без Дуни – импотент, а не солдат!

Ты, Василий, не стесняйся! Ты теперь мне как родной:

Время есть – облегчи яйца: Посмотрю я, как рукой.

Ты справляешь это дело: ну, чего стоишь? Вперёд!"

Облизнул Ублюдов нервно свои губы: а Ашот,

Подмывая свои яйца, Ваське лихо подмигнул,

Продолжая улыбаться: "Не стесняйся, Вася: ну!

В туалете ты так страстно ублажал себя рукой:

Окончание сеанса покажи мне! Хуй большой

У тебя, Васёк, смотрю я: настоящий, бля, боец!

Трахни Дуню этим хуем – засади ей свой конец:"

Бедный Васька! Невезуха пёрла танком на него:

"Я потом:" – сказал он глухо. "Василиса, ты чего:

Огорчить меня желаешь? О тебе ж забочусь я:

Как ты, бля, не понимаешь?! Да, не ценишь ни хуя.

Ты, Васёк, мою заботу: ладно, время не тяни:

Пальцы сжал – и за работу! Не стесняйся! Натяни.

На свой болт подстилку эту! Засади по яйца: бля,

Засади!" Ашот был дедом, а не просто парнем, – зря.

Раскатал Ублюдов губы – размечтался: Хуй стоял,

Словно каменный: "Ублюдов! Это мой приказ! Давай:

Ну!" – уже не улыбаясь, сузил вновь свои глаза.

Дед Ашот: и, понимая, что не деться никуда,

Васька глупо улыбнулся: хуй сжимая в кулаке,

Он зачем-то оглянулся, – он, конечно, не хотел.

Этим делом заниматься при Ашоте: а что мог.

Васька сделать? Отказаться? Не получится: и, вздох.

Подавив, черпак Ублюдов сжал привычно в кулаке.

Напряженный хуй, – залупа полыхнула, как в огне:

Два солдата: оба голы, потому как в бане – так:

Но стоял у Васьки колом залупившийся долбак,

И: сжимая ягодицы – на Ашота глядя, он,

Заниматься онанизмом стал с сопеньем, – кулаком.

Васька двигал: и ходила взад-вперёд рука его:

И – приятно Ваське было, – с интересом на него,

На Ублюдова, взирая, в стороне стоял Ашот,

Машинально разминая хуй свисающий: И вот

Так прошла одна минута, и другая – за ней вслед:

Мастурбировал Ублюдов, представляя: Дуню? Нет!

На Ашота глядя, Васька, изнасилованный в зад,

Тоже: тоже педерастил незадачливый солдат:

Трахал мысленно Ашота, благо тот был на виду, – кулаком Васёк работал, представляя не пизду,

А очко: в очко тугое Васька мысленно вгонял,

На Ашота глядя, – голый, перед ним Ашот стоял,

И – "картинку" для сеанса было лучше не сыскать:

Онанизмом занимался с упоением солдат!

Так прошла еще минута, и за ней – еще одна:

Между ног горячим зудом колыхнулась вдруг волна, – васька дёрнулся всем телом, ноги судорожно сжав:

И – выстреливая спермой, рот открыв, не удержал.

Стона сладкого: и сразу за струёй – ещё струя! – содрогаясь сладострастно, разрядился Васька: бля,

Нехуёво отстрелялся – "натянул" Ашота в зад! – в один миг облегчил яйца незадачливый солдат!

И легко и пусто стало на душе в Васьки: и – злоба черная пропала, и от Дуниной любви.

Между ног даже болело, – так приятно было, бля:

Сперма Васькина белела, словно длинная сопля,

Под ногами у Ашота: "Молодец! – сказал Ашот,

Подмывая свою жопу. – Кончил, Вася, хорошо!

Вырывался да ломался, словно девочка: а сам.

На "отлично" отстрелялся! Настоящий, бля, пацан! – громко фыркая под душем, подмигнул Ашот. – Не стой,

Подмывайся, да получше: не стесняйся! Я с тобой,

Может быть, после отбоя покайфую, бля, еще:" – и Ашот, под душем стоя, рассмеялся: Вот и всё!

Замкомвзвода Саня трахал Ваську в жопу: теперь вот:

Появился новый пахарь, – будет драть еще Ашот:

Шли в казарму два солдата: посмотреть со стороны – шли обычные ребята, только в форме: а штаны.

Если снять с них – а на деле? А на деле – всё не так!

Был апрель, и вечерело, – рядом с дедом шел черпак,

Изнасилованный дедом: и не геи оба, нет!

Натуралы: то есть это – дедовщина, – вот ответ!

На узлах в солдатской бане без какой-либо любви:

Словом, ясно!.. А что Саня? Что Валерка? Где они?

А они: они в каптерке! На подхвате салабон:

То пилу даст, то отвёртку, то подержит что-то: он.

Успокоился: не прятал взгляд от Сани, не краснел:

Юность: Армия: Солдаты: Вечерело, между тем:

Приближалась баня: В бане все помылись уже: и,

Замирая, думал Саня о превратностях любви:

"Геи", "гомосексуалы", "голубые": сколько слов!

"Гомофобы", "натуралы", "пидарасы": мир таков,

Что без секса невозможно, – секс присутствует везде!

Есть для плоти мужеложство: а когда – душа в огне?

А когда – в душе бушует лава огненная? Что – называть любовь такую извращением? Смешно!

Но смешно тому, кто любит: а Валерка? Если он,

Не задумавшись, осудит?! Это будет не облом – это будет катастрофа! И не важно, что ты дед:

"Поработали неплохо, – улыбнувшись, посмотрел.

Замкомвзвода на Валерку. – На сегодня хватит: да?

Час остался до поверки: пошагали?" И – "куда?" – не спросил Валерка Саню, ибо знал он: думал сам.

Со смятением про баню, потому как: если там.

Вдруг эрекция возникнет? В бане – голые, и скрыть.

Не получится: увидит замкомвзвода: хуй стоит.

У него, у салабона, и: подумает – о чём?

Шел Валерка в баню, словно на Голгофу: ведь вдвоём.

Они будут сейчас в бане, и: подскочит если член – что подумать может Саня, видя это? Между тем,

Разве он, Валерка, хочет, чтобы Саня его: нет!

Он не девка! Но подскочит если вдруг: а Саня – дед,

И увидит Саня это, и: что дальше? Он решит,

Что Валерка: что он педик: хуй поэтому стоит:

Ведь не может без причины хуй подняться! Просто так.

У нормального мужчины не подскочит вверх долбак:

Что же делать? Как отвлечься, чтобы в бане: чтобы там.

Хуй не вздыбился, как свечка? Между тем, была весна:

Шли они – шагали – в баню. Саня что-то говорил,

А Валерка – как в тумане: и в тумане Саня был:

О, весеннее томленье! О, желание любви!

Разве это извращенье?!. Два солдата в баню шли:

И при этом думал каждый об одном и том же: ох,

Ещё шли, а хуй у Саши уже встал: и между ног.

У Валерки всё гудело, – у Валерки тоже встал!

Ёлы-палы: что, бля, делать?! Как в тумане, он шагал.

Рядом с Саней, и в кармане у него была рука, – шел Валерка, прижимая хуй к ноге: в штанах пока,

Скрыть нетрудно возбужденье, – в бане этого не скрыть,

И в душе росло смятенье с каждым шагом: как же быть?

В бане было пусто, гулко – непривычно было: и,

Повернувшись к Сане втулкой, то есть задом, приспустил.

С себя брюки торопливо сероглазый салабон:

В две секунды снял, что было из одежды, и – бегом.

В душевую устремился, ничего не говоря,

В три секунды парень скрылся, хлопнув дверью! И хотя.

Озадачен был немного замкомвзвода Иванов,

Но – судить Валерку строго он, конечно же, не мог:

От горячей сладкой муки сердце плавилось в груди:

Замкомвзвода вынул руки из карманов: вынул – и,

Оттопыриваясь шишкой, приподнялись брюки: ох,

У влюблённого мальчишки всё гудело между ног!

Да, мальчишка! Замкомвзвода он, конечно, и сержант,

И без малого два года прослужил уже: всё так!

Только что всё это значит, если по уши влюблён?

Дед, салага: бред собачий! Есть Валерка, и вдвоём.

Они здесь, и твёрдой шишкой оттопырились штаны:

Не солдаты, а мальчишки! Просто парни.

Пацаны.

А ещё – весны томленье: а ещё: ещё – любовь!